Маяковский и близнецы-братья

 В минуты вдохновения поэт становится провидцем и пророком. К этим провидениям не стоит относиться лишь как к безудержным фантазиям и метафорам. Вот занятный простой пример. В 1914 г. Маяковский совместно с Игорем Северяниным гастролировал по России с чтением стихов. Однажды в гостях Маяковский со свойственным ему нарочитым эпатажем и бесцеремонностью молодости окунул кусок ананаса в шампанское. Вкусив сие, он посоветовал то же самое своему коллеге. Северянин, «вдохновляясь порывно» необычной гурманской композицией, тут же сочинил восторженные строки: Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! / Удивительно вкусно, искристо и остро. Далее у поэта воскурились неожиданные техногенные ассоциации: стрекот аэропланов, бег автомобилей, ветропросвист экспрессов, крылолет буеров (не аэросани ли?). В финале - вновь отчаянный взлет причудливых фантазий : Я трагедию жизни претворю в грезофарс. / Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! / Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка – на Марс.

Спустя несколько десятилетий грезы Северянина полностью материализовались. Полеты из Москвы в Токио (= Нагасаки) начались уже в 1967 г. А в 1971 г. аппарат Марс-3 совершил мягкую посадка на красную планету. Спустя пять лет американская станция «Викинг» передала с поверхности Марса первые цветные снимки. И, наконец, триумф: марсоход Opportunity (2004) уже 14-ый год неутомимо бороздит и исследует соседнюю планету («из Нью-Йорка – на Марс»!).

lenin.jpg

Ананасы гипнотически влекли Маяковского. В его послереволюционной утопии о будущем («Мистерия-буфф», 1918) встречаем грезу: Здесь навозная насыпь, /А у меня на корнях укропа / Шесть раз в году росли б ананасы. В этой фантазии можно усмотреть предвидение нынешней биотехнологии и генетической инженерии. Реальность превзошла ананасную грезу. Так, с 1979 г. инсулин и ростовой гормон производят бактерии, которым введены данные гены человека. Для разведения же ананасов биотехнология не нужна. Ныне на плантациях США ананас выращивают столь успешно, что его стоимость в маркетах сравнима с ценой кочана цветной капусты. Но в начале ХХ века ананас служил символом богатства, роскошества и изысканного гурманства. Поэтому сей фрукт-экзот вновь появляется у Маяковского в его язвительно торжествующем описании падения старого режима: Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит буржуй. А вот рябчики здесь для ритма, ибо они в начале ХХ века были обычным объектом промысловой охоты в лесах России и потреблялись не только «буружуями».

Основные формальные приемы поэтики Маяковского, по словам классика поэзии Серебряного века Владислав Ходасевич, заимстованы у предшественников. Прежде всего, это основатель российского футуризма Велимир Хлебников и поэты старшего поколения Брюсов, Блок, Андрей Белый, «да еще раешники доброго старого времени». Однако, Маяковский создал собственную поэтику (ритмика, рифмы, стиль), полностью подчинив себе элементы разговорной речи, трансформируя старые и сотворяя новые, обрубая глаголы и произвольно ставя ударения в угоду ритму и рифме. «Гармония его стихов с их тяжелой ударностью и выбором грубых «немузыкальных» звуков, напоминает игру на барабане или на саксофоне» (Д.П. Святополк-Мирский. История русской литературы).

Новым стало содержание его стихов и их громогласное чтение в больших аудиториях и людских площадях («первый в мире поэт масс» – М. Цветаева). После революции Маяковский сам себя назначил и позиционировал горланом-главарем, агитатором всех деяний нового режима и песнопевцем «атакующего класса». За это он посмертно был вознесен на высокий пьедестал «бронзы многопудья» в самом центре Москвы. Владислав Ходасевич, цитируя приведенные выше ананасные строки, афористично и жестко заключает: «Его истинный пафос – пафос погрома, то есть насилия и надругательства над всем, что слабо и беззащитно, будь то немецкая колбасная в Москве или схваченный за горло буржуй. Он пристал к октябрю именно потому, что расслышал в нем рев погрома. Для этого и многого тому подобного Маяковский нашел ряд выразительных, отлично составленных формул, абсолютно прозаических по существу, но блистательно маскированных под поэзию (для чего тоже надо иметь талант - и незаурядный). В награду за это и за то, что содействовал удушению всякого «идеализма», - с ним поделились рябчиками, отнятыми у буржуя, провозгласив его поэтом революции». Оценка творчества Маяковского в воспоминаниях Бунина еще более жестокая, но воздержусь приводить ее в данном контексте.

Лучше вспомнить некоторые постреволюционные «выразительные формулы» Маяковского: мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем; Ленин и теперь живее всех живых: в нашей буче, боевой кипучей, и того лучше; весомо, грубо, зримо; а если Казбек помешает - срыть, все равно не видать в тумане; да будь я и негром преклонных годов; наступил на горло собственной песне; скольким идеалам смерть на кухне и под одеялом; любовная лодка разбилась о быт. Стихи Маяковского полны аллитераций, каламбурной рифмовки, иронии. Глазами жадными цапайте / Все то, что у нашей земли хорошо / И что хорошо на Западе. Или: С лицом, что равно годится /Быть и лицом и ягодицей / Задолицая полиция. Маяковский был мастером ироничных шаржей и эпиграмм. Недавно узнал о его забавной пикантной подписи к шаржу в журнале «Чудак» (1929) на артиста Игоря Ильинского, игравшего в театре Мейерхольда роль Присыпкина: «Говорят - за изящную фигуру и лицо, предчувствуя надобность близкую, артиста Ильинского профессор Кольцов переделал в артистку Ильинскую». В современную пору трансгендерных переделок звучит актуально. Любопытно, что Маяковскому были знакомы имя и работы Николая Константиновича Кольцова, основателя московской школы эволюционной генетики и инициатора исследований в России по евгенике и генетике человека. Возможно, Кольцов был среди прототипов и профессора Преображенского в запрещенной повести Булгакова «Собачье сердце».

В ряду самых известных фраз Маяковского стоит его биологическая метафора из поэмы «Владимир Ильич Ленин»: «Партия и Ленин близнецы-братья». Она затвержена, «втемяшилась» в язык со времен советской школы, звучала повсюду до одурения. Однако, я уверен, эта метафора остается не совсем понятой, особенно для неискушенных в генетике. Ибо возникает «простое как мычание» (так назван первый сборник стихов Маяковского) недоумение. Ведь партия – «она», некое одушевленное существо женского рода, а Ленин – несомненно «он». Как же «она и он» могут быть близнецами-братьями? Почему не брат с сестрой, или, на худой конец, близнецы -сестры? Что если, это странное «он-она» сближение принять серьезно, а не просто как красное словцо или небрежную фигуру речи? Нет ли здесь загадки, скрытого намека, шифровки? Действительно, недоумение разрешается, если близнецовую метафору поверить алгеброй генетики. Как бы следуя методу пушкинского Сальери по отношению к гармонии в музыке.

Сделаем популярный экскурс в генетику. Близнецы бывают двух типов: однояйцевые, они совершенно сходные, и двуяйцевые, несходные между собой, или двойняшки. Первые возникают из одной оплодотворенной яйцеклетки (ее именуют зиготой). Зигота на самых ранних стадиях развития может случайно распасться на две отдельные половинки. И каждая из них способна дать начало самостоятельному организму. Возникают монозиготные (из одной яйцеклетки) близнецы. Наборы их генов полностью идентичны, и поэтому они всегда одного пола - либо братья, либо сестры - и удивительно сходны. Как в детском стишке С. Маршака: «Друг на друга так похожи Комаровы братья, / Где тут Петя, где Сережа, не могу сказать я. / Только бабушка и мать / Их умеют различать». У Шекспира на этом полном сходстве построена «Комедия ошибок».

Но иногда бывает, что две разные яйцеклетки одновременно выходят на свидание со спермиями (сперматозоиды). Тогда возникают и рождаются разнояйцевые, или дизиготные близнецы. Они имеют разные наборы генов, могут быть разных полов и отличаются друг от друга, как обычные братья и сестры или брат с сестрой. Естественно полагать, что партия (она) и Ленин (он), по Маяковскому, относятся к разнополым дизиготным близнецам. Хорошо. Но почему тогда у поэта о разнополых особях сказано «близнецы-братья»? Допустим, это не та свободная от всяких запретов метафора, которая столь свойственна поэтике Маяковского. Не узрел ли поэт «вещими зеницами» что-то необычное, парадоксальное? Действительно, метафору Маяковского можно ныне истолковать на основе знания генетики и роли хромосом в определении пола у человека. Привожу мои доводы.

У человека 23 пары хромосом (всего их 46) , по которым распределяются все гены генома. Каждая хромосома из пары индивидуальна и несет свой определенный набор генов. Любые плюс или минус отклонения от общего числа хромосом или изменения в структуре отдельной хромосомы имеют нежелательные или тяжкие последствия. К сожалению, подобные ошибки нередки, их даже выделяют в особый класс «хромосомных болезней». Большинство нарушений в хромосомах отсекаются уже на эмбриональной стадии развитии, при прерывании беременности. Но нередко приходится за них расплачиваться уже после рождения. Так, лишняя копия 21-ой пары хромосом, одна из самых маленьких в наборе, ведет к тяжкому интеллектуальному отклонению - синдрому Дауна. От него пока нет спасения, хотя весь набор генов этой хромосомы уже известен.

Однако, есть одна особая пара хромосом – половые -, которые различны по структуре и функции. Они обозначаются символами Х и У. Женщины имеют две Х-хромосомы, или набор ХХ, а мужской набор - ХУ. Половые клетки имеют лишь по одной хромосоме от каждой пары. Соответственно, все яйцеклетки несут только Х-хромосому, а спермии бывают двух типов: 50% с Х и 50% с У хромосомой. Пол ребенка прямо зависит от случайной комбинации половых хромосом в момент оплодотворения. Сочетание ХУ приводит к рождению мальчиков, ибо именно в У-хромосоме расположен главный ген, который сдвигает развитие в сторону мужского пола.

Однако, этот четкий механизм распределения половых хромосом иногда дает сбои. При образовании спермиев примерно в одном случае из 1500 одна из половых хромосом теряется. В итоге возникает особь с набором Х0, или «икс-ноль (0 обозначает отсутствие одной из двух половых хромосом). По внешним признаком (фенотипу) особь Х0 будет «она», но с рядом отклонений от нормы. У женщин с набором Х0 нет или неразвиты гонады, и поэтому они бесплодны. Кроме того, Х0 женщины обычно малого роста (около 140 см), с укорочением шеи и деформацией фаланг пальцев. Интеллект при Х0 синдроме обычно нормален.

Вот здесь - внимание! У Маяковского в поэме сказано: «А если в партию сгрудились малые». В этих словах точное и образное описание черт синдрома Х0: малый рост и некоторые нарушения ориентации в пространстве (они «сгрудились», « друг к другу прижатые туго»). У женщин Х0 отмечают также аномалии развития костной системы, сращение, укорочение и искривление пальцев на руках. И здесь опять Маяковский метафорически точен: «Партия- рука многомиллионнопалая, сжатая в один громящий кулак». В психологическом статусе синдрома Х0 отмечают своеобразный «психический инфантилизм с эйфорией при хорошей социальной адаптации» (см. Википедию). И это опять удивительно соответствует строчкам поэмы – « я бы жизнь свою, глупея от восторга, за одно б его дыхание отдал» или – «сильнее и чище нельзя причаститься к великому чувству по имени класс».Таким образом «она» или партия-близнец имеет, согласно описаниям Маяковского, все черты женщин с синдромом Х0. Тогда как набор хромосом у ее брата-близнеца нормален – ХУ.

Остается представить, как может возникнуть пара близнецов с наборами ХУ-Х0 и какие это близнецы однояйцевые или разнояйцевые. На первый взгляд кажется естественным, что это дизиготные близнецы с наборами ХУ («он») и Х0 («она»). Их появление возможно при совпадении двух редких событий. Сначала происходит одновременная овуляции двух яйцеклеток. Затем одна из них оплодотворяется У-спермием, а другая 0-спермием, у которого случайно утратилась половая хромосома. Однако, будем внимательны к тексту поэмы. Маяковский ясно указывает на поразительное сходство близнецов: «Мы говорим Ленин, подразумеваем партия, мы говорим партия, подразумеваем Ленин». Такое возможно лишь при сходных наборах генов, если близнецы однояйцевые или монозиготные. Как же сие понять?

Вот гипотетический сценарий появления уникальных монозиготных близнецов разного пола. 1) Вначале образуется нормальныя зигота с мужским набором хромосом – ХУ («он»); 2) Во время е первых делений зиготы в одной из клеточных линий У -хромосома теряется (такое случается нередко) и возникает клон клеток с набором Х0; 3) Далее два клона клеток ХУ и Х0 отделяются и порождают два отдельных организма: с исходным ХУ -набором («он») и Х0 («она» или партия). В этом сценарии именно исходный набор ХУ («он» или потенциальный Ленин) порождает набор ХО - «она» или Российская Коммунистическая Партия, которой Маяковский посвятил поэму.

Очевидно, генетика и история дополняют друг друга и друг другу соответствуют. Маяковский, конечно, ничего не знал о хромосомах человека, о том, как они определяют пол особи и что получается при разных ошибках их распределения. Это стало известно лишь через много десятилетий. Стало быть, мы имеем здесь случай гениального поэтического художественного предвидения, совершенно непонятного пока современной науке. Как парапсихология или действие сверхмалых доз лекарственных средств при гомеопатии.