День посреди океана. Из записок моряка

Утром, как всегда, меня разбудил зычный, хорошо поставленный командный голос старпома: «Доброе утро, сегодня 15 февраля, судовое время семь часов, температура воздуха 31 градус, температура воды 29 градусов, команда подъем!». Каждый раз я удивлялся, как это можно во время собачьей вахты сохранить столько свежести и энергии. Ведь потому вахту старшего помощника капитана называют собачьей, что она начинается в 4 часа ночи и кончается в 8 часов утра. И если рейс длится 175 дней, значит именно столько ночей старпом заступает на эту вахту, и тут ничего не поделаешь: распределение вахт не в силах изменить даже всесильный капитан, потому что вахта является неотъемлемой частью занимаемой должности: если ты третий штурман, то тебе дается самая легкая вахта: с 8 вечера до нуля, если ты дослужился до второго штурмана, у тебя уже вахта потруднее: от нуля до четырех часов утра, ну а если ты старпом – вот тебе собачья вахта. Ну а вторая вахта  уже проистекает из первой:  для третьего штурмана от 8 утра до полудня, для второго – от полудня до четырех и так далее. 

north-sea-49569_1280.jpg

А еще я долго привыкал к понятию «судовое время». Оказывается, капитан который на судне бог и царь, не только командует всем экипажем, может поощрять и наказывать своих  подопечных вплоть до того, что он имеет право уволить проштрафившегося моряка и  отправить его домой на попутном судне, но он еще командует временем. В зависимость от того, на какой долготе находится его корабль, он назначает судовое время, причем зачастую бывает, что встречаются в море  два судна, и на одном из них время на час раньше, а на другом – на час позже, и все это - на усмотрение капитана. 

Итак, сегодня 15 февраля… это уже четвертый месяц рейса. Вот уже несколько недель наш тунцеловный сейнер старательно утюжит бесконечные просторы южного полушария в поисках косяков тунца, и безрезультатно. Когда-то Магеллан жаловался, что плыл по Тихому океану 60 суток, не видя земли. Так что сказать нам, экипажу сейнера, который уже более 100 дней не видел ничего, кроме нескольких крошечных атоллов? Разве что иногда далеко на горизонте появится силуэт танкера или транспортного рефрижератора – и снова голубая пустота…

Здесь, в море жизнь протекает совсем в ином измерении, нежели в том привычном мире, который остался на берегу, за много тысяч миль. В длительном промысловом рейсе даже такие понятия, как пространство и время настолько вывернуты и переосмыслены, что сам Альберт Эйнштейн безнадежно развел бы руками, пытаясь выразить время и пространство общепринятыми земными мерками.

Время в море – понятие чрезвычайно относительно и полностью зависит от успеха промысла: если рыба ловится, недели и месяцы мелькают, как секунды на электронном табло во время соревнований спринтеров. Нет рыбы – время застывает, и, кажется, нет  таких сил,  которые смогли бы сдвинуть его с места. 

И с пространством у моряков тоже очень сложные отношения. Со стороны кажется, что перед мореплавателем широко распахнут земной шар, что перед ним, как в калейдоскопе, непрерывно сменяются изображения неведомых островов, сказочных стран, коралловых рифов и атоллов с пальмами. Но все это появляется лишь иногда, а в основном  моряки видят вокруг себя одно и то же: безбрежную синь океана, безоблачное небе, равнодушно взирающее с высоты раскаленное солнце.

И так в течение всего тропического рейса: изо дня в день один и тот же освященный традициями распорядок дня, одни и те же лица, механизмы, помещения. В этом унылом однообразии любая мелочь, любой новый предмет или явление вызывает интерес: вспорхнула ли стайка летучих рыбок, проплыло ли мимо бревно, села ли на мачту птичка – зрителей хоть отбавляй. Ну а если в море повстречалось другое судно или на горизонте появились окутанные туманной дымкой острова – это уже значительное событие.

И я затрудняюсь сказать, у кого более насыщенная событиями жизнь: у скромного служащего, который ежедневно в 8 часов утра , дожевывая на ходу бутерброд и привычно поцеловав жену, спешит на работу, садится за свой канцелярский стол и целый день перебирает какие-то скучные бумаги, или у лихого штурмана, который обошел весь земной шар во всех возможных направлениях, десятки раз пересекал экватор и побывал в портах с завораживающими названиями: Манила, Монтевидео, Санта-Крус.

Действительно, при всей романтике морской жизни в океане слишком много буден – невероятно тягучих и лишь слегка подслащенных сознанием, что ты сейчас где-то в районе Мадагаскара или Новой Гвинеи, хотя эти земли невозможно увидеть даже в самый сильный морской бинокль. А праздников, ярких событий в море мало. Да и само понятие о праздниках весьма своеобразно. 

Например, в море не существует выходных дней. Для моряков, чья служба связана с несением вахт (штурманы, механики, рефмеханики и т.д.)жизнь представляется в виде унылого конвейера: 4 часа вахта, 8 часов отдых (если не вызовут на подвахту для участия в промысловых операциях), 4 часа вахта, 8 часов отдых и так весь рейс «от звонка до звонка» без праздников и выходных: ведь и в новогоднюю ночь , и в чудесный морской праздник пересечения экватора кто-то должен вести судно по курсу, следить за работой двигателя, ловить рыбу.

У других членов экипажа, не связанных с несением вахт, теоретически существует рабочий день, но у рыбаков это понятие чисто условное. В самом деле, сегодня рыба пожелала пойматься утром, завтра под вечер, потом неделями, а то и месяцами полнейшее безрыбье, а потом решила перейти на непрерывное попадание в рыбацкие сети. Вот и приходится приспосабливаться: люди то неделями слоняются по палубе, читают детективы, пересматривают одни и те же фильмы, плетут мочалки и авоськи, то сутками не покидают палубу. Забежит моряк в каюту, упадет обессиленный, не раздеваясь, на койку, а через два часа его снова поднимают – выливать очередной улов.

Что еще поражает новичка в этом удивительном, причудливо вывернутом мире – это непостижимое сочетание трудностей, опасностей и… беззаботности. В самом деле, жизнь моряка наполнена тяжелым физическим трудом, требует полной отдачи нервов, сил, воли. Здесь мало работать хорошо, мало делать всё, что от тебя зависит, надо делать сверх того всё, что потребуется. Здесь невозможно что-то выполнить «на авось», невозможно что-то забыть, потому что от качества твоей работы зависит не только успех рейса, но и твоя собственная жизнь, жизнь твоих товарищей и всего корабля в целом.

Ко всем трудностям, связанным с характером выполняемой работы, с постоянным риском и подстерегающими на каждом шагу опасностями («море есть море» - говорят профессиональные рыбаки) добавляются еще большие психологические перегрузки, вызываемые тоской по дому, берегу, семье, противоестественным длительным пребыванием в ограниченном пространстве.

А с другой стороны, жизнь в море донельзя проста и бессуетна.  Рыбаку не нужно ходить или ездить на работу (вышел на палубу, поднялся в рубку, спустился в машинное отделение – вот ты и на рабочем месте).  Ему не нужно заботится об одежде, пище, развлечениях – все это ему «положено», не нужно выполнять домашние обязанности, толкаться в городском транспорте или в автомобильных пробках.

Может быть, в силу такой противоречивости моряк всегда находится в состоянии некоей душевной раздвоенности: не успеет судно выйти в рейс, уже через пару недель моряк начинает тосковать по берегу, по домашнему теплу, детскому смеху, запаху зелени, которого так не хватает в море. А еще через месяц ему уже не достает даже городского шума, сутолоки на улице, бытовых забот и хлопот. Зато когда судно возвращается в родной порт, уже через пару недель ему уже не хватает безмятежного синего моря, спокойной, размеренной жизни, ласковых волн, плавно и равномерно ударяющихся в борт сейнера.

Итак, шел четвертый месяц рейса, сотня дней-близнецов, похожих друг на друга как две капли соленой морской воды, и второй месяц потрясающего, убийственного безрыбья. Как большинство членов экипажа, я в полную силу позанимался утренней зарядкой с использованием всего спортивного инвентаря и конструкций судна: гирь, гантелей, трапов, балок шлюпочного устройства, после чего была выполнена чисто морская водная процедура: моряки из шланга   под очень сильным напором обливали друг друга соленой морской водой.

Тем временем по трансляции прозвучал тот же самый зычный голос старпома: «Судовое время восемь часов. Команде завтракать».

Надо сказать, что утренняя трапеза на судне более чем скромная: бутерброд с колбасой или сыром и чай, и в этом еще раз сказывается морская жизнь, где все наоборот. Все мы помним восточную мудрость: завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу. Здесь же после скудного завтрака в 11.30 следует нормальный обед, в 16.00 вечерний чай, а в 19.30 до неприличия плотный ужин, точнее второй обед с первым, вторым блюдами и с десертом. И никакие научные обоснования не в силах противостоять этой стойкой флотской традиции.

Начался очередной рабочий день. В «воронье гнездо» (специальная наблюдательная будка, сооруженная высоко на мачте) вскарабкался очередной наблюдатель, который через специальный оптический прибор будет искать косяки тунца. Второй наблюдатель поднялся на крышу рубки. Вахтенный штурман и капитан тоже внимательно осматривают акваторию, чтобы не пропустить желанную цель. А вот на палубе – чисто деревенская идиллия: сидят бородатые мужики, греются на ласковом утреннем солнышке, занимаются каждый своим делом и иногда обращаются друг к другу, причем только по отчеству: «Кузьмич, подай кувалду» или «Никитич, подсоби».

А работы, даже при отсутствии рыбы, хватает: чинят сети, наращивают тросы, очищают от ржавчины металлические поверхности. Главным и неиссякаемым работодателем на судне при отсутствии рыбы является боцман по прозвищу дракон. Это прозвище связано с тем, что у боцмана очень трудно что-то выпросить, даже если это нужно по делу. На, попробуй быть другим, если снабжение дают в обрез - ровно столько, сколько положено, а в море в магазин или на склад  не сходишь, и рассчитывать приходится только на сэкономленное и до срока припрятанное хозяйственное добро. И тем не менее,  от клички «дракон» ни один боцман не в силах избавиться. А  вы бы видели, как протекает встреча двух боцманов, когда в море встречаются два судна. Начинается долгий разговор о морских дефицитах и о возможностях обмена необходимыми материалами и инструментом. И сколько нужно житейской мудрости, хитрости и иезуитского коварства, чтобы выведать, какими  богатствами располагает вторая договаривающаяся сторона, и при этом утаить свои заветные дефициты. В конце-концов оба боцмана совершают разнообразные обмены и расходятся в полном удовлетворении от того, как им удалось обмануть друг друга. Уважаемые руководители министерства иностранных дел! Если у вас проблема с высококвалифицированными кадрами, обратитесь к нашим боцманам - лучших дипломатов и переговорщиков вам не найти. 

Кстати, не только у боцмана есть свое прозвище. Так же, как вахты, определенные члены экипажа получают свои прозвища вместе с занимаемой должностью. Ну понятно, что кэп – это капитан, чиф – это старший помощник (от английского chief officer), но вот почему-то старшего механика непременно называют «дед», хотя в моей морской жизни встречались старшие механики, которым было 30 и даже 28 лет. Видимо, это связано с тем, что в старые времена на эту должность назначали очень опытного, солидного по возрасту человека. Отсюда – дед. Но даже самому молодому старшему механику никогда не придет в голову обижаться на это прозвище – ведь это дань уважения к его опыту,  знаниям, умению вовремя поставить диагноз, если  вдруг отказала какая-то машина  -  ведь на постороннюю помощь в море рассчитывать не приходится.

Кстати, и наш дед сидит на палубе рядом с матросами и плетет какую-то замысловатую бесконечную мочалку, и это действует на экипаж очень положительно: если дед плетет мочалку, значит, все машины и механизмы работают исправно. А если дед двое суток не вылезает из своей машинной преисподней, значит, что-то случилось, и  он вместе с другими механиками возится со своим оборудованием. Нет, пусть он лучше сидит на палубе и плетет 

свою мочалку..

Как и в предыдущие дни, ни одного косяка тунца не было обнаружено, прошел, а точнее прополз очередной рабочий день с перерывами на обед и вечерний чай, и к шести часам вечера большинство членов экипажа за исключением вахтенных, окончило свои служебные дела. Над океаном повеяло вечерней прохладой, над палубой зажигаются яркие светильники. Один за другим выходят «в свет» моряки в свежих рубашках, в отутюженных «парадных» шортах, чистые, свежевыбритые и рассаживаются за деревянными столами, предусмотрительно сколоченные боцманской командой во время перехода на промысел.

По кругу идет пачка сигарет, и начинаются неторопливые многочасовые  беседы – нехитрые рыбацкие посиделки. О чем здесь только не услышишь в этом импровизированном дискуссионном клубе посреди океана: о международном положении, о жизни папуасов, о портах, в которых удалось побывать участникам беседы, о происхождении жизни на земле и о далеких галактиках – на любом судне непременно обнаружится эрудит, знающий решительно все и обо всем. Но чаще всего в такие вечерние часы моряки занимаются «травлей», то - есть рассказывают такие байки, в которых невозможно отличить правду от вымысла. Тут тебе расскажут про корову, которую для перемещения из пункта А в пункт Б привязали за рога к вертолету, и про рыбу чудовищных размеров, которую рассказчику довелось выловить, и про необыкновенную любовь на экзотическом острове. Чушь несусветная, но слушают все с самым неподдельным интересом и охотно, от всей души смеются, когда увлеченный рассказчик заливает что-то особенно сногсшибательное.

Когда я впервые попал на судно, я не мог понять, почему эти здоровые взрослые люди могут так самозабвенно и так долго предаваться пустопорожней болтовне, в которой найти смысл подчас труднее, чем обнаружить косяк тунца в океане. Позднее я нашел этому объяснение. В научно-фантастических романах авторы  вводят своих героев-звездолетчиков в состояние анабиоза, чтобы не подвергать космических путешественников самому тяжелому испытанию – испытанию временем. Близкое к состоянию анабиоза иногда в часы отдыха и моряки во время длительного рейса. Послушает моряк десяток историй, которые легко входят в одно ухо и выходят в другое, сам наговорит с три короба, насмеется, насмешит других, глядишь - и еще один вечер прошел.

Где-то заполночь  моряки разошлись по своим каютам, а я направился в свой излюбленный уголок, на нос сейнера, где меня никто не видит, и где я вглядываюсь в ночной океан, пытаясь понять его, разгадать его тайны.  Океан… трудно представить себе что-то более прекрасное и величественное. Когда океан спокоен. Он напоминает статую античного Геракла: он полон красоты, гармонии и скрытой силы.

Океан прекрасен в любое время суток. Он удивителен ранним утром, когда из-за горизонта выкатывается багровый солнечный диск, расцвечивая воду бесконечными оттенками голубизны.

Океан великолепен днем, когда солнце достигает зенита, и переливы красок тоже доходят до кульминации. Кажется невероятным это хитросплетение лазурных, синих, голубых, лиловых тонов и полутонов, которые окружают тебя со всех сторон, и ты чувствуешь себя пленником, заключенным в хрустальную сферу, нижняя половина которой отлита из неправдоподобно чистой воды, а верхняя – из столь же чистого и прозрачного небесного вещества. Здесь, посреди океана, ты остро ощущаешь богатство и колдовскую силу палитры природы, которой не дано владеть ни одному, даже самому гениальному художнику.

А как красив океан во время полного штиля, когда нет даже мертвой зыби, нет ни малейшего ветерка, способного хоть чуточку всколыхнуть застывшую в немой неподвижности воду. В такие минуты океан напоминает свежещзалитый каток с матовой темно-лиловой поверхностью.

Ну а сейчас, ночью океан кажется просто волшебным. Небо освещено яркими звездами, образующими непривычные созвездия Южного полушария. Луна в этих широтах выглядит не серпом, а легким серебристым челноком, плывущим по черному небосводу. Лунный свет падает на поверхность воды, в которой то и дело вспыхивают голубые светлячки фосфоресцирующих огней. Таков океан в покое.

А в гневе океан страшен. Человек, этот мудрый и, казалось бы, всесильный властелин планеты, сразу молодеет на несколько тысяч лет и превращается в древнего беспомощного мореплавателя на утлой лодке, который решительно ничего не может противопоставить разбушевавшейся стихии. Единственное, на что способен властелин земли и покоритель космоса – это терпеливо ждать, пока его величество Океан не сменит гнев на милость.

Как часто океан в порыве неукротимой ярости напоминает людям о своей всесокрушающей силе! Сотни и тысячи погибших кораблей, затопленные острова, разрушенные города, поверженные небоскребы, вырванные с корнем вековые деревья… И, пожалуй, нет такого моряка, даже самого бывалого, просоленного морского волка, который бы не испытывал страх перед морем. Я навсегда запомнил слова одного старого капитана рыболовного траулера в самый разгар страшного тропического шторма: «Океан не мальчик, его не приласкаешь». К океану невозможно привыкнуть, его нельзя не бояться, но… и нельзя не любить!