Пьеса хрестоматийная. В учебниках называется «бессмертной комедией». Слово «комедия» можно поставить под сомнение, уж больно драматична ситуация: умник-одиночка приезжает в Москву и тем же вечером, отринутый любимой девушкой и затравленный «светской чернью», ее покидает. И это называется комедией.
Итак, жанр оставим под вопросом. Но вот слово «бессмертная» явно на месте.
Пьеса, как я понимаю, ТИПОЛОГИЧЕСКАЯ, то есть приложима к любой эпохе российской истории. Разве что периоды революций и войн следует из этого списка исключить.
Типология уже в выборе места действия.
Автор делает местом действия не столицу – Санкт-Петербург, город чиновный, пропитанный «немецким» бюрократическим духом, а Москву-матушку, сердце российской национальной общности и языка, с ее хлебосольством, с ее чисто русскими традициями (ярмарка невест) и пристрастиями (к балам и увеселениям), с московскими барами-тузами (типа Фамусова), кремневыми барынями (типа Хлестовой) и кисейными барышнями (выводок княжон Тугоуховских), а также разнообразными чудаками (типа зловещего Загорецкого и пустейшего Репетилова).
Ситуация также типовая. В доме невеста на выданье. Туда ездят «женихи» (Скалозуб), там устраивается бал. За любовь девушки борются несколько персонажей, автор проверяет их на «истинность». А бал дает возможность показать вереницу типажей, завсегдатаев такого рода увеселений.
«Про язык не говорю, половина войдет/вошла/в пословицу». Это Пушкин предсказал.
На днях посмотрела по КУЛЬТУРЕ телеспектакль по «Горе от ума», поставленный Сергеем Женовачем в 2000 году.
И диву далась, как СОВРЕМЕННО все что в ней говорится о людях и обществе. Вспомнила, что пьеса написана в годы, предшествующие декабристскому бунту, а ее действие приурочено примерно к 1822 году – всего за три года до восстания.
Не оттого ли и сегодняшний момент напоминает тот? Все же все чувствуют, что что-то нависает, зреет какое-то потрясение, возможно даже, потрясение основ...
Нет, Чацкий у Женовача не декабрист, то есть не член тайного общества. Он «либерал», либерал-одиночка, исповедующий западные ценности, при этом остающийся патриотом в вопросах сохранения языка и национальных обычаев.
Собственно, таким был и сам Александр Сергеевич Грибоедов, хотя и заподозренный правительством в причастности к декабристской организации, но, по всей видимости, в ней не состоявший и «вчистую оправданный».
Другое дело, что декабристами были его друзья, он варился в котле общих вольных разговоров...
Сегодня вполне можно представить на месте Чацкого эдакого Егора Жукова. Молодой человек, студент, хочет, чтобы в его стране правил закон, критикует власть и верхний слой, иронизирует над «силовиками» и «судьями»...
При этом он никакой не «революционер», не «диссидент». Просто его взгляды стали уже взглядами очень большой части общества, мечтающей о переменах.
Несколько слов о постановке. Как всегда в Малом – с прекрасными костюмами (Оксана Ярмольник), замечательно решенным интерьером – особенно хорошо смотрится в сцене разъезда гостей зеркальное окно с горящим над ним светильником (художник Александр Боровский), с великолепно проработанными эпизодами, вместившимися в два нормальных действия вместо четырех.
Хороша музыка – мы слышим то фортепиано, то виолончель, то целый оркестрик, играют самого Грибоедова и его современников и именно тогда, когда нужно зарядить или разрядить обстановку...
Итак, Чацкиий (Глеб Подгородинский) в этом прочтении – влюбленный, и настолько, что даже лишается своей наблюдательности и отчасти ума.
Трудно предположить в его «предмете» хоть какое-то чувство к нему, зато едкие замечания по своему поводу и похвалу сопернику Молчалину – он или пропускает мимо ушей, или трактует как притворство. Что называется, перемудрил, или как сказано у Грибоедова, «ум» оказался «с сердцем не в ладу».
Строгая, с изящной головкой (как тут не вспомнить чеховскую «змею в овсе»?) Софья в исполнении Ирины Леоновой прямо-таки ненавидит «либераста», зато «бессловесный» покладистый Молчалин вполне в ее духе.
И я соглашусь с едким Чацким, что в планах у Сонюшки вполне может быть муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей. Вполне возможно, что идеалом ей видится Платон Михайлович, превращенный женой чуть ли не в комнатную собачку... Прекрасная роль богатыря и красавца Дмитрия Кознова! (жена Татьяна Короткова).
Что до Молчалина, то актер (Александр Вершинин) не делает его антагонистом Чацкого, как скажем в исполнении Кирила Лаврова в известной постановке Товстоногова в БДТ 1962 года . Как помним, Юрский-Чацкий сыграл в той постановке Нового человека, Революционера, в то время как Молчалин–Лавров агрессивно ему оппонировал.
В прочтении Женовача антагонизма между ними нет, слишком несопоставимы фигуры. Молчалин веселый, круглолицый мОлодец, с приятной улыбкой, его «чернота» - лицемерие и подлость – скрыта за благопристойной внешностью, а карьеризм и подхалимство – чего и скрывать? Это черты достойные, в департаменте все такие.
В спектакле бесспорно два бенефициара - это Юрий Соломин, играющий Фамусова, и великолепная Элина Быстрицкая – Хлестова. Уже случалось писать, что Хлестовой добавили слов из черновой редакции, так что роль весьма разрослась, да и актриса играет свою «молодящуюся хлесткую «старуху» с таким азартом и с такой силой, что та становится едва ли не модератором «общественного мненья».
А уж хороша! Но идеологическим столпом этого московского круга, естественно, выступает Фамусов-Соломин, воплощение развращенного, хитрого и циничного вельможи, живущего исключительно для себя и своих прихотей.
На службе окружил себя родственниками, не утруждает себя делами (подписано – так с плеч долой), груб с низшими, льстив с имеющими чины, лицемер, ставящий себя в пример дочери - сразу после шашней со служанкой, и на работу он берет таких, как Молчалин, – по принципу личной преданности и «похожести».
И разве это не типовой портрет сегодняшнего большого чина?
Задумаемся над некоторыми строчками, застрявшими у меня в голове.
Фамусов: А? бунт? ну так и жду содома.
Фамусов живет в ожидании бунта, как и многие сегодняшние жители Москвы. Мы помним, что пьеса «предреволюционная», написана за несколько лет до восстания декабристов, уже существуют тайные общества, пародию на которые рисует пьяненький Репетилов в самом конце пьесы.
Но и про сегодняшнюю Россию говорят, что она находится «накануне» каких-то потрясений. Поживем-увидим.
Чацкий: Служить бы рад – прислуживаться тошно. Или: Кто служит делу, а не лицам...
Думаю, в сегодняшней России так же непросто служить делу, а не лицам, как и в России фамусовской.
Вот услышала сегодня, что служащий Росгвардии отказался признавать себя потерпевшим от брошенной в него «фигурантом московского дела» и не долетевшей пластиковой бутылки.
Отказался человек от фальшивого обвинения, но как же хорошо, что уже до этого он собрался уйти со службы. Ибо служба в Росгвардии предполагает не служение порядку, а подчинение некоторым вышестоящим лицам, могущим потребовать от тебя не вполне корректных действий и слов...
Чацкий: Свежо предание, а верится с трудом...
Александр Андреич говорит о лизоблюдах, я же скажу о другом. Сталин умер, когда я уже родилась. Но так трудно поверить, что в реальности были эти многотысячные репрессии по разверстке, лесоповал, Колыма, ГУЛАГ. Поверить в это трудно, но так легко представить, что ЭТО вернулось...
Сегодняшние события в России уже слегка напоминают «процессы» 1930-х. И только от общества зависит, насколько далеко зайдет власть, до каких «низин», в которые нам будет трудно поверить, она увлечет вслед за собой общество...
Фамусов: Что за тузы в Москве живут и умирают!
Ну, про «тузов» мы наслышались, в особенности от Алексея Навального. Потряс меня видеоматериал ФБК о вице-спикере Мосгордумы, лидере правящей партии, Андрее Метельском.
По-настоящему сказочные у него богатства – а уж в каких волшебных дворцах может он проводить досуг, во дворце на Чистых прудах, в историческом дворце Штрудхольф в Вене... Ну и ну! Пожить в таком дворце – и умереть.
Но вот смотрю на фотографию Метельского – и как-то не по себе становится. Оплывшее, полное самодовольства, лишенное божьей искры лицо...
Видела в этот приезд в Москву таких типажей, они выделяются своей «похожестью» и могут быть как охранниками, так и высокими чиновниками и членами Думы. Это сегодняшние московские «тузы».
А в заключение выскажу несколько своих недоумений.
«Горе от ума» – уникальный образец пьесы в стихах. Всегда слежу за правильным чтением стихов, за соблюдением ритма и ударений. Не все в этот раз меня удовлетворило, но сейчас я о другом.
Есть два места в комедии, которые вызывают у меня вопрос. Вот они. Первое, когда Чацкий говорит Софье в ответ на ее злое замечание об его остром языке: «Вот новости. Я пользуюсь минутой – свиданьем с вами оживлен и говорлив; а разве нет времен, что я Молчалина глупее?»
Всю жизнь считала, что «разве нет времен» - это вопрос, где «времен» - искаженное от «времени». Но в этой постановке посчитали, что нужно прочитать реплику иначе, соответственно знакам препинания: «А разве нет времен, что я Молчалина глупее»?
Тут я теряюсь. По-моему, таких «времен», когда Чацкий глупее Молчалина, нет.
Второе местечко - из хрестоматийного монолога Чацкого «А судьи кто?»:
«И где не воскресят клиенты иностранцы прошедшего житья подлейшие черты».
В противовес утвердительной интонации, услышанной мною в спектакле, я считаю, что здесь интонация восклицательная – эти ужасные клиенты иностранцы ВЕЗДЕ могут воскресить прошедшего житья подлейшие черты! При другой трактовке фраза становится абсолютно непонятной.
А так это или не так, предлагаю вам подумать на досуге. Смотрите спектакль – гарантирую, что получите удовольствие!
----
ГОРЕ ОТ УМА. МАЛЫЙ ТЕАТР