Моя собачья жизнь

images_dogs_doberman-pinscher.jpg

 Здравствуйте! Меня зовут Чабби. Я стар и болен кучей болезней, но в душе - я юнец. Всю сознательную жизнь я хотел поделиться своими воспоминаниями, но, как-то не решался, да и не с кем было. Кому интересны душевные излияния пса? Теперь же, почувствовав, что жизнь моя вышла на финишную прямую, я наконец решился на этот шаг. Вот, включаю диктофон... слушайте..., если, конечно, кто-то когда-то меня услышит.

 Родился я двадцать восьмого апреля тысяча девятьсот девяносто четвёртого года (Боже мой! В прошлом веке!) в городе Нью-Йорке.

Вместе со мной на свет появились четыре брата такой же, как и я, чёрной масти, и одна, красного цвета, сестра. У отца моего характер был лютый. Он ненавидел всех и всё, считая себя хозяином округи, чего у нас, на Статен Айлэнде, – вотчине мафии, делать нельзя: здесь у каждого хозяина есть свой босс. Вот и посадили моего будущего папочку на цепь, но однажды он с неё всё-таки сорвался, набросился на юную собачонку, сделал своё чёрное дело - и помчался за машиной, которая ему чем-то не угодила. Итог – перелом задней лапы; так он и остался хромым цепным псом до конца своих дней.

А вот моя мама всю жизнь оставалась эталоном доброты. Она напоминала мне застенчивую гимназистку конца девятнадцатого века, посвятив себя детям и заботе о покалеченном непутёвом муже. Вас, наверное, заинтересует, откуда я всё это знаю о моих родителях. А всё очень просто: по ночам, когда летом в домах открыты окна, вы часто можете слышать собачий лай и кошачьи мявки – это наш интернет. Мы – животные, общаемся мозгами и голосом, а не пальцами и кнопками, как вы, человеки.

 В семье моего будущего Хозяина было горе: в достаточно молодом возрасте от сердечного приступа восьмого июня девяносто четвёртого года умер Герд, мой. Предшественник. На следующий день в местной газете появилось объявление о продаже щенков, то есть о моей и моих братьев и сестры. На следующий день вечером в нашем доме появилась семья из трёх человек: мама, папа и он - мой будущий Хозяин.

Нас выпустили в комнату на ковёр, и в этот самый момент его глаза встретились с моими. Мы мгновенно сделали наш выбор. Я подбежал (если это можно было назвать бегом) к молодому парню, пожевал шнурок его обувки и облизал носок башмака. Это была метка, что означала – я твой! Мой будущий Хозяин вытащил из маминой сумочки пузырёк с белым лаком для ногтей и мазнул им кончик моего уже обрезанного хвостика. Люди – странные существа! Зачем он это сделал? Я бы узнал его из миллиона без всяких мазков... Забрать меня должны были через три недели, но мы уже не могли существовать друг без друга, и через неделю я, облизав мамин нос, покинул место своего рождения и отправился на машине в его дом.

 И так разрешите представиться ещё раз. Моё полное имя, зарегистрированное в штате Нью-Йорк, Лорд Чабс, я - Доберман Пинчер. Как положено по экстерьеру, хвост мой был уже подрезан, а вот ушами ещё предстояло заняться. Для нас, Доберманов, подрезка ушей - это что-то вроде удаления зуба для человека. Процедура, мягко говоря, жуткая, но ничего не поделаешь – я должен выглядеть злым красавцем. Но как я могу выглядеть злым, когда я всего двадцать пять сантиметров длиной (или один фут, если вы предпочитаете английскую систему измерений) и голос мой скорее напоминает осипшего мышонка, чем Страшилу. А теперь самое главное: когда я вошёл (меня скорее внесли) в мой новый дом, первое, что я почувствовал — это то, что дом этот пах любовью и добротой. Я, конечно же, не слизняк и не желал родиться болонкой. Я - Доберман... и вдруг такое вот чувство?! 

 ... Не найдя ответа, я оставил обсуждение этого вопроса на потом. А пока что я стоял на коврике у стенного шкафа с приоткрытой дверцей, откуда вкусно пахло ношеной обувью. Не долго думая, я сунул нос в щель и, ухватив первый попавшийся башмак, вытянул его наружу. Этим башмачком оказалась тапочка мамы Хозяина. Лизнул я пятку той обувки - и у меня от удовольствия закружилась голова.

Боже мой, какой это был цимес («прелесть» - откуда я знаю это еврейское слово?), но я тут же осознал, что буду немедленно наказан за содеянное и, укусив носок башмака, я уселся на бок попы и, склонив голову влево, посмотрел на женщину. Она же, к моему удивлению, сказала сыну: «Лёва, пусть он грызёт этот старый тапок, он ведь всё равно весь рваный, а у меня есть новая пара». Так я узнал, что моего босса зовут Лёва, но для меня он на всю жизнь остался Хозяином. Отец Лёвы, огромный дядька почти до потолка ростом, стоял в сторонке и чему-то улыбался. Вот тогда я по-настоящему почувствовал, что в этом доме, который теперь и мой тоже, мне будет хорошо и тепло. Я был прав – в доме пахло счастьем, уютом, ну и ещё немного с кухни веяло вкусным запахом котлет.

 Пока люди умилённо смотрели, как я грыз старую тапочку, которая, честно говоря, мне уже изрядно надоела, я подумал себе, что хватит возни с обувью и, бросив тапку в сторону, я пошёл к лестнице, ведущей на второй этаж. Объясняю – это для вас, человеков, прошло всего пять минут моей возни с тапочкой, а для меня по-моему, собачьему, времени прошло целых тридцать пять минут! Уяснили? Итак - я у лестницы.

Вообще-то, для нас, Доберманов, лестница - это камень преткновения, но тут во мне проявился характер моего папаши, который ничего и никого не боялся (к сожалению, не от большого ума). Я потянул носом воздух – сверху пахло местом, где люди спят, и я стал бесстрашно карабкаться наверх по ступеням. Слава Богу, они были покрыты карпетом, за который я цеплялся коготками, а то моему восхождению была бы хана.

Достигнув второго этажа, я повернул морду (увы, у собак нет лица, а только морды – и это чрезвычайно печально) и, встав в позу горного козла, уставился на жильцов дома. Хозяин и его родители удивлённо смотрели на меня, не понимая, как это я отважился взойти по лестнице на второй этаж, ведь мы, Доберманы, боимся этого «упражнения», как огня. Ну и покуда они стояли с раскрытыми от удивления ртами, я отправился осматривать, как я думал, свои будущие владения. В маленькой спальне места для меня не было; в комнате Хозяина, кроме мебели, пол был усеян одеждой, книгами, обувью и другим барахлом, что мешало мне даже войти в неё, не то, чтобы найти себе место.

А вот в спальне Лёвиных родителей я сразу облюбовал себе уголок у двери: здесь было уютно и до полудня солнечные лучи обогревали бы моё, как я думал, будущее жилище. Ко всему здесь хорошо пахло чистым постельным бельём и рядом было два туалета – один для людей и второй для меня, в котором я буду пить воду из унитаза, когда, как вы сами понимаете, подрасту. Размечтавшись, я свернулся калачиком в «своём уголке» - и задремал...

 Оторвал меня от столь приятных мыслей громкий хлопок свёрнутой газеты по ладони. Рядом со мной стоял Хозяин. Он ещё раз ударил свёртком по ладони и так же хлёстко сказал: «Нельзя! Место!» - и пошёл в сторону лестницы, строго глядя мне в глаза. Я сделал вид, что не понял, чего от меня хотят, но не тут-то было. Хозяин взял меня пальцами за ошейник и потянул за собой.

Мы – Доберманы, умные твари, и я, поняв, что проиграл, заковылял к лестнице. Лёва пропустил меня вперёд и скомандовал: «Вниз!». Вот тут начались мои проблемы: идти вниз оказалось намного труднее, чем карабкаться вверх. Боком, на попе я, кое-как сполз до середины лестницы и ... остановился - мне вдруг стало страшно. Хозяин, как бы дразня меня, легко сбежал вниз по ступеням и поманил пальцем, мол давай, давай, не тяни время.

Я заставил себя собраться, сделал шаг вниз и, потеряв равновесие, съехал на пузе к ногам Лёвы, ухватившись за его тапочку, совершил кувырок и приземлился пузом вверх у стенного шкафа. Люди, увидав мой «цирковой номер», смеялись до слёз, а мне стало так стыдно – прямо не грозный Доберман, а какой-то котёнок. Разрядил обстановку Хозяин. Сказав: «Чабби, пошли, я покажу тебе твоё настоящее место», и повёл меня на кухню. Не могу сказать, что я был в восторге от моего нового места жительства, что находилось между стеклянной дверью на террасу и газовой плитой.

Да, там было тепло; да, это была солнечная сторона до часу дня; да, там вкусно пахло едой; но место это было далеко от комнаты Хозяина и мне стало очень грустно. Почему человеки выбирают себе дома и мебель по вкусу, а мы – собаки должны обитать там, где нам прикажут? Стоп! Я – собака и должен подчиняться человеку! Кто придумал эту бяку? Люди говорят, что так наказал Бог. Кто такой этот Бог? Не знаю я никакого Бога! Не знаком! Но есть Хозяин и он сказал, что это моё место – значит, это будет мой угол. Всё! Я так решил – так оно и будет! Устав от этих треволнений, я свернулся калачиком на подстилке, что принёс Лёва, и сладко (как скажут люди) задремал, прикрыв нос лапкой.

 Вы, люди, когда женитесь, довольно долго «притираетесь» друг к другу; так же и мы – собаки, только нам надо привыкать не к себе подобным, а к вам - человекам. Редко, когда у владельцев собак бывает желание «притереться» к животному. Мне в этом смысле очень повезло: и Хозяин, и его мама, и даже этот Громила-Мужик с первого дня моего пребывания в доме старались найти со мной контакт. У меня даже сложилось такое впечатление, что они частенько забывали, с кем имеют дело, и сюсюкали со мной, как с котёнком, а я – Доберман.

 Первая ночь на новом месте прошла беспокойно: я долго не мог заснуть, а когда проваливался в дрёму, мне снилась мама и, просыпаясь, я громко скулил, не давая обитателям дома покоя. Скорее бы уже повзрослеть, прекратить распускать нюни и.… мочиться на подстилку. Мне стало стыдно, и я даже покраснел от этих мыслей, но люди, к сожалению, не видят, как собаки краснеют. А, может быть, это к лучшему.

На второй день утром я пошёл в школу. Нет, конечно же, не так, как ходят в школу дети; мой Хозяин начал меня учить правилам этикета. Другими словами, он начал меня обучать, как сидеть, как лежать, как ходить, как когда кушать и пить, как и когда справлять нужду и прочая, и прочая... Приказы он повторял два, а то и три раза, и это частенько меня задевало. Мы, собаки, особенно Доберманы, очень умные существа, и мне не нужно повторять команду несколько раз, просто нужно посмотреть в глаза - и вы сразу увидите, что я всё понимаю, просто иногда мне не хочется подчиняться, а хочется пошалить да поиграть, ведь жизнь- то у нас в семь раз короче, чем у вас, человеков.

Да, и ещё одно замечание: нам не нужен Универсальный Переводчик, как в телевизионных сериях “Звёздная Дорога”, мы понимаем все языки, ведь самое главное - это не то, что вы нам говорите, а как вы это делаете. Так вот, когда вы, человеки, доходите до этой элементарно простой истины, тогда и кончаются все проблемы между вами и нами. Ну, так вот, моя учёба началась с того, где мне можно мочиться и справлять большую нужду.

Лёва отгородил участок кухни размером метр на метр, застелил его газетами и сказал: «Здесь ты можешь справлять любую нужду». Хочу заметить, что, по-моему, учитывая какую дрянь печатают в прессе, газеты были использованы по их прямому назначению. Ну, так вот, я, слегка склонив голову на бок, поднял взгляд на хозяина, как бы вопрошая: «Ты хочешь, чтобы я написал на пол, застланный газетой?» - и, не увидев отрицания в его взоре, смачно помочился на портрет губернатора штата Нью-Йорк. Мы – Доберманы, никогда не были и не будем либералами, это наше политическое кредо, если хотите. Почему кошкам ставят специальные поддоны с песком для справления нужды, а мы должны начинать с газеты на полу? Абсурд! Тем не менее я вежливо отошёл к оградке и улёгся возле неё, напевая про себя слова песенки из фильма «Айболит 66» - «... нормальные герои всегда идут в обход...»

 Мы – собаки - просыпаемся от каждого шороха - и посему очень много думаем «за жизнь» в ночной тиши. Мой предшественник Герд частенько общается со мной из нашего собачьего рая. Да, есть и такое место, как рай животных, но вам, человекам, этого не понять. Герд прожил очень короткую жизнь, но жизнь полную любви и покоя. Гердушка, как называл его Человек-Гора, был пёс редкой красоты и интеллекта.

Огромный мужик, которого Хозяин зовёт папой, величал Герда интеллигентом и говорил, что эта собака должна была жить в Букингемском Дворце и большую часть времени красоваться у камина с одной согнутой в коленке лапой, а по вечерам созерцать королевскую семью, обсуждающую мировые проблемы с бокалами портвейна в руках. Волей судеб Герд прожил свою жизнь в Нью-Йорке в семье эмигрантов из Союза, но ни секунды об этом не пожалел.

 Лёвин папа, по натуре своей очень мягкий человек, но он такой большой, что называть его папой, как-то странно, ему, скорее, подходит слово отец. Наверное, поэтому мой Хозяин называет его мягко «Отеса». Так вот, Человек-Гора окрестил меня Ломоносов и говорил при этом, что я сельский, неотёсанный, но очень умный грубиян. У главы этой семьи всегда существует своё мнение по разным поводам, которое не приемлют члены семьи, и друзья и порой даже смеются у него за спиной, просто считая его недоумком. Но! Он человек, у которого есть своё мнение, и это уже чего-то стоит. Да, надо бы не забыть спросить у Герда, кто такой этот Ломоносов, мои родители никогда не упоминали это имя... Пожалуйста, поймите, что я попал из дома простолюдинов в обитель образованных людей. Вы только послушайте, как я уже излагаю. Вау!

 Что-то у меня разболелась голова, пойду полежу на террасе и погрею её на солнышке, нам, собакам, это помогает лучше, чем лекарства от головной боли людям... А? Что? Где я? Ах, вот я проснулся. Солнце уже ушло на другую сторону дома; голова прошла. Сколько же я спал? Почти два часа, ого! Да, я сильно постарел. Ну да ладно, чего уж там судить-рядить, продолжу-ка я лучше диктовать свои воспоминания. Включаю диктофон, ну, поехали...

 ... Итак, мой Хозяин начал моё образование с умения мочиться и делать всё прочее на газету. С каждым днём размер пола, покрытого свежими новостями, уменьшался, и я старался справлять нужду точно по середине «Зоны Обстрела». Это напоминало мне прыжки парашютистов затяжным способом, чтобы приземлиться точно в центр круга. Только разница была в том, что парашютисты управляли куполом руками, чтобы ноги попали точно в цель, а я должен был управлять всем телом, чтобы струя из моего мужского достоинства попала на портрет губернатора или самого президента. М-да... и вот настал день, когда Лёва вывел меня первый раз на улицу. 

 Б-же мой! Сколько новых запахов! Все их надо постараться запомнить и отметиться в местах нашего собачьего общения, а у меня не было столько мочи. Вот тебе, Чабби, и первый урок: надо побольше пить и подольше терпеть, чтобы оставить сообщение новым знакомым, типа «здесь гулял Доберман Пинчер по имени Лорд Чабс, прошу всех иметь это в виду». Из-за дефицита жидкости пришлось поваляться на травке и, потеревшись, оставить свой запах, чем Хозяин был очень недоволен и резко бросил мне: «Чабби, осторожно - клещи!» Да, я знаю всё об этих «милых жучках» от мамы и папы. В ответ я тявкнул, что означало: «Больше не буду», - и мы пошли домой.

 Прошло несколько недель, и мы отправились к собачьему доктору-садисту, который занимался обрезанием ушей. Да, такова наша доберманова участь – обвислые от рождения уши должны быть высокими, ровными с острыми кончиками и обязательно должны стоять. Чтобы это произошло, их необходимо подрезать. Сейчас я всего лишь вспоминаю об этом - и мне уже больно. Только мы вошли в приёмную инквизитора, как я увидел одного из своих братьев и сестру. Было много радостной возни под стульями, на которых восседали наши Хозяева. Мой брат хоть и любитель поболтать, по натуре чрезвычайно застенчив, а вот сестра – эдакая красотка красного цвета с не совсем уживчивым характером: я так ей и сказал: «Тебе не надо выходить замуж – ты сразу готова стать тёщей».

Вообще-то мы, Доберманы, не имеем права ничего бояться, но предстоящая процедура, а, скорее, незнание того, как она будет проходить, взволновали меня до такой степени, что я помочился под стулом Хозяина. «Вот тебе баба и Юрьев День!» - это такая старая русская поговорка. А откуда я её знаю? Вероятнее всего, наследственная информация; кто-то из моих предков жил в России. Мои философские раздумины прервал голос медсестры: «Лорд Чабс, заходите, пожалуйста, в кабинет». Перед глазами поплыли тёмные круги, и я, покачиваясь, медленно пошёл в инквизиторскую.

Дальше ничего не помню, а, точнее, не хочу помнить... Очнулся я в комнате, расположенной рядом с операционной; на голове у меня возвышалась странная конструкция из металла и бинтов, а на шее был надет воротник, похожий на те, что в шестнадцатом веке носила английская королева и придворные дамы. Увидев своё отражение в зеркале, я затрясся от ужаса, что мне подрезали не только уши, а ещё и моё мужское достоинство, но обнюхав себя и не обнаружив никаких изменений в области живота, немного успокоился. Не хочу больше ничего рассказывать о четырёх неделях мучений с Пизанской Башней на голове (вы же понимаете, что мои четыре недели это ваши полгода), а только замечу, что хирурга, который делал мне «обрезание», я возненавидел.

После того, как с меня сняли «головной убор» и воротник, уши мои выглядели превосходно – теперь я полноценный Доберман! Люди на улице, когда я выходил на прогулку, обращали внимание на мой экстерьер и одобрительно кивали головами, а дома, в отместку моему мучителю-хирургу, я иногда сгибал одно ухо, как бы говоря доктору: «Смотри на свою работу, шлимазл, и не очень-то обольщайся результатом!» Как будто он мог меня видеть или слышать. У нас, знатоков словесности, это называется «показать фигу в кармане». Вы только подумайте, я уже знаток словесности! Как говорил Мужик-Гора: «Он такой умный, потому что живёт напротив школы, и ум просто кусками отваливается». Время шло, я рос и постигал науки, которыми меня беспрестанно пичкали жильцы нашего дома. О, уже нашего дома, того и гляди, я скоро причислю себя к хозяевам сего жилища. Вона как! 

 Жил я в обществе консервативных республиканцев и, конечно же, не мог иметь либеральные взгляды на жизнь, но всё же иногда меня раздражали некоторые ситуации. К примеру: Мужик-Гора частенько смотрел вечерние новости на СNN, низкопошибном либеральном телевизионном канале, как он говорил, – это помогало ему понять идеологию врага. Или вот вам ещё одна хохма: мой Хозяин настоятельно требовал, чтобы я по команде «рядом» шёл по левую от него руку. Ну а что, если я левша? Вас же не заставляют в школе писать правой рукой, если вам удобнее всё делать левой.

В общем-то это меня не касалось, я – правша, но «за державу обидно», как говорил актёр Павел Луспекаев в фильме «Белое Солнце Пустыни». Замечательный фильм – в нём превосходно играют лошади. По статистике, двадцать процентов Доберманов левши, так каково же им переносить эти издержки Демократической Диктатуры? Что касается меня, я ходил по левую сторону от Хозяина с гордо поднятой головой, грудью вперёд, уши вверх – природа статью меня не обидела, и, когда мне исполнилось девять месяцев, я начал замечать, что прохожие, идущие по тротуару нам навстречу, стали переходить на противоположную сторону улицы. Почему бы это? Наверное, человеки пугались Мужика-Горы, который чаще других гулял со мной по вечерам.

 Я больше не приседал под кустиком, чтобы оставить «написанное» мной сообщение друзьям, а лихо с разворота поднимал заднюю лапу и оставлял свой автограф на стволе дерева. Как-то в канун Нового Года Мама-Галя, подойдя к окну, сказала мужу: «Посмотри на улицу, какой снег валит». Про снег я ещё ничего не знал и увидел его впервые. С неба летели огромные хлопья чего-то белого, похожего на кусочки ваты, что сыпется из моего спального диванчика, который мне купили вместо подстилки, когда я ухитряюсь его надорвать. Мы – Доберманы, очень любим жевать и рвать тряпки: я, например, обожаю жевать, кусать и тянуть нитки из куска толстого каната, который подарил мне Хозяин. На улице быстро темнело – наступило время моего обеда, и я пошёл на кухню к своему столу, чтобы напомнить Гале про мой пустой желудок.

Да, у меня был свой обеденный стол с двумя мисками: для еды и для воды. Съев половину порции, я отошёл в угол и лёг на свой диван. Мне почему-то стало грустно и пропал аппетита. Хозяина не было дома – он умотался к друзьям встречать Новый Год, совершенно забыв про меня. Я не нуждаюсь в шампанском, но хорошая компания, такая, к примеру, как мой Хозяин, не помешала бы. Хорошенькая перспектива для меня, скажу я вам, встречать такой праздник со стариками. Настроение у меня было никудышное, и я решил подпортить вечер Человеку-Горе: подошёл к креслу, в котором он восседал, уставившись в экран телека, сел напротив и заскулил. Он сразу понял, что мне надобно на улицу по нужде. Чертыхнувшись, он нехотя поднялся с кресла и пошёл напяливать на себя куртку и бахилы для прогулки. Я послушно подставил шею с ошейником, и он, ловко пристегнув поводок, открыл входную дверь... Что произошло потом мне стыдно вспоминать, но я обязан это сделать.

И так, входная дверь отворилась, и я увидел и почувствовал запах снега. Он уже не падал с неба, а лежал на земле; за пару часов сорок сантиметров этой бяки, и я должен был пробивать себе дорогу к улице грудью, как бульдозер отвалом. Десять минут я боролся с этим безобразием, пока добрался до первого дерева, чтобы оставить на нём свою метку. Я поднимал заднюю лапу и так, и эдак, дабы передать правильное сообщение соседям о моём здоровье и настроении, и конечно же, поздравить с Новым Годом, но почерк был очень неровным со множеством ошибок. Мне тут же вспомнился анекдот, который я недавно слышал от Бори: «Как-то утром под окнами Лувра на снегу было написано мочой «Король дурак». Его Величество вызвал к себе главного сыщика и приказал выяснить, кто это сделал.

Вечером того же дня следователь сообщил Королю, что по анализу мочи – это немецкий посол, а по почерку – Королева». Ха! Вам, человекам, это трудно понять, но попробовали бы вы сами оставить на дереве правильную метку, когда ваши, с позволения сказать, «мужские достоинства» опущены в холодный мокрый снег. Вспомните, как вы входите в холодную воду моря, чтобы искупаться, и волна внезапно покрывает вас от колен до талии, так вот это детский лепет по сравнению с тем, что я испытал, оставляя автограф на стволе дерева. Первое знакомство со снегом сильно подействовало на мою психику и всё такое прочее: я возненавидел его и с тех пор каждое гуляние в «белом царстве», как сказал , какой-то классик, доставляло мне головную (и не только) боль. И всё же этот Новогодний Вечер неожиданно принёс мне радость. Извините, но эти воспоминания меня слегка утомили. Я должен вздремнуть, а рассказ свой я продолжу чуть-чуть позже.

 ...Наступила Новогодняя Ночь. В доме нас было трое: Мама Галя, Человек-Гора и ваш покорный слуга. Хочу заметить, что Галя превосходная стряпуха, это можно определить по двум факторам – у мужа живот растёт не по дням, а по часам, и у меня начинается обильное отделение слюны, когда мама только идёт на кухню. В эту ночь стол был уставлен такими яствами, что, когда Галя с Борей сели за него, чтобы проводить Старый Год, у меня закружилась голова и я, покачиваясь и чуть не падая в голодный обморок, побрёл на место, где свалился на свой диванчик. Мой стол тоже был накрыт: в одной миске уже была насыпана собачья еда, в другой налита свежая вода, а между ними лежала вкусная косточка. Но нюхать мамины деликатесы и кушать что-то с моего стола было выше моих сил.

Я положил голову на лапы и попытался заснуть, как вдруг Человек-Гора позвал меня. «Что ещё?» - подумал я, нехотя вставая, и пошёл в столовую, как хорошо муштрованный солдат по приказу старшины заступить на дежурство. Боря подозвал меня к себе и приказал сесть, что я и сделал, выражая глазами самую глубокую степень грусти, на какую только был способен. И вдруг! Столб Верстович (так я за глаза называл Галиного мужа за его огромный рост), поднёс вилку с кусочком вкусно пахнувшего мяса к моему носу и изрёк: «Чабби, можешь взять это, только очень аккуратно, интелегентненько».

Я нежно, одними передними зубами взял кусочек вкуснятины, пожевал и проглотил, млея от удовольствия, а на вилке уже маячил кусочек котлетки... С тех пор я понял, что Боря очень добрый парень, но такой большой, что его боятся собаки и...маленькие дети, которых он нежно любит. Мы, собаки, привыкли смотреть на человеков с колена вверх, но такие высокие мужики вызывают у нас определённые неудобства: на них легче смотреть с расстояния, как на Эльбрус в облаках, - из соседнего города, но по команде «рядом» мы должны находиться в непосредственной близости от человека и это требует от нас, тренированных собак, большой отдачи. Если бы вы видели меня в тот момент, то поняли бы, что мы с Борей с той Новогодней Ночи стали очень близкими друзьями. По нашим собачьим меркам, мой живот сейчас не уступает в размере пузу Человека-Горы.

 Я рос, учился и.… продолжал получать вкусные кусочки со стола Гали и Бори, конечно же, когда не видел Хозяин. Лёва по этому поводу сильно сердился, а Боря объяснял это очень просто – он, Чабби, член нашей семьи и заслуживает вкусности со стола, когда хорошо себя ведёт. Я, конечно, поддерживал точку зрения Человека-Горы; устоять от того, чтобы не слопать чего-нибудь со стола, было неимоверно трудно. Заверяю вас, что вы бы тоже не смогли удержаться, зная как Галя готовит.

 В марте девяносто шестого года мой Хозяин женился и, покинув отчий дом, переселился в отдельную квартиру. «О, горе мне!» - как сказал бы старик Хоттабыч, но нет худа без добра, как утверждает старая поговорка: меня стали меньше учить и мне стало больше перепадать со стола. Моей главной Хозяйкой, по моему мнению, теперь стала Галя – она больше подходила мне по характеру: мы оба живчики и не любим сидеть долго на одном месте, а самое главное, – она готовит еду! Нет, не подумайте пожалуйста, что я стал меньше уважать Борю, ни в коем случае (ну, может быть, самую чуточку, но ему об этом не надо знать).

Видите ли мы, Доберманы, очень умные особи, а с Галей мне было легче найти общий язык потому, что для Бори получение вкусной и обильной еды было обычным делом, а для меня это было как манна небесная. Я мог нашкодить, за что Галя меня наказывала, но, быстро оттаяв, давала кусочек вкуснятинки или, на худой конец, собачью конфетку.

С Борей было посложнее: даже, когда он выводил меня на прогулку, я обязан был идти слева на коротком поводке по команде «рядом» и, не дай Бог, мне дёрнуться влево или вправо, его левая рука поднимала мою переднюю половину тела в воздух, как подъёмный кран. Я зависал, терял опору передних лап и выглядел как какая-то шавка. Сопротивляться было бесполезно, Человек-Гора был сильный парень, и я принимал единственно правильное решение на данный момент – слушаться команды. Когда мы приходили на место гуляния, он отпускал меня на длинный поводок, и в тот момент, когда я устраивался выдать своё «сообщение», он подставлял пластиковый мешок мне под попу, и все мои «газетные новости» попадали в него. Боря оставался доволен – ему не надо было за мной убирать. Беда в том, что из-за этого «номера смертельного риска», как говорят в цирке, окружающий меня животный мир знал обо мне очень мало и собаки и кошки считали меня эдаким инкогнито-задавакой, который не хочет ни с кем общаться.

Грустно. И всё же у меня была одна отдушина – это игра теннисным мячиком на баскетбольной площадке. Площадка эта была огорожена высоким сетчатым забором с закрывающейся калиткой. Мы приходили на корт, когда там никого не было, Боря закрывал дверь, бросал мячик в дальний угол, и я носился, как угорелый, таская этот мяч обратно к Человеку-Горе. Садился рядом, высунув язык, и наблюдал за рукой – куда она запустит эту волшебную игрушку и, увидав направление полёта, нёсся, что было силы, чтобы отыскать, схватить его зубами и притащить обратно к скамейке, на которой сидел Боря.

Вот так мы играли в эту замечательную игру минут двадцать, после чего медленно шли домой, где я, отдышавшись, выпивал целую миску холодной свежей воды и валился на карпет, чтобы немного вздремнуть, считая, что жизнь - это сплошное удовольствие.

 Хозяин с женой изредка навещали наш дом и я, забыв обо всём на свете, включая мамины вкусности, тёрся возле его ног, а когда он брал меня погулять, я выполнял все его команды, стараясь показать, чему я научился, питая тайную надежду, что он возьмёт меня с собой в его новый дом и мы снова заживём вместе. Я даже был готов полностью перейти на собачью диету. Но этому не суждено было сбыться: Лёва получил новую работу и переехал с Элей во Флориду. С тех пор я получал новости о семье Хозяина только от Гали и Бори, которые навещали его, когда он с семьёй жил в Джексонвилле...

 Двоих Лёвиных детей я увидел в первый раз, когда они переехали жить в Нью - Джерси. Встречались мы довольно редко; Лёва и Эля были заняты семьёй и работой, и поэтому короткие часы общения с ними, перепадавшие на мою долю, были счастливейшим для меня временем. Я, как мог, старался не показывать, что скучаю по Хозяину, но у меня это не очень получалось. Лёвины предки, понимая состояние моей души, отдавали мне всю свою любовь, считая меня полноправным членом своей семьи. Насколько я знаю, мало кому из моих знакомых собак и кошек жилось так сладко и уютно, как мне. Особенно я ощущаю это сейчас, старея и чувствуя, что жизнь моя подходит к концу. Мы – животные чувствуем близость ухода в Другой Мир гораздо острее, чем человеки.

 Дорогой мой Хозяин!

 Я знаю, что после моего ухода, рано или поздно, ты возьмёшь в свой дом собаку и это обязательно будет Доберман Пинчер. Уверен, что жизнь его будет длинной и сладкой, потому что ты отдашь ему всю ту свою любовь, которую не имел возможности отдать мне. У тебя были другие более важные дела – поверь мне на слово, я это хорошо понимаю и знаю от двух Человеков, которые одарили меня своей заботой и любовью. Но я до сих пор помню запах и вкус шнурка твоей обувки, который я слегка пожевал, когда мы выбрали друг друга: ты – меня своей собакой, а я – тебя своим Хозяином.

 Ну, вот кажется и всё.

 Твой Чаби.

 Стоп, диктофон!