Надя Крымова

 Судьба свела абсолютно разных девчушек одновременно в двух школах: общеобразовательной и музыкальной. И если в общеобразовательной было естественно очутиться обеим в классе Евдокии Юрьевны, единственной учительницы начальных, с первого по четвертый, то попасть обеим в музыкалке к лучшей молодой недавней выпускнице Московской консерватории было большим везением.

Правда, не совсем только везением: талантливую Сонечку Фельдштейн директриса предвкушала выпустить с красным дипломом, а бездарную, без слуха, но с зычным голосом Надю Крымову держали в школе только из жалости к ее маме, выросшей в деревне и оказавшейся в Москве благодаря тому, что в ее милое лицо влюбился заехавший кривоногий, большеносый, с огромными крепкими лапищами и нежной душой армейский кавалерист родом из Москвы. Мама, сама певунья, хотела для Надюши лучшего, чем у нее, образования и судьбы. Но ни одна преподавательница не желала заниматься с девочкой, которая обрекала ее класс, а значит, и ее саму, на заниженную среднюю успеваемость. Кроме самой молодой и совсем еще неопытной, но верящей, что в каждом теплится способность к обучению, нужно только найти способ, как ее разбудить. В этом году подоспело время выпуска из музыкальной школы-семилетки Сони и Нади, обе учились там с пяти лет.

Наде преподавательница подобрала для выпускного экзамена простенькую пьеску, на троечку потянет. Хоровичке было совсем легко вывести трояк: она просто потребовала от Нади при выступлении хора разевать рот, не издавая ни звука. Основную трудность составлял экзамен по классу ансамбля, т. е. исполнение пьесы в четыре руки. Учительница поставила Надю в пару с Соней, надеясь, что главную партию дивного Глазуновского вальса, с его взлетами до фортиссимо и с нежнейшим пианиссимо, вытянет Соня, а Наде она сама написала простейший аккомпанемент, монотонно повторяющийся через всю пьесу: трам-па-па, трам-па-па, трам-па-па... хорошо было то, что этот экзамен проходил не в зале с его шикарным легкострунным роялем немецкой фирмы – рояль этот берегли как зеницу ока и использовали только раз в году на выпускных экзаменах при сольном исполнении основного предмета, остальное время он стоял с запертой на замочек клавиатурой и в чехле, - а в обычном классе с обычным фортепиано с тугими клавишами и глуховато звучащими струнами. 

 Этот экзамен стал беспрецедентным в истории школы: такого никогда не случалось ни до, ни после, легенда о нем жила в памяти учителей многие годы. Дело было в том, что члены комиссии никак не могли договориться, какую оценку поставить дуэту. Одни были за пятерку - как можно ниже оценить Сонино исполнение?! – другие считали, что невозможно проигнорировать Надино бумканье, с одинаковой силой забивающей не только пианиссимо, но даже фортиссимо, так что за четверку скажите спасибо. Через полчаса безрезультатных споров пришли к парадоксальному решению: повторить.

Из класса выскочила преподавательница, умоляла: «Наденька, бога ради, постарайся только чуть-чуть касаться клавиш, пусть лучше совсем не прозвучат, чем так...». Надя кивала головой, круглые бараньи глаза не выражали никаких эмоций, она так и не поняла, что от нее требуется, и сыграла, разумеется, точно так же, то есть как могла. Сонечка и Надюша получили по единственной четверке в дипломах, и обе были очень рады этому обстоятельству: Надя – что ублажила маму, а Соня – что доказала маме, что с таким дипломом и при таком конкурсе в Училище имени Ипполитова-Иванова, о котором мечтала мама, ей не следует даже пытаться туда поступать, тем более она ну совсем не хочет заниматься преподаванием музыки, а хочет стать либо артисткой, либо математиком-теоретиком, либо великим поэтом. Вот такие ее собственные мечты.

 В общеобразовательной школе Надя и Соня тоже очень интересным образом обеспечили друг дружку славой и успехами. Надюша слыла твердой «хорошисткой», поскольку все домашние работы и листочки с диктантами, написанные Соней, оказывались точнехонько околo Надиного локтя, а то, что надо было заучить из учебника, старательно вталкивалось в Надину голову Соней непосредственно перед началом урока, за большее время Надюшка все бы растеряла.

Такая опека продолжалась до окончания седьмого класса, когда Надежда с облегчением покинула школу, поступила в училище изучать столярное мастерство и в этом успела изрядно, руки у нее были толковее головы. Сонечка же получила благодаря Наде замечательный сувенир, единственный в своем роде и сохраненный на всю жизнь: жирную двойку по русскому языку за диктант. Это была не просто двойка по русскому, это была вообще единственная двойка за все Сонино обучение – в школе, потом в труднейшем в Союзе ВУЗЕ, потом на разных курсах. Эта двойка символизировала признание ее таланта «Евдохой», как называли девчонки свою любимую Евдокию Юрьевну.

 Евдокия Юрьевна, потомственная дворянка, воспитанная в большой дружной семье в любви и ласке, и сама любила детей и с детства мечтала учительствовать и иметь большую семью. Ей удалось выжить в бурных событиях революции и даже остаться жить в бывшей каморке для прислуги в отеческом городском доме, и даже получить работу в советской школе, поскольку грамотных и образованных среди тех, кто мог похвастаться пролетарским проихождением, в стране было не густо. Семьи, правда, не случилось, и Евдокия, так и оставшись старой девой, всю свою любовь отдавала ученицам, к которым за четыре года успевала привязаться душой.

Особенными ее любимчиками были отличница Сонечка – за быстрый ум, веселую доброту, готовность всем помочь и еще за стихи, которые она начала сочинять со второго класса, - и Надюша Крымова – за безотказность убрать классную комнату, очистить доску и ежедневно сходить в ближайший магазин вместо одного из уроков за колбаской и сыром для Евдокии. Получив наказ купить тоненький кружок вареной колбаски и двадцать граммов мягкого сыра, Крымова каждый раз застенчиво, извиняющимся полушёпотом объясняла продавщице: «Пожалуйста, для нашей кошечки...». А когда в школе объявлялся субботник по уборке классных комнат, девчонки Евдокии могли веселиться и играть сколько влезет, поскольку все было до блеска вылизано трудягой Крымовой, с пеленок приученной в ее деревне к крестьянскому труду.

 Евдоха, конечно, знала, что все Надюшины домашние задания, контрольные работы и диктанты списаны у Сони, поэтому никаких оценок кроме тройки в дневнике Крымовой не появлялось, но это устраивало всех, включая Крымову-мамашу.

 Примерно в одно и то же время и Сонечка, и Надюша обрели славу среди школяров, и не только Евдокииного класса: Сонечка изобрела увлекательную, заразившую многих игру, а Надя Крымова... Эта стала звездой, легендой всей школы на многие годы, даже когда сама она уже закончила семь классов и поступила в ПТУ.

 ...Контрольный, последний перед летними каникулами диктант. Розданы листочки с двумя линеечками на нужном для написания буковок расстоянием и с наклонными черточками, обеспечивающими красивый наклон каждой букве. Непоседе Сонечке, безукоризненно грамотной с пятилетнего возраста, безумно скучно слушать замедленное, по три раза повторяемое чтение каждой фразы. И она предлагает подружке придуманную только что игру: написать только ту часть букв, которая впишется в клеточку, все остальное, что уходит выше или ниже двух линеек, не писать, интересно посмотреть, что получится. Ну а когда Евдоха в конце прочтет снова весь диктант, они быстренько превратят все «и» и «о» в «б», «в», «д», «у», «р», «з», «ф», «ц» и «ш» в «щ». Соня-то все восстановила, а вот бедолага Надюша так запуталась в бесконечных «и» и «о», что так и сдала эту абракадабру Евдохе. Та мгновенно сообразила, чья была затея и, поставив привычную тройку Наде Крымовой, Сонечке влепила двойку и вызвала родителей. А игра очень понравилась всем ученицам и приобрела популярность.

 Приближались летние каникулы и, соответственно, праздничный концерт самодеятельности. По традиции ответственной за концерт, программу, подбор участников, за репетиции, режиссуру и даже костюмы для постановок отвечала Евдокия Юрьевна как наиболее подкованный в литературе и искусстве преподаватель. В ее неведомо как сохраненном старинном сундучке находились залежи дворянских нарядов, шелковых и панбархатных отрезов и множество дешевой бижутерии, не представлявшей никакой ценности для Советов при конфискации имущества. Все эти остатки прежней роскоши очень годились для пошива костюмов Евдохиным артистам, чем она самолично и занималась с большим вдохновением.

 Задействовать в концерте как можно больше школьников было основной целью Евдокии, каждому следовало найти его нишу, ну а уж любимчикам – всенепременно. С Сонечкой все понятно: прочтет парочку стихов. А что делать с Наденькой Крымовой? Не умеет ни петь, ни танцевать, ни в пирамиде самой простой поучаствовать. Надо, пожалуй, в спектакле-сказке какую-нибудь роль подобрать. Сказка хорошая, дети ее любят: о Мертвой Царевне и Семи богатырях. Почему-то все русские сказки, даже великих сказителей, бывают жестокими, хоть и с хорошим концом. Неужто это свойственно русскому народу? А что, терпеть ему за всю историю пришлось много жестокостей, а мечталось найти, наконец, спасение от бед. Иногда приходило.

Евдокия Юрьевна решила дать Крымовой роль злой царицы. Конечно, Надюша внешне была далека от злой красавицы: фигура – низкорослый сутулый шкафчик с широченными плечами, короткими кривыми ногами, большие лапищи, а уж лицо! Выдающийся носяра, круглые неопределенного цвета глаза-пуговицы. Но Евдокия все продумала: длинное одеяние и широкая разукрашенная накидка

 скрывали сутулость и кривизну ног, удлиненных за счет высоких каблуков когдатошних туфель молодой дворянки. Да еще высокая корона. Придумала, как не показать лицо царицы зрителям: она будет стоять на сцене спиной к залу, а большое, поднятое высоко на длинной ручке зеркало покажет публике прекрасное лицо царицы – вырезнную и наклеенную цветную иллюстрацию из роскошного издания пушкинских сказок. Ради благородного дела Евдокия Юрьевна подпортила любимую книгу. 

 Надюша была молодцом. Старательно вызубрила текст, и, хоть не очень выразительно, но зычно – будет всем хорошо слышно! - произносила его на репетициях, высокие каблуки не сразу, но тоже освоила. Евдокия предвкушала успех пьесы, завершающего гвоздя концерта.

 Но получилось не совсем так. Вернее, совсем не так, как ожидалось.

 Пухловатый артист уже прочел текст от автора и перешел к описанию злой мачехи. Настал момент выхода Надюши. И тут вдруг ее обуял такой страх сцены, что она мертвой хваткой вцепилась в раму раскрытой двери, ведущей на сцену, и только разевала и закрывала рот, не в силах произнести что-либо. Напрасно Евдоха оглаживала ее плечи и уговаривала нежными словами, она ничего не слышала и не понимала. Артист на сцене, выждав короткую паузу, повторил сведения о царице, потом – еще раз и в третий раз. В зале раздались смешки и призывы к царице: давай уже, покажись! Поняв, что дело плохо, артист «от автора» сам стал обращаться к невидимому зеркальцу, выспрашивая, является ли он самым красивым на свете. Зал уже прыгал от восторга. В это время Евдокия, почуя назревающий провал и придя в отчаянье, отвесила Надюше со всех своих силенок пинок под зад, да такой, что незадачливая актриса пулей влетела на сцену, да еще лицом к залу, выронив по дороге зеркальце и потеряв туфлю, и, зычно взвыв «А-а-а!», дохромала до пухленького. Оба с изумлением воззрились друг на друга, а зал рыдал, свистел и топал в изненожении ногами, пока Евдокия Юрьевна не опустила, наконец, занавес.

 Вот так Надежда Крымова стала звездой-легендой школы.