Мария Юдина родилась 9 сентября 1899 г. в захолустном Невеле. В этом городке было три православных храма, пятнадцать синагог, католический костел. Её отец Вениамин Гаврилович, несмотря на отчаянную нищету своей семьи, сумел получить высшее медицинское образование, а вернувшись в родной Невель, стал одним из самых уважаемых и известных врачей захолустной еврейской провинции.
Он представлял собой тот тип земского врача, который описан в русской литературе как образец настоящего интеллигента. Доктор Юдин не только лечил, но и беспрестанно хлопотал об общественной пользе – участвовал в открытии школ и больниц, организовывал устройство артезианских колодцев, читал лекции. Энергией он обладал неумеренной, бескомпромиссность его не знала пределов. Его жена, урожденная Раиса Златина, воспитывала четверых детей.
Музыкальность Мария унаследовала от матери, а первые уроки фортепианной игры 6-летняя девочка получила от Фриды Левинсон, ученицы Антона Рубинштейна. Состоятельная пианистка не брала учеников, но в Маше распознала что-то такое, ради чего сделала исключение.
Музыкант и музыковед М. Казинник писал: «В 15-16 лет девочка из провинции говорила на немецком, на французском, на латыни, уже знала историю культуры, историю философии, говорила о Канте, Шеллинге, о Шопенгауэре. Она поражала всех».
В юности Мария «ходила в народ», выходила работать в поле вместе с крестьянами и однажды серьёзно повредила на жатве большой палец – чуть не отрезала. К счастью, Юдина смолоду отличалась завидным здоровьем и каким-то чудом палец зажил настолько, что её мастерство не пострадало.
В 1917 г. Мария увлеклась идеями революции и даже была секретарём народной милиции. В Петроградскую консерваторию, где она училась, она таскала с собой папки дел и вываливала их на стол рядом с партитурами. Один из уважаемых профессоров, глядя на революционную студентку, в ужасе восклицал: «Мария Вениаминовна! Что же, в конце концов, у нас здесь дирижёрский класс или милицейский стол?»
Философ Михаил Бахтин познакомился с юной Марией Юдиной, приехав в её родной Невель в 1918 г. преподавать в трудовой школе. Дочь земского врача-еврея, который был для неё примером, студентка Петроградской консерватории, она входила в так называемый бахтинский кружок интеллектуалов-единомышленников. Бахтин отмечал, что никогда не видел её «молодой» – слишком серьезна, слишком рассудительна и очень рано задумалась о монашестве.
В 1919 г. еврейская девушка Мария крестилась и всю жизнь оставалась фанатично преданной христианкой. Вера для Юдиной оказалась не блажью, опасной в революционные годы, а потребностью души, тем стержнем жизни, который помог ей выстоять в самые тёмные периоды. Из дневника тех лет: «Нужно быть доброй, нужно согревать людей, не жалеть себя, творить добро – всюду, где можешь. Я хочу показать людям, что можно прожить жизнь без ненависти, будучи в то же время свободным и самобытным. Да, я постараюсь стать достойной внутреннего голоса своего».
Однажды, увлёкшись философскими идеями отца Павла Флоренского, она написала ему письмо, на которое он ответил приглашением встретиться. Мария общалась с мыслителем до его ареста и расстрела, а дружба с семьей священника продолжалась до её смерти.
Свой выпускной год она провела в фортепьянном классе профессора Л. Николаева, где вместе с ней учились Владимир Софроницкий и Дмитрий Шостакович. Трудно представить, как она ухитрялась сочетать свои музыкальные классы с занятиями на историко-филологическом факультете Петроградского университета, но Юдиной это удавалось.
В 1921 г. она закончила консерваторию в звании лауреата. Основатель консерватории Антон Рубинштейн завещал любимому детищу капитал, на проценты которого ежегодно приобретался рояль, присуждавшийся лучшему выпускнику.
Но было обязательное условие – кандидат должен быть непременно один. Впервые художественный совет консерватории счёл необходимым нарушить завет Рубинштейна и присудил два рояля – Юдиной и Владимиру Софроницкому. «Мы оба, Софроницкий и я, – писала Юдина в своих воспоминаниях, – получили наградные рояли... на бумаге... Время было трудное».
Преподавательскую деятельность Мария Вениаминовна начала в двадцатидвухлетнем возрасте, но, несмотря на молодость, авторитет её в музыкальных кругах был большим. О ней говорили как о выдающейся пианистке и талантливом педагоге.
Она появлялась в консерватории в необычном длинном чёрном платье, напоминавшем балахон, и казалась не артисткой, а, скорее, монахиней. Её игра гипнотизировала властной убеждённостью и волей. Говорили, что в исполнении Юдиной никогда не прослушивалось ничего женственного, нежного или грациозного.
В её руках были заключены нечеловеческие сила и энергетика. Когда Мария садилась за рояль, рождалось волшебство, от которого перехватывало дыхание. «Полная, скромно причесанная, в широком платье, сидела она, склонившись, с полуприкрытыми глазами над клавишами. И вроде даже не очень старалась, а из пальцев – будто святой дух пронзает каждую ноту, и мурашки по коже», – писал о ней А. Красильщиков.
Студенты боготворили молодого педагога и уважали её странности.
Работоспособность Юдиной поражала. Ещё будучи студенткой консерватории, она настолько «переиграла» руки, что вынуждена была взять отпуск и на какое-то время прекратить занятия на фортепьяно. Правда, и тогда неутомимая Марусенька не смогла сидеть лентяйкой — она стала работать в детском саду и возвращалась по вечерам такой утомлённой, что всякий раз засыпала прежде, чем сестра успевала подать ей тарелку супа. Юдина вообще никогда ничего не умела делать вполсилы.
Причиной для увольнения педагога в 1930 г. из ленинградской консерватории, где она вела фортепьянный класс, стали её религиозные убеждения. В 1932 г. Юдину на два года приютила консерватория Тбилиси. С 1936г. она – профессор Московской консерватории, где продержалась 15 лет, постоянно подвергаясь нападкам завистников и ревнителей коммунистической морали.
В 1939 г. в неё влюбился её студент Кирилл Салтыков – молодой красавец-блондин, увлечённый альпинизмом. Вспыхнул роман. Им было неважно, что она намного старше, что на кафедре слухи, что вслед хихикают и показывают пальцами. Перед свадьбой Кирилл поехал на Кавказ и сорвался в расщелину при восхождении…
Мария Вениаминовна пережила это горе, но зарубка в сердце осталась навечно. Утешилась она тем, что так нужно было Господу, и прожила всю жизнь одинокой. Её потом и похоронили под камнем, где лежит её Кирилл…
Гонения на Юдину неожиданно приостановились в годы войны. О причине прекращения травли написал известный культуролог, музыковед и журналист Соломон Волков, ссылаясь на книгу Дмитрия Шостаковича.
Однажды в Радиокомитете раздался телефонный звонок. Звонил Сталин. Он попросил прислать ему запись прозвучавшего накануне по радио фортепианного концерта Моцарта. «В исполнении Юдиной», – добавил он.
Концерт исполнялся в студии, запись не велась, поэтому пластинки не было. Но сказать «нет» было равносильно подписанию себе смертного приговора – человеческая жизнь ничего не стоила. Впереди ночь.
Срочно вызвали Юдину, собрали оркестр и устроили запись. Все тряслись от страха, и только Юдина была совершенно спокойна. Дирижер от страха ничего не соображал, пришлось его отправить домой. Вызвали другого – та же история: сам дрожит и сбивает оркестр. Только третий дирижер смог довести запись до конца. Это был уникальный случай в истории звукозаписи – смена трех дирижёров.
Наконец записали за ночь. На другой день в сверхсрочном порядке была изготовлена в одном экземпляре пластинка, которая и была отправлена Сталину.
Вскоре Юдина получила конверт, в который было вложено 20 тысяч рублей – очень большая сумма. Ей сообщили, что это сделано по личному указанию Сталина. Тогда она написала ему письмо:
«Благодарю Вас, Иосиф Виссарионович, за Вашу помощь. Я буду о Вас молиться денно и нощно и просить Господа, чтобы он простил Ваши прегрешения перед народом и страной. А деньги я отдала на ремонт церкви, в которую хожу».
«В это трудно поверить: сказать такое вождю, – писал Шостакович. – Но она никогда не лгала». С Юдиной ничего не сделали. Сталин промолчал. Утверждают, что пластинка с моцартовским концертом стояла на его патефоне, когда его нашли мертвым.
Эта история, да и сама последующая биография Юдиной, настолько не укладываются в страшный фон тогдашней жизни, что кажутся выдумкой. Как могло случиться, что её, православную христианку, не скрывавшую своих убеждений – ездила в ссылку к репрессированным священникам, поддерживала опальных актеров, поэтов, музыкантов, правозащитников, произносила вслух запрещенные, оклеветанные имена – не тронули? Даже ни разу, по её словам, не вызвали на допрос.
Да, подвергали гонениям, увольняли из консерватории, из Гнесинского училища, где она преподавала, но разве можно сравнить это с судьбой Мейерхольда, его жены и многих других, с кем она дружила? Возможно, к ней относились как юродивой и боялись связываться.
Во время «борьбы с космополитами» Юдину уволили из консерватории; хорошо ещё, что не запретили изредка выступать с концертами. Она переехала с Беговой улицы за город (сейчас это уже Москва), в деревянный дом, где она могла играть, никому не мешая.
Вскоре Юдина написала Пастернаку: «Здесь тишина невообразимая. Вижу закаты и восходы, иней, слышу ветер и птиц. Топлю печь и порою таю снег для питья и мытья. Благодарю Провидение каждый день, ибо окружена молодыми душами – начались уже занятия с моими обожаемыми студентами».
Но со временем она, не обращавшая никогда внимания на «прозу жизни», стала уставать: «Я всё же устала топить печку, а весною в бури – ничем не упраздняемый дым. Вечно чинить разрушающиеся ступени, рамы, крышу, кустарный водопровод, летом запасать 12 кубометров дров, ездить на машине для любого необходимого персонального разговора к своему секретарю, платить за это грандиозные деньги, тратить часы, дни и недели на борьбу со стихиями – вместо изучения партитур!".
В середине 50-х её приняла на работу в институт им. Гнесиных (чем, безусловно, спасла от полной нищеты) его основательница Елена Фабиановна Гнесина. И те, кому посчастливилось быть студентами Юдиной, не могли забыть этого всю жизнь. Она преподавала профессию совсем не так, как другие, отвергая каноны академической школы. И продолжала потрясать публику своим мастерством.
Ученица Марии Вениаминовны М. Дроздова писала: "Юдина требовала полного освобождения всей руки, которую она уподобляла шлангу. По шлангу струится жидкость от плеча в кисть, затем через кончики пальцев на клавиши. Если где-то зажать шланг, жидкость не пойдет и не получится полноценного фортепианного звука. …Особенное значение она придавала концам пальцев, в которых сосредотачивался вес всей руки, характеру их соприкосновения с клавиатурой».
Занимаясь со студентами, Юдина порою засиживаясь с ними допоздна, когда метро уже закрывалось. В таких случаях она каждому студенту давала деньги на такси.
Марии Вениаминовне не суждено было стать женой и матерью. При этом инстинкт материнства в ней был развит невероятно и по отношению к своим ученикам, и по отношению к друзьям тех, кто по возрасту годился ей в дети.
Студентам внушали: музыка Стравинского – ужасная, реакционная. А в классе Юдиной именно её играли студенты… Власти ломали психику Шостаковича, вынуждали его признаться: всё, что он до этого дня написал, – череда заблуждений. Композитор замыкается, пишет в стол. А в классе профессора Юдиной разучивают Квартет Шостаковича. Она приглашает его на репетицию. Когда опальный композитор входит в здание, Юдина, раскрыв двери класса, на весь коридор громко кричит уборщицам: «Стелите красную дорожку – к нам идет гений!»
Поражало аскетическое убранство квартиры Марии Вениаминовны – узкая железная кровать, самодельные стеллажи с книгами, рояль, иконы, потемневшая садовая скамейка, вмещавшая массу каких-то папок, бумаг, нот, заваленный бумагами стол.
«Нищета чудовищная, – писал один из её почитателей. – Дверь не запиралась. Когда мы вышли, Мария Вениаминовна просто прикрыла ее. Я спросил:
– Остался ли кто дома?
– Нет.
– А как же квартира?
– Замок не работает. Я дверь не запираю. Да, у меня и брать нечего».
В обширной библиотеке Юдиной были книги по истории, музыке, литературе, математике, физике, химии, биологии, огромная подборка книг с автографами Пастернака, Заболоцкого, Маршака, альбомы с репродукциями Шагала, Кандинского, Чюрлениса. Она знала всю мировую литературу – от античности до молодого Евтушенко, чувствовала её.
В квартире Юдиной тайком от властей читал рукопись "Доктора Живаго" Б. Пастернак, дружба с которым продолжалась до самой его смерти. На своих концертах Мария Вениаминовна выходила на авансцену и читала стихи из «Доктора Живаго» – романа, за который Пастернака травили и довели до гибели. Директор Большого зала Консерватории хватался за сердце…
Вот как написал в письме к своей сестре в 1929 г. о знакомстве с ней сам Борис Леонидович: «… явилась ко мне молодая особа и, поминутно вспыхивая и загадочно смущаясь, осведомилась, возможна ли и допустима просьба о переводе её любимого немецкого поэта Рильке со стороны частного лица, то есть мыслим ли такой заказ. Речь шла о переводе нескольких стихотворений, и я ей отказал, потому что был занят. Она сказала, что могла бы предложить… хорошие условия. Я улыбнулся, потому что всё это становилось особенно трогательно при взгляде на ее стоптанные башмаки и более чем скромную кофту…
Прошло некоторое время, и Генрих Нейгауз настойчиво посоветовал мне пойти на концерт пианистки из Ленинграда, перед которой он-де совершенно ничто, что это замечательная музыкантша и со странностями – мистически настроена, под платьем носит вериги и так выступает, … и назвал мне мою посетительницу. В антракте я ей послал единственное, с чем из вещей Рильке мог расстаться – юношеский сборник слабых для позднейшего Рильке рассказов с соответствующей надписью: "Простите, что не знал, кто Вы. Напишите из Ленинграда, переведу всё, что захотите".
Юдина дружила с А. Ахматовой, О. Мандельштамом, гостила у Маршака, просила М. Цветаеву перевести Гёте.
Даже тогда, когда она хорошо зарабатывала, жила в крайней бедности, почти нищете. Для неё помощь другим – политзаключенным, друзьям и незнакомым людям – была не добродетелью, а нормой, всего лишь порядочностью. Она помогала всем, кто нуждался, отдавая всё, что было и чего не было. За это её многие осуждали – как это, занимать у одних, чтобы отдать другим?
Всю жизнь она кого-то спасала, выручала. Пенсии для всего этого, конечно, не хватало, за выступления она почти ничего не получала, но Юдина всю жизнь совершенно равнодушно относилась к материальному благополучию. Получив гонорар за пластинку, она раскладывала на столе стопочки: это – на лечение сына консерваторской гардеробщицы; это – семье ссыльного священника, а это – рабочему сцены, которого она почти силком отправила в больницу, где выяснилось, что у него туберкулез; это – родственникам политических заключенных, это – на посылки в ГУЛАГ. Во время войны за счёт её пайка питалось несколько семей.
Был и такой случай в её жизни. Однажды поздно вечером к Юдиной пришла незнакомая женщина и сказала, что у неё случилась беда и ей нужна большая сумма денег, но она нигде не может ее достать. Слышала, что Мария Вениаминовна всегда помогает материально нуждающимся, и решила поэтому обратиться к ней за помощью, пообещав, что, как только сможет, долг вернет. У Марии Вениаминовны своих денег не было, она заняла; женщина, на удивление, вернула ей деньги через год.
Однажды Юдина познакомилась в электричке с попутчицей, которая рассказала, что живет в нужде и её дети недоедают. Мария Вениаминовна в это время получила гонорар за пластинки с музыкой Баха – и купила на него корову для своей абсолютно случайной попутчицы!
Узнав перед войной о бедственном положении Марины Цветаевой, Юдина отправилась к ней, чтобы хоть чем-то помочь. «Вижу пожилую, надломленную, мне непонятную женщину, стараюсь быть почтительной, учтивой, любезной, – вспоминала она. – Мне бы к ногам её броситься, целовать её руки, облить их слезами… Трудно мне самой понять, почему была я так замкнута и даже как будто равнодушна… отчасти, быть может, потому, что на моих плечах много лежало человеческих судеб – всех прокормить, всех достичь, обо всех подумать. А раньше — ссылки… Но, как известно, «самооправдание – плохой советник»: то был грех недостатка любви». Всю жизнь она винила себя, что не смогла уберечь Цветаеву.
Во время войны Мария Вениаминовна ходила в солдатской шинели, подпоясанной веревкой, и развешивала на столбах объявление: «Лечу с концертами в Ленинград. Принимаю посылки весом до 1 кг». В осаждённом простреливаемом городе она сама ходила и разносила эти посылки по адресам незнакомым людям.
Юдина была известна среди друзей неспособностью сохранить что-либо ценное для себя. Вещи, которые ей дарили друзья, тут же передаривала или несла в ломбард. Злилась на зрителей за роскошные букеты: «Зачем вы? Лучше бы отдали деньгами, и я бы N лекарства оплатила».
Шостакович вспоминал, как она обратилась к нему с просьбой одолжить немного денег чтобы застеклить разбившееся окно – стояли морозы. Разумеется, он дал ей деньги, а навестив спустя какое-то время, увидел всё то же разбитое окно; оно было заткнуто тряпкой. «Как же так, Мария Вениаминовна? Мы дали вам деньги, чтобы починить окно. – Я отдала деньги на нужды церкви».
Художница А. Порет рассказывала, что однажды Юдина пришла к ней, ведя за руку существо с чёрными глазами, и, наскоро объявив, что девочке негде жить, – родители уехали в Сибирь, – попросила оставить ребёнка на шесть дней. Шесть дней превратились в шесть лет.
Мировая знаменитость, одна из лучших исполнительниц музыки Шуберта, Баха, Бетховена, Брамса и Моцарта, Мария Вениаминовна выходила на сцену в неизменном длинном чёрном платье, с большим крестом на груди, в растоптанных кедах без шнурков, которые носила зимой и летом из-за больных ног. Это платье и обувь были и её повседневной одеждой. Она не бросала вызов, не играла в чудаковатого гения перед публикой – просто мало задумывалась об условностях.
Л. Улицкая так описала её в романе «Зелёный шатёр:
«К роялю направилась грузная старуха с сумкой под мышкой, опустив расслабленную массивную голову и свесив вдоль тела руки. Она села на табурет, немного покачала на нём своё большое тело, посмотрела вверх, словно разглядывая что-то на потолке, и взяла первый аккорд. Музыка из-под рук старухи поднималась ошеломляющая. Это было какое-то иное представление мира, ни на что не похожее…»
В холода Юдина надевала старый плащ; подаренная Ленинградским митрополитом Антонием шуба продержалась в её гардеробе несколько дней и была кому-то передарена.
«В мае 1960 года, – писала М. Дроздова, – нам стало известно, что Мария Вениаминовна отстранена от занимаемой ею должности штатного профессора. Для всех для нас, её учеников, было большим горем лишиться нашего любимого учителя!»
Причин для увольнения было две: с одной стороны, религиозные убеждения и нежелание считаться с общепринятым мнением и идеологическими установками, а с другой – обычная зависть.
Вот одно из выступлений на Совете Института им. Гнесиных: «Считаю своим гражданским долгом заявить о том, что кандидатура М. В. Юдиной как воспитателя молодых советских музыкантов абсолютно неподходяща. Её авторитет настолько велик, что он давит, он мешает, зачастую просто-напросто срывает всё то, что мы считаем правильным и необходимым для работы с молодежью».
В 60-е годы Юдина была настоящей легендой музыкального мира. Её гениальный дар пианистки не вызывает сомнений. Дмитрий Шостакович просил Марию Вениаминовну быть первым исполнителем его прелюдий и фуг. Пианистка начала работу. Он приехал к ней послушать и сказал: «Это совсем не то, что я написал, но вот так и играйте! Только так и играйте!».
Публика слушала её стоя, долго не отпускала со сцены. Окончательно устав, пожилая женщина показывала руки, заклеенные пластырем: «Простите, я больше не могу – резала рыбу кошкам». Она их подкармливала – при том, что сама зачастую недоедала, но никогда не обращала на это внимания. Считала, что художник должен быть беден.
Игра Юдиной была неповторима. Упомянутая выше художница А. Порет вспоминала, что однажды Юдина пригласила их с подругой к себе в гости и стала играть новую программу. «Мы сидели… на маленьком диванчике… и, не дыша, слушали… Она попросила зажечь лампу, закрыла её тёмным куском материи, и мы видели только её освещённый профиль и руки. Потом она вдруг прекратила игру и попросила дать ей платок или полотенце. Когда я подошла к роялю, то увидела, что клавиатура была забрызгана кровью. Оказалось, что её пальцы треснули на кончиках от холода и не заживали, так как она работала по много часов в день, иногда и по ночам».
Заслуга Юдиной перед русской культурой неоценима ещё и потому, что именно она познакомила отечественного слушателя со многими выдающимися композиторами Запада. Только благодаря ей на родину вернулись произведения Игоря Стравинского. Не знавшая ни в чём меры, Мария Вениаминовна буквально боготворила этого композитора. В 1962 г., к восьмидесятилетию Стравинского, она организовала выставку, посвящённую его жизни и творчеству. Много энергии и напористости проявила Юдина, чтобы уговорить руководство поставить балет Стравинского «Орфей», для чего лично обеспечила дирижёра партитурой, но самое главное – она «пробила» приезд композитора в СССР.
Когда Стравинский, убелённый сединами старец, сошёл с трапа самолёта, Мария Вениаминовна грузно опустилась на колени, целуя руку своему кумиру. Многие увидели в этом поступке чудачество, но это было искренним преклонением равного перед равным. Приехав в Лейпциг с концертами, Юдина шла босая, как паломники к святым местам, к церкви св. Фомы, чтобы преклониться перед надгробием Баха.
Наверное, те же порывы руководили ею, когда она в Малом зале консерватории 31 августа 1961 г. через весь зал на коленях шла к гробу Софроницкого.
В 1960-е годы Мария Вениаминовна к своим блестящим концертам добавила лекции по истории искусства, причём рождались они, по большей части, спонтанно. Послушать Юдину приходило больше народу, чем на объявленные заранее концерты. Люди соскучились по глотку свободной мысли. «Знаете, я решилась на небольшой цикл лекций о высочайших точках нашей культуры», – рассказывала она.
В конце шестидесятых Юдина жила на грани нищеты и из-за травмы руки после автомобильной аварии очень редко играла концерты. Её пенсии для привычной помощи людям, конечно, не хватало. Гонораров она почти не получала.
Понимая, что уже не будет играть публично или записывать пластинки и, следовательно, расплатиться с терпеливо ждущими и всё понимающими кредиторами нет никакой возможности, она решила переехать из своей двухкомнатной квартиры на девятом этаже в однокомнатную на первом этаже в этом же доме, чтобы получить разницу в деньгах и хоть с кем-то расплатиться.
Мария Вениаминовна была не только гениальной пианисткой, но и энциклопедистом в полном смысле этого слова, человеком сильным, страстным, не похожим ни на кого, на редкость смелым и энергичным. Она никого не боялась. На вечере памяти Паустовского в Литературном музее Юдина сказала со сцены: «Советская литература с уходом Паустовского лишилась совести, которой в такой степени ни один из живущих ныне писателей не обладает».
Именно Юдина, чередуясь со Станиславом Рихтером и Святославом Нейгаузом и стараясь не плакать, играла в Переделкино, в тесноватой комнате, у гроба опального Бориса Пастернака. Это был особый, редкий и одновременно характерный тип настоящего культурного человека – религиозность, подвижничество, скромность, самоотверженность и чувство юмора в нерасторжимом единстве.
Незадолго до смерти Марию Вениаминовну сбила машина на площади Восстания в Москве; после этого она уже не оправилась и не играла. Водитель, молодой парень, очень переживал, что чуть не убил пожилую женщину, а Марию Вениаминовну больше возмутило, как обращались с ней врачи скорой помощи – «тыкали», называли «бабкой».
Едва придя в себя в больнице, она, невзирая на боль, стала хлопотать за ближних – её поразила заброшенность больных в палате. Будучи сама между жизнью и смертью, Юдина советовалась с друзьями – кому бы влиятельному, авторитетному позвонить, рассказать о беде лежащего рядом человека, чтобы помогли наверняка. Она надеялась, что может помочь, а о себе не беспокоилась.
Марии Вениаминовны не стало 19 ноября 1970 года. Она прожила 71 год. Когда она, отмучившись, ушла, никто не хотел помочь с панихидой – её не разрешали провести ни в одном театре.
Вмешался Шостакович. Дирекция консерватории милостиво разрешила отдать под панихиду вестибюль Большого зала. На панихиде было сказано мало слов, но звучало много музыки. Играли Нейгауз и Рихтер, пела Давыдова. А на сцене второго этажа репетировал оркестр филармонии. Музыканты, услышав доносившиеся снизу звуки, спустились со своими стульями, уселись между колонн - и полилась Седьмая симфония Бетховена…
Похоронили Юдину на Введенском кладбище.
Через несколько дней после похорон на имя Марии Вениаминовны пришло письмо-извещение из ателье проката: «Вторично ставим в известность, что срок вашего договора на прокат рояля истек 14 июля 1968 г. Согласно договору, рояль подлежит вывозу». Прокатная контора прислала грузовик, чтобы забрать свою собственность. Через окно маленькой квартиры подъемный кран вытянул старый рояль единственной пианистки с мировым именем, у которой не было собственного инструмента.
После её смерти была издана книга воспоминаний, в которую вошла её переписка с Флоренским, Стравинским, Шостаковичем, Пастернаком.
Теперь, через годы, в Консерватории и в других местах часто бывают вечера памяти Юдиной и там собираются полные залы. Только имя Марии Вениаминовны может собрать столь одарённых и столь разных людей нашего времени в один вечер. В Консерватории на её юбилее выступали знаменитые актеры, музыканты, поэты, художники.
На одном из таких вечеров Михаил Козаков прочитал отрывок из дневника великой пианистки, написанный ею в 16-летнем возрасте: «Всё божественное, духовное впервые явилось мне через искусство, через одну ветвь его – музыку. Это моё призвание, верю в него и в силу свою в нём… В этом смысл моей жизни».
––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Источники: Википедия, цикла «Чтобы помнили», статей А. Красильщикова «Страсти по Марии Юдиной», М. Казинника «Мария Юдина – легендарная пианистка», И. Семашко в сборнике «100 великих женщин», Я. Дубинянской «Мария Юдина: Легенда о пианистке» в журнале «Личности», книги С. Волкова «Шостакович и Сталин: художник и царь», сайтов «molodost.in.ua», «amnesia.pavelbers.com», «maria-yudina.blogspot.com», «philologist.livejournal.com», и др.
Комментарии
Юрий Токарь
Удивительная,грустная и одновременно
светлая история. Спасибо за неё.
Спасибо Михаилу Гаузнеру
Дорогой мой Михаил Яковлевич, дядя Мишенька!
На одном дыхании прочитала эту удивительную историю, так скрупулезно и тепло рассказанную Вами!
Благодарю Вас за то, что благодаря библиографическим поискам и умению объять необъятное , изложенная Вами жизнь замечательной женщины Марии Юдиной не будет в забвении!
О М.В. Юдиной
Был на незабываемом концерте великой пианистки в рижской филармонии. Никакого креста на ней не было. Кажется, правосланый - если он не священнослужитель - носит только нательный крест.
О М. В. Юдиной.
Слушала Марию Юдину в Минске. Она играла сонаты Бетховена. Впечатление незабываемое! Спасибо Михаилу Гаузнеру за статью.
Добавить комментарий