К 110 – годовщине со дня рождения Якова Зельдовича

Опубликовано: 27 февраля 2024 г.
Рубрики:

Жизненный путь Якова Борисовича Зельдовича мог бы служить иллюстрацией типичной судьбы еврейского мальчика, которому исключительная настойчивость дала возможность стать тем, кем он стал. Удивляюсь, как Солженицын не включил его как типаж в своё исследование «Двести лет вместе». Кстати, этого не сделал и Семён Резник в замечательном контрисследовании: «Вместе или врозь?». 

 Я.Б.Зельдович родился в Минске 8 марта 1914 года, но четыре месяца спустя из-за начавшейся Первой Мировой войны семья переехала в Петербург. Как и Ю.Б.Харитон, он тоже родился в высокообразованной еврейской семье. Его отец был юристом, а мать изучала языки в Сорбонне. Трудовая деятельность будущего учёного началась в 16-летнем возрасте в Физтехе у Иоффе в качестве рабочего, а затем лаборанта. К этому времени он закончил среднюю школу и не стал поступать в институт: было неинтересно и надо было зарабатывать на жизнь.

В истории науки есть несколько уникальных случаев, когда выдающиеся учёные нигде не учились, не имели формального образования (таковыми были, например, француз Андре Ампер, англичанин Майкл Фарадей в Х1Х веке и Пьер Кюри, получивший домашнее образование). Перенося оборудование из лаборатории в лабораторию, промывая пробирки и чиня аппаратуру, «Яшка» пристаёт с вопросами к окружавшим его учёным, занимается самообразованием, его интересует физика и химия. Учёные берут покровительство над любознательным и быстро соображающим юношей, требуют от него продолжить образование. Через некоторое время они уже делятся с ним своими научными проблемами, решать которые им помогает Яша, предлагая оригинальные идеи.

 Юноша сделал всё-таки попытку получить высшее образование: сперва на заочном отделении Ленинградского университета, в котором проучился всего год, а затем на физико-механическом факультете Политехнического института, деканом которого в те годы был А.Ф. Иоффе. И здесь он недоучился, хотя и признавался, что было интересно общаться с «по -- настоящему интеллигентными и умными профессорами», имея в виду того же А.Ф. Иоффе и Я.И Френкеля.

 Мы уже писали, что на базе Физтеха был создан Институт химической физики, который возглавил Н.Н. Семёнов. В этом институте Харитон создал и возглавлял лабораторию горения, где проводил свои исследования и юный Я.Б. Зельдович. Здесь в свои 22 года в 1936 году он успешно защитил кандидатскую диссертацию. По этому поводу впоследствии он напишет: «Благословенные времена, когда ВАК (Высшая Аттестационная Комиссия- Г.Г.) давал разрешение на защиту учёных степеней лицам, не имеющих высшего образования». 

 Через 3 года, в 1939 году, он защищает докторскую. Обе диссертации были посвящены физико-химической теории горения и детонации. Эту тематику он называл своей «первой любовью» и на протяжении всей жизни периодически возвращался к ней.

 В августе 1941 года Институт химической физики АН СССР, где он работал, эвакуировался в Казань из окружённого немцами Ленинграда. Здесь Зельдовичу было поручено включиться в работу по созданию ракетного оружия. 

 Первые испытания знаменитой «Катюши» были неудачными: при запуске она взрывалась в воздухе, не долетая до цели. К удивлению конструкторов, Зельдович очень быстро нашёл причину. Он рассчитал внутреннюю баллистику снаряда, что позволило внести исправления в конструкцию «Катюши». Она «встала на ноги» и уже осенью 1941 года успешно участвовала в сражениях. Немцам так и не удалось разгадать тайну снаряда, придуманного Зельдовичем. 

 В 1943 году Институт переводят в Москву, и с тех пор семья Зельдовича (жена и три дочери) жила в Москве. В этом же году он начинает работать над атомным проектом в группе, возглавляемой Харитоном. Позже к этой группе присоединяются И.Е.Тамм, А.Д.Сахаров и многие другие. Координация всей работы осуществлялась И.В.Курчатовым. Основные участники проекта переезжают в Саров, где живут и работают безвыездно и в строжайшей изолированности от внешнего мира более двадцати 20 лет. 

 Как вспоминает Я.Б. Зельдович, всё время и вся энергия участников атомного проекта были посвящены только одному: «созданию ядерного щита Отечества. Это было само собой разумеющимся. А разве мы могли поступить иначе?». В эти годы по-прежнему Харитон и Зельдович были неразлучны. Харитон вспоминает: «Мне очень повезло в жизни: в течение примерно 25 лет я работал с фантастически интересным человеком и совершенно исключительным учёным -- Яковом Борисовичем Зельдовичем. Широта его научных интересов поистинне невероятна. Я преклоняюсь перед ним -- как учёный и человек». 

 И.В. Курчатов говорил проще: «Яшка-гений». А вот замечание Бриша: «... Зельдович очень быстрый умом был, все задачи в уме решал. Когда мы сдавали ему экзамены и пытались решить задачу классически, он нам говорил, чтобы мы так не решали, а пытались быстро в уме решить. Да разве можно освоить то, что знал Зельдович!». Сам учёный впоследствии писал об этом периоде своей жизни: «Открытие деления урана и принципиальной возможности цепной реакции урана предупределило судьбу века и мою». 

 Чуть позже в Сарове Зельдович и Сахаров со своми группами сосредоточили своё внимание на создании водородной бомбы. Работа этих двух групп не была соревнованием, а скорее, плодотворным взаимодействием. В эти годы, по воспоминаниям очевидцов, Зельдовича можно было видеть мчавшегося на мотоцикле по секретному городу, хотя у него была «Победа» (подарок Сталина) и «Волга» (подарок советского правительства). Для него было приятно ощущать на лице порывы ветра. 

 В отличие от своего друга Харитона, -- убеждённого семьянина, Зельдович ценил женскую красоту и не пропускал случая «завести роман». Несмотря на то, что у него была семья в Москве, он вдруг влюбился в свою секретаршу. Общеизвестна его непродолжительная связь с Шурой Ширяевой -- московской художницей, попавшей «за длинный язык» в Саров. Она считалась расконвоированной заключённой и расписывала в Сарове стены местного театра, а также стены и потолки в домах чекистов. Зельдович забрал её к себе в «членохранилище» -- так назывались коттеджи, где жило начальство. Когда закончился срок её заключения, чекисты выдворили её на вечное поселение в Магадан, где она родила Зельдовичу дочь. От разных женщин у него было 5 детей. И всем им он помогал материально и мечтал о том, чтобы собрать их вместе. Об этом написал в своих мемуарах Сахаров.

 Я пишу об этом, чтобы у читателя не возник образ Зельдовича как приторного ангела. Когда Якова Борисовича избрали академиком в 1958 году, его коллеги на «мальчишнике» вручили ему академическую шапочку с надписью: «Академия Наук» и...плавки с надписью: «Действительный член». Учёные умели работать, умели и веселиться. И вот ещё нечто весёлое в духе Зельдовича.

 Обычно он надевал свой пиджак со всеми регалиями, орденами и звёздами Героя когда должен был встретиться с «сильными мира сего», особенно, если хотел что-то выпросить у начальства. Его сотрудники называли этот пиджак «Просительным». Это обычно производило впечатление, и зачастую Зельдович получал, что хотел. Так , он поехал в этом наряде к члену Президиума ЦК КПСС и «хозяину» Москвы Гришину за пропиской своему ученику, молодому и талантливому учёному Сергею Мишину. 

 В 50-е годы начался новый период творчества Я.Б.Зельдовича, связанный с физикой элементарных частиц и параллельно с этим -- астрофизикой и космологией. Изучение Большого Взрыва (Big Bang) он называл «эхом первой любви», а свои астрофизические работы считал главным достижением и вкладом в науку. С 1966 года он -- профессор Московского университета, научный руководитель целого ряда молодых учёных, создатель школы физиков в области теории горения, физики элементарных частиц и астрофизики. 

 С одним из его учеников -- Октаем Гусейновым -- я дружил и однажды имел честь встретиться с Яковом Борисовичем. Это было в Баку -- моём родном городе, где я прожил первые 30 лет своей жизни. Октай защитил кандидатскую, а затем докторскую диссертации по астрофизике в аспирантуре у Зельдовича. С 1980 года он -- директор Шемахинской обсерватории в Азербайджане. Октай несколько раз приглашал Якова Борисовича погостить в Баку и его окрестностях. На одном из апшеронских пляжей где-то в 1967 году мы вчетвером (четвёртой была очаровательная девушка -- аспирантка Зельдовича) купались, валялись на песке и беседовали на разные темы, в основном о современной физике. К этому времени Зельдович оставался невыездным (дальше Венгрии), что несомненно огорчало его, лишая возможности общаться с иностранными учёными. На меня Я.Б. произвёл сильное впечатление: я видел перед собой живого классика физики, такого простого в общении и одновременно глубокомыслящего и энциклопедически образованного человека. 

 Хорошо известен случай, когда уже больной Ричард Фейнман – знаменитный американский физик-теоретик, участник атомного проекта в Лос-Аламосе, автор многотомного курса «Фейнмановские Лекции по Физике», изданного в СССР в 60-е годы, по которому наиболее продвинутые студенты изучали в университетах физику, дал согласие приехать в Москву, чтобы встретиться с Зельдовичем. Много лет, читая работы Зельдовича, он думал, что «Зельдович» -- это вымышленный псевдоним большого коллектива авторов, пишущих на различные темы физики и химии, наподобие «Бурбаки» в истории математики. Он был в изумлении, когда узнал, что автор всех этих работ -- один человек. К сожалению, им не удалось встретиться. 

 А вот другой выдающийся английский физик, тогда ещё молодой Стефан Хопкинг появился на инвалидной коляске в сопровождении Зельдовича в конференц-зале МГУ во время 13-го Международного Конгресса по истории и философии науки в 1971 году, участником которого я был. Им было, о чём поговорить: оба разрабатывали основы современной космологической теории. 

 Широта интересов Я.Б.Зельдовича поражала всех. Для меня -- преподавателя по профессии -- важно отметить ещё один аспект в многогранном творчестве учёного. Зельдович написал несколько популярных книг по физике и математике для учащихся средних школ. 19 ноября 1958 года в центральной газете «Правда» появляется статья Зельдовича и Сахарова: «Нужны естественно-математические школы», в которой авторы призывают руководителей органов образования создавать специальные школы для одарённых детей. Вся статья была пронизана заботой о воспитании нового поколения учёных и инженеров в стране. В 1984 году коллеги и ученики Харитона и Зельдовича устроили для них празднование 150-летнего юбилея: 80 лет Харитону и 70 лет Зельдовичу. Они родились оба с разницей в одну неделю и десять лет. 

 Я мог бы на этом поставить точку в описании жизни и творчества Зельдовича, скончавшегося в 1987 году, но это описание не будет полным.

 Конечно, у каждого человека есть черты характера и поступки, которые нельзя назвать положительными. В отличие от Харитона, наш герой отличался некоторой торопливостью, вызванной честолюбивым стремлением быть первым. Яков Борисович как-то писал: «Конечный результат - физическая истина меня интересует почти независимо от того, кто её найдёт первым. Хватило бы мне сил понять её первым...» В результате, некоторые его статьи полны догадок и ошибочных выводов. Иногда он публично извинялся за них, а в спорах с коллегами в конкретных вопросах не раз ошибался и проигрывал, за что расплачивался несколькими бутылками коньяка. 

 Сахаров на протяжении многих лет именно с Зельдовичем обсуждал научные проблемы, очень ценил его замечания. Он также зачастуя советовался с ним, как поступить в тех или иных жизненных ситуациях. Вместе с тем, в своих воспоминаниях, Сахаров отмечал у Зельдовича боязливость за своё благополучие, когда было необходимо общаться с «сильными мира сего». Он никогда не спорил с последними, не отстаивал свою точку зрения. Он искал обходные пути, зачастую «подставляя» других своих коллег. 

 Сахаров вспоминает: «... Вскоре после присуждения премии (Нобелевской премии мира за 1975 год, - Г.Г.) мне позвонил Яков Борисович Зельдович. Он сказал, что я должен отказаться от премии. На мой ответ, что я не собираюсь этого делать, он раздраженно заявил: «Я вам напишу». Зельдович, конечно, понимал, что мои телефонные разговоры прослушиваются. Но тем более он должен был быть уверен, что просматривается и почта. На меня телефонный звонок и тем более письмо произвели тягостное впечатление нарочитой демонстрации верноподданнических чувств». 

 Особенно неприятно читать о другом эпизоде, рассказанном независимо друг от друга И.С. Шкловским и А.Д. Сахаровым. 

На «объекте» в Сарове под руководством Зельдовича был математический отдел, созданный и возглавляемый Меттесом Менделевичем Агрестом. Он был глубоко верующим человеком, соблюдающим все еврейские предписания. Зная это, Зельдович вызывал его на отчёты о проделанной работе именно по субботам. Сам Зельдович считал, что профессия учёного несовместима с религией и что он таким образом «перевоспитывает» зрелого математика, инвалида Отечественной войны. Конечно, Зельдович жестоко ранил Агреста, заставляя его работать по субботам. Вскоре Агресту пришлось уехать с «объекта», после того, как чекисты обнаружили, что у него оказались какие-то родственники в Израиле. 

 Потомки М.М. Агреста сейчас живут и работают в США, и с одним из них Михаилом Агрестом- профессором физики, живущим и работающим в Чарльстоне, Южная Каролина, я встречаюсь периодически уже много лет на научных конференциях Американской Ассоциации преподавателей физики(AAPT).

 После того, как Сахаров был отстранён от секретной работы и вступил в борьбу с КГБ за права человека в СССР, он по старой дружбе несколько раз обращался за помощью к Зельдовичу и Харитону, но они отвернулись от него, боясь за своё благополучие. У Сахарова накапливались разочарование и горечь. Привожу небольшой отрывок из статьи Леонида Баткина «Характер и масштабы политического мышления А.Д.Сахарова». 

 « Как-то незадолго до своей кончины Зельдович сказал Сахарову: «В прошлом было всякое, давайте забудем плохое. Жизнь продолжается». Сахаров отвечает ему: «Да, конечно». Глава, посвященная Зельдовичу в книге самого Сахарова «Воспоминания», заканчивается трогательными словами: « Я иногда ловлю себя на том, что веду с Я.Б. мысленный диалог на научные темы».

 Фигура Зельдовича была противоречивой. Но у него есть некое оправдание: он жил и творил в условиях самого ужасного в истории человечества строя. Его еврейская генетика, помимо его желаний, подсказывала, как бороться за своё самосохранение. 

Читатель может ознакомиться подробнее с жизнью и творчеством учёных – атомщиков в книге автора: «Ядерная Сага: Герои и антигерои». genrikhgolin@yahoo.com

 

Комментарии

Браво автору! Великолепный очерк,без обычных засахаренных юбилейных соплей.
Об эксцентричных выходках гениального Зельдовича широко известно, а вот о том, какими конформистами был и он и Харитон,прочла впервые. Видимо они, оба два, руководствовались некрасовским:
"И погромче нас были витии,
Да не сделали пользы пером…
Дураков не убавим в России,
А на умных тоску наведём."
И пусть кто-то посмеет бросить в них камень...
Однако,когда в жертву выбирается соблюдающий мицвот еврей, которого безо всякой надобы вынуждает нарушать Субботу другой этнический еврей, это уже другие дела. Гнусная, никакой гениальностью вкупе с воинственным атеизмом не могущая быть оправдана мерзость.
Спасибо, что дали полную картину маслом.

С Сони Тучинской что возьмешь - наслушалась сплетен о том, чего совершенно не понимает, и готова разносить их дальше, вся картина маслом ей ясна. Нет бы последовать Апеллесову предупреждению подобным знатокам живописи: "суди, дружок, не свыше сапога". А вот к автору, Генриху Голину, претензии есть.

Не надо бы ему разносить байку про Якова Борисовича Зельдовича (следуя традиции, буду называть его ЯБ), когда-то запущенную Иосифом Шкловским, а уж тем более безосновательно подкреплять ее авторитетом А. Д. Сахарова. В воспоминаниях Сахарова нет ни слова о том, будто ЯБ специально вызывал Агреста по субботам, чтобы вдоволь поиздеваться над его религиозными убеждениями. Этот навет опровергали и ЯБ, и сам Агрест, и даже в "Чайке" 15 февраля 2019 г. на эту тему была толковая статья А. Гуревича "Как поссорились Яков Борисович с Иосифом Самуиловичем". И все как об стенку горох. Приходится вернуться к теме.

В "хозяйстве Харитона" работало немало евреев, что страшно раздражало органы, посылавшие в инстанции потоки доносов и кляуз на эту тему. Из докладной записки 1950 г.: "Отказываясь от ряда хороших работников-коммунистов, тов. Флеров принимает ничем не проявивших себя сотрудников, таких как Зысин, Порецкий, Израилев. Тт. Зельдович, Агрест и Франк-Каменецкий хлопочут о направлении к ним недавно окончивших высшие учебные заведения специалистов: Киржница, Огиевецкого, Крейна, Погребыского и других." Не зря члены органов между собой называли объект Израилем или синагогой.

Но свои религиозные убеждения те евреи, у кого они были, держали при себе. В те времена суббота была обычным рабочим днем (да и по воскресеньям работали, если надо было), когда ЯБ регулярно приглашал сотрудников в свой кабинет, будь то Агрест, Франк-Каменецкий или Гандельман. Их совещания проходили обязательно у доски, с мелом в руках - на то они и теоретики. В 1981 г., после того, как названная байка с легкой руки Шкловского разлетелась по свету, ЯБ написал Агресту письмо. Его полный текст опубликован в 1993 г. в книге "Яков Борисович Зельдович (воспоминания, письма, документы)". Цитирую: "...Сама мысль о том, что в субботу нельзя работать, и о том, как Вы решаете эту коллизию и раньше, и теперь, бесконечно далеки от меня. Религиозности во мне не было ни в детстве, ни в юности, ни позже. И еще: почему Вы мне не сказали о своей коллизии? Ну, перенесли бы мы разговор на понедельник. Что Вы, не доверяли мне? Я вспоминаю, как хорошо и, казалось, душевно принимали Вы и Ваша семья нас в Сухуми, как мы были рады встрече на крымской дороге. Что мне сейчас думать? Что все это время у Вас за пазухой был камень, в груди была обида за ту субботу? Мне Вы ее не высказали, иначе мы могли бы все выяснить… Честно ли это? Думаю, что религия представляет не только соблюдение форм, но и глубокую честность."

Ответил ли Агрест на письмо ЯБ неизвестно, скорее всего нет. Но в 1992 г., после смерти ЯБ, в своем письме в редакцию журнала "Химия и жизнь", готовившего очерк о нем, Агрест писал: "...Я никогда не считал, что в то время Я. Б. Зельдовичу было известно, что по религиозным причинам я не пишу по субботам и что он тогда умышленно заставлял меня нарушить эту традицию. Я. Б. Зельдович требовал от меня изложить математические выкладки на доске, надеясь быстро обнаружить предполагаемую им ошибку. Во время долго длившейся беседы я все искал пути, чтобы устно убедить его в правильности моих результатов. Уступив его требованиям, я до сих пор корю себя, почему не открыл ему причину моего нежелания пользоваться доской, в результате чего не выдержал выпавшего на мою долю испытания."

А. Д. Сахаров,вопреки утверждению Голина, не был свидетелем этого совещания и ничего о нем не вспоминал. Но при нем у Агреста начались неприятности от отдела кадров. Никому не сообщали, почему, но "якобы у него обнаружились какие-то родственники в Израиле", вспоминает Сахаров. "Тогда всем нам (и мне) это казалось вполне уважительной причиной для увольнения; единственное, что я для него мог сделать, - это пустить его с семьей в мою пустовавшую квартиру, пока он не нашел себе нового места работы." На самом деле, Агрест таки пострадал через иудаизм: он сделал обрезание своему новорожденному сыну, это заметила не то педиатр, не то патронажная сестра, и слухи долетели до отдела кадров. Там подняли анкету Агреста и с ужасом узнали о его религиозном образовании, которого тот никогда не скрывал. Органы хотели выслать его с объекта в 24 часа, но благодаря заступничеству ведущих ученых, в том числе Тамма, Франк-Каменецкого и Боголюбова, этот срок увеличили до недели. Они же помогли ему получить новое назначение на менее секретный объект в Сухуми (где Агрест жил и работал до 1992 г.), а до отъезда туда он жил в московской квартире Сахарова. Нечего и говорить. что без одобрения ЯБ, непосредственного начальника Агреста в Сарове, это новое назначение не могло бы состояться.

Вообще, автору, называющего Стивена Хокинга (Stephen Hawking), известного всем на свете. даже и за пределами науки, "Стефан Хопкинг", можно посоветовать не браться за темы, связанные с физикой, потому что у него нет необходимой для этого подготовки.

Такое впечатление, что вы сперва прочли Сонин комментарий, а затем саму статью. Только этим можно объяснить упрек «наслушалась сплетен»

Знаете, что такое to be passive-aggressive? Это то, как Вы начали свой комментарий,...наслушалась,мол,сплетен о том, чего совершенно не понимает, и готова разносить их дальше... Да, нет, это круче. Это ничем не спровоцированное хамство. Поверить опубликованному на Чайке и написать благодарственный коммент - это разносить сплетни? А я в ответ все равно хочу сказать Вам - спасибо! Так меня расстроило это глумление одного еврея над другим, что обаятельнейший образ Зельдовича, сложившийся задолго до этой публикации, потускнел и скукошился. А по прочтению приведенного Вами письма Зельдовича Агресту, все вернулось обратно на свои места. Но кто он, этот Шкловский? (Не Виктор же?). И зачем он так подло подставил Зельдовича? Вот кого можно назвать сптлетником и интриганом, так это Шкловского...
И пожалуйста, не надо хамить больше. Не к лицу Вам.

Почему Вы ему написали: «Не к лицу Вам»? Он, кажется, не первый раз Вам хамит, так что к лицу.
А касательно суббот, вспомнил, как в студенческие годы на Пасху нас выгоняли на ленинский воскресник. Как это было неприятно! Спрашивается, нельзя было неделю обождать?

Соня, Вам непрошенный совет. Когда в печати шельмуют кого-то, добившегося известности своими заслугами, не надо торопиться благодарить автора за то, что Вам открыли глаза, и добавлять собственный голос к общему хору негодующих - даже если публикация не в нашей скромной "Чайке", а в таком авторитетном издании, как газета "Правда". Пусть там пишут, что Пастернак "сделал то, что свинья не сделает: он нагадил там, где ел", или что Солженицын - литературный власовец. Сперва прочитайте "Доктора Живаго" или "Архипелаг ГУЛАГ", разберитесь в вопросе, выработайте собственное мнение, а уже потом публично выражайте эмоции.

Вы ничего не знаете про Иосифа Самуиловича Шкловского, но торопитесь его обзывать сплетником и интриганом. И это, разумеется, чушь. Шкловский был большим ученым, астрофизиком с мировым именем. Его популярную книгу "Вселенная. Жизнь. Разум" о внеземных цивилизациях когда-то в СССР читали все, кто интересовалса этим вопросом, а ее американский перевод, вышедший с добавлениями Карла Сагана, здешней знаменитости, под названием Intelligent Life in the Universe, сыграл ту же роль для англоязычной аудитории.

Воспоминания Шкловского "Эшелон", когда-то зачитывали до дыр в слепом машинописном варианте, а потом, уже после его смерти, они публиковались в научно-популярном журнале "Химия и жизнь". Сейчас их легко найти в интернете. Это очень интересное чтение, даже для тех, кто не интересуется наукой. Например о том, как Шкловский был научным консультантом фильма Тарковского "Солярис", и как к нему приезжал за советом посетивший Москву Микеланджело Антониони. Или о судьбе выдающегося астронома Николая Козырева, частично описанной в "Архипелаге ГУЛАГ", а также о тех событиях его зэковской жизни, которые Солженицын намеренно не вставил в книгу. С Агрестом, судьбе которого посвящена глава "Наш советский раввин", Шкловский был знаком с 1930-х гг. В своих воспоминаниях он точно передал рассказ Агреста. Другое дело, что Агрест ему не все рассказал, см. выше. Шкловский пристрастен, как все без исключения мемуаристы, он остер на язык, и его рассказы вызвали массу нареканий, не только со стороны ЯБ. И все же это ценные свидетельства современника и участника событий, а не слухи и не сплетни из третьих рук.

Ну, откуда я могла знать об Иосифе Самуиловиче Шкловском, когда я живу в совершенно ином мире? И в нем, литературный прием "Остранение", введенный в обиход другим Шкловским, Виктором Борисовичем, значит куда больше, чем теория "большого взрыва". Now I know и о вашем Шкловском. Спасибо за инфо. Хотя я и раньше знала кое-что "из жизни физиков". Там есть один захватывающе интересный сюжетец о Ландау с его "теорией счастья", и как Всевышний исполнил его мечту, всегда пребывать в обществе "женщин первого класса". У него была классификация такая подлая. Ведь его Кора оставалась красавицей до самого конца. До конца жизни Ландау... Поразительно, что своей теорией разбивки женщин по категориям он, помимо сонма своих учеников/аспирантов, смог увлечь даже чистейшего из гениев, Матвея Бронштейна. Я написала эссе об этом https://litbook.ru/article/8560/, хотя, обладая настоящим литературным даром, тут на целый роман набралось бы...
Рада, что разговор закончился на нормальной ноте.

Мне приходилось читать иное объяснение тому, почему немцы не делали аналогичного оружия. Поэтому если кто что-то об этом знает, очень прошу рассказать, т.к., думаю, это многим интересно.
Я же вот что читал. Что дело не в расчете баллистики, а в порохе. Мол, в реактивных снарядах обычный порох не применяется, т.к. он сразу взрывается, нужен специальный, который производится по сложной технологии. Будто теоретически немцы понимали, какой порох им нужен, но наладить производство не смогли. Так что, повторяю, если кто даст уточнение, буду признателен.

Насколько мне удалось почерпнуть из разных источников при подготовке очерка о Лее Кизнер (https://www.chayka.org/node/12815), она впервые в мировой практике предложила новую рецептуру пироксилинового пороха с прибавлением к известным его компонентам, сама с риском для жизни проводила его испытания, а позже в своей кандидатской диссертации впервые математически описала процессы горения пороха в реактивном двигателе. Это помогло созданию конструкции такого двигателя для знаменитой «катюши», а впоследствии для других ракет. Когда в 1993 г. отмечалось 50-летие легендарной «Катюши»,один из ветеранов-ракетчиков сказал: "«Катюшу» должны были назвать «Леей».

Спасибо за ответ. Выходит, таки в порохе была основная загвоздка для немцев.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки