Фамильные ценности: династия Чухраев

Знаменитый режиссер Григорий Чухрай оставил своей большой семье наследство, которое ко многому обязывает.

“Раньше считали, что если много девочек рождается, то это хорошая примета: войны не будет”, — замечает Ирина Павловна Чухрай. Ей весной исполнилось восемьдесят пять, и она украшение и гордость большой семьи, собравшейся сейчас за столом в подмосковном доме ее сына Павла Чухрая. У этой семьи, и правда, женское лицо. Вернее, женские лица — самой Ирины Павловны, ее дочки Елены Чухрай, невестки Марии Зверевой, внучек Даши, Насти, Маруси и правнучек Ани и Анфисы.

Чухраи — столь же крепкая семья в родственном смысле, сколь и мощный клан в смысле кинематографическом. Павел Чухрай — известный кинорежиссер, чьи ретродрамы “Вор” и “Водитель для Веры” имели громкий успех дома, а на выезде “Вор” получил престижную номинацию на “Оскар” и несколько фестивальных наград, в том числе венецианскую. Его жена Мария Зверева — один из вдохновителей международного кинофестиваля “Дух огня” и кинодраматург, соавтор знаменитого перестроечного фильма “Защитник Седов”, сценарий которого она, кстати, написала по прозе своего отца, писателя Ильи Зверева. Елена Чухрай, окончившая киноведческий факультет ВГИКа, держит собственное актерское агентство. Ее муж Игорь Толстунов возглавляет кинокомпанию “ПРОФИТ”, руководит кинопроизводством канала СТС, а с недавних пор — еще и генеральный директор фестиваля “Кинотавр”. Кажется, только к прокату Чухраи пока впрямую не причастны — остальные звенья “киноцепи” (сценарий, продюсирование, режиссура, фестивальный показ) ими успешно освоены. Значит, в будущем вполне возможен семейный кинотеатр или даже целая сеть — а что? Все дороги Чухраев ведут в кино, и есть кому эти дороги осваивать. В конце концов, ясно, что для Насти Чухрай, с ее университетским экономическим образованием, телеканал “Домашний”, который она сейчас собой украшает, далеко не пик карьерных устремлений. Маруся Чухрай хоть и учится в престижном лондонском институте дизайна и искусства St Martins, но признается, что думает о кино все чаще. Да и у Даши Чухрай в наличии киноведческий диплом и опыт работы в корпорации “Видеофильм”. Пускай сейчас она всем другим занятиям и предпочитает воспитание дочки Анфисы — пока что младшей правнучки своей чудесной прабабушки.

“Ирина Павловна моложе всех нас. Замечательно легкий, веселый человек, — улыбается Мария Зверева. — Она открыта жизни, готова ей радоваться и меняться вместе с ней”. Не от всякой невестки услышишь такое про свекровь. “Она вспыльчивая, но при этом отходчивая, — на правах сына уточняет мамин портрет Павел Чухрай. — Мы с ней этим похожи, и я, сколько себя помню, вечно на нее обижался, отношения выяснял... С отцом — никогда”.

Отца, легендарного кинорежиссера Григория Наумовича Чухрая, не стало пять лет назад. Лицо у этой семьи женское, но сам род — мужской, сильный. Главой, патриархом рода долгие годы был он, автор романтических драм “Сорок первый” и “Баллада о солдате”, взорвавших твердокаменную идеологическую кладку советского кино 1950-х. При этом Чухрай вошел в историю нашего и мирового кинематографа не только классическими фильмами, но и достойнейшими поступками. Их немало, но вот самый известный: возглавляя жюри на Московском кинофестивале 1963 года, Чухрай наотрез отказался плясать по дудку партийных идеологов и топить “чуждый нам” великий фильм Федерико Феллини “Восемь с половиной”. На его фестивальном просмотре, как гласит молва, захрапел генсек Никита Хрущев, и Чухраю намекали, Чухраю настоятельно советовали, от Чухрая чуть ли не требовали: никаких наград. Но он не взял под козырек: с десантником, совершившим не одну вылазку во вражеский тыл; с кавалером боевых орденов, четырежды раненым, тяжело контуженым и выжившим вопреки всему — такие штуки не проходили. Номенклатурное кресло председателя жюри ММКФ он не занял больше ни разу: упорство стоило Чухраю опалы, но он был убежден, что оно того стоило.

Настя Чухрай говорит, что для нее дед остался “глыбой — твердой, мудрой и мощной. Я никогда не слышала от него нравоучений и назиданий, но именно от него мне передалось сильнейшее желание сделать в жизни что-то важное, значимое”. Вряд ли это пустые слова. Зато уж точно пустые слова — вошедшие в новейшую идеологическую моду разговоры о том, что двадцать лет назад перестроечный Пятый съезд кинематографистов преступно предал огульной анафеме старшее поколение наших киноклассиков. Это неправда. Хотя бы потому, что Григорий Чухрай — награжденный, увенчанный, признанный, в общем, всем классикам классик — не услышал тогда от детей перестройки ни слова упрека. Потому что не был запятнан бесчестными поступками, не состоял в сомнительных компаниях, не участвовал — даже по умолчанию — в подлостях.

В такой, например, распространенной подлости, как коллективное возвание мастеров культуры, осуждающих “отщепенцев”. Когда к нему подступали с предложениями подобного рода, он всегда отвечал одно и тоже: “Я не читал и судить об этом не могу”. Действительно, как можно было его, члена партии с военных лет и лауреата Ленинской премии, заподозрить хотя бы даже в знакомстве с “антисоветской стряпней”? А клеймить с чужих слов — не мужское дело, он привык за свои слова и поступки отвечать.

“Однажды отвертеться было невозможно, — рассказывает Ирина Павловна. — Тогда мы решили, что он уедет из города. Днем раздался звонок: “Ира, позови Гришу, пожалуйста”. Это звонил Александр Васильевич Караганов, секретарь правления Союза кинематографистов. Я говорю: “Его нет”. — “Ну, найди. Ты же знаешь, где он”. — “Не знаю. Мы развелись. Не ищи его здесь больше”. Повисла пауза, а потом Караганов растерянно проговорил: “Извини, я был не в курсе...”

Они поженились в 1944-м. В Ессентуках, там же, где и познакомились в самом начале 1942-го: Григорий Чухрай заканчивал учебу в воздушно-десантной школе, а Ира Пенькова вместе с другими студентами местного пединститута рыла противотанковые рвы. Вечерами были, как водится, танцы. “Я увидела его лицо. Вернее, глаза, они в упор смотрели на меня. Это был не просто взгляд, а такой... целеустремленный. Я немножко задержалась, он мне чуть улыбнулся. Потом нас познакомили, мы сели в сторонке и уже не танцевали, проговорили весь вечер. Гриша был особенный человек, с ним не бывало скучно, и если ему хотелось привлечь к себе внимание — у него это получалось...”

Ко всему прочему, “особенный человек” выделялся на общем стриженом фоне своей густой смоляной шевелюрой. Девушка поинтересовалась, почему. Он мгновенно ответил, что разжалован из офицеров в солдаты. “Не хватало еще тебе романтического героя из себя строить”, — рассердилась она, будущий специалист по русской литературе. Но не отвергла. Хотя и признается, что не влюбилась мгновенно — сначала просто заинтересовалась. “У меня до Гриши был парень, вот там — да, любовь с первого взгляда. После 10 класса его забрали в армию, но мы переписывались, и наша любовь как будто хранила меня для Гриши, уберегала от других романов. Потом началась война. Мой друг служил в Гродно, а это первый город, который наши войска сдали... И больше я о нем ничего не слышала. Он как будто подвел меня к Грише. Судьба...”

Чухрай голос судьбы тоже услышал. Чтобы иметь основания вечерами регулярно отлучаться из казармы, он, недолго думая, сообщил начальству, что женился. Молодая “жена” и не подозревала, что не на свидания бегает, а с законным “мужем” встречается. Но поженились они только спустя два с лишним года, на которые пришлась его война: затяжные бои, ранения, ордена и письма о любви, которые он слал ей с фронта. В Ессентуки он нагрянул в 1944-м, получив отпуск, как его Алеша Скворцов из “Баллады о солдате”. Объявил, что приехал жениться. “Мы пошли в ЗАГС. Приходим, а они моют пол. Ведь идет война — кто там тогда регистрировался, в этом ЗАГСе? “Ой, — говорят, — погуляйте немножко, мы полы домоем, и приходите”. Мы вышли и думаем: чего мы будем возвращаться? Завтра придем. Так и сделали”. Завтра — это 9 мая 1944 года. Первая годовщина свадьбы пришлась на День Победы, и с тех пор пять с половиной десятилетий они отмечали в этот день два праздника.

Через два дня после визита в ЗАГС офицер Чухрай попрощался с супругой и отбыл на фронт. Через два года на свет появился Павел, еще через пятнадцать лет — Елена. Родились они в одной семье и в то же время — в разных. Отцом Павла был только что демобилизованный по ранению нищий студент ВГИКа, отцом Елены — без пяти минут классик советского кино, автор “Сорок первого” и “Баллады о солдате”. В том же 1961-м году, когда у Чухрая родилась дочка Лена, ему за “Балладу” присудили Ленинскую премию — так что две одноименные награды он получил разом. “У нас с Павликом было совершенно разное детство, это правда, — соглашается Елена Чухрай. — Его родители были молодыми, и жизнь у них была легкая, студенческая и совсем не богатая. Моим родителям было уже по сорок — можно сказать, остепенившиеся люди. И жизнь, в общем, была уже относительно благополучная — в трехкомнатной квартире, которую дали после “Баллады...” Знаете, когда папа умер, мы с Павликом стали разбирать архив — и поймали себя на том, что он все время останавливался на фотографиях молодого отца, а я на тех, где ему уже за сорок. Потому что мой папа — тот, а красавца с послевоенных фотографий я не помню...”

Получилось так, что дети разделили отцовское кинематографическое “наследство” поровну: каждому понадобилось свое. Павел, выучившись на оператора, все же стал, как и отец, режиссером — и преуспел. Елена открыла актерское агентство — одной из первых в стране. Говорит, что “четыре года назад была вынуждена закрыть свое агентство по личным причинам, а вот сейчас открыла заново”. Агентское дело сродни продюсерскому — а старший Чухрай не только сделал себе громкое и славное имя в режиссуре, но и стал знаменит как первый советский продюсер. “Второй, — с усмешкой поправляет меня Павел Григорьевич. — Первым был Сталин”. Согласен. Однако вождь и учитель, делая свой заказ советским кинематографистам, действовал от имени государства, чьей богиней была “уравниловка”. А Чухрай, создавая в 1964 году Экспериментальное творческое объединение, хотел доказать обратное: советский автор может зарабатывать не сколько ему государством положено, а в прямом соответствии с тем, сколько его кино для этого государства заработало... Чухрай отдал своему Объединению десять лет без остатка. Его увлеченность былп замешана не на финансовой корысти, а на совершекнно искреннем гражданском пафосе человека, верившего, что можно и нужно работать иначе. Вот почему за “Белое солнцем пустыни” и “Корону российской империи”, за “Не горюй!” и “Табор уходит в небо” спасибо не только их режиссерам, но и продюсеру Чухраю.

Объединение прихлопнули в 1976-м. Формулировка была по-советски идиотской. “В связи с тем, что эксперимент проведен успешно, считать его оконченным” — что-то вроде того. Елена утверждает, что “за всю жизнь не разу не видела отца пьяным. Единственный раз на моей памяти он напился — когда закрыли его Объединение”. “Мне рассказывали, — подхватывает Мария Зверева, — что мой папа в свое время, когда Григорий Наумович носился с идеей нового Объединения, говорил ему: “Гриша, даже если ты и прав, это такое же безумие, как переводить один-единственный пятый таксопарк на левостороннее движение”.

Илья Зверев умер, когда его дочке Маше было четырнадцать, и, споря тогда, в начале 1960-х, с Чухраем, не мог даже вообразить, что он возражает не просто режиссеру и доброму знакомому — а будущему родственнику. “Знаете, что я часто, по профессиональной привычке драматурга, представляю себе? — спрашивает меня его дочка, сама уже молодая бабушка. — Вот спорят, спорят наши с Павлом отцы о чем-то — и вдруг голос свыше им говорит: “Да перестаньте вы, наконец! Ваша общая правнучка вас рассудит...”

Общую правнучку зовут Аня, она дочка Насти Чухрай и Антона Табакова и объект сумасшедшего, по словам Насти, обожания дедушки с бабушкой, которые “при любом удобном случае стараются “выкрасть” ее к себе на дачу”. Так получилось, что Аня — последняя из женщин этого рода, кто застал Григория Наумовича в живых. Даша, старшая дочка Павла Чухрая от брака с актрисой Аленой Егоровой, родила Анфису после смерти деда. “Но я так рада, — говорит она, — что Анфиса уже была у меня в животе, когда дед был жив. И он знал, что я беременна”. “Сознайтесь, он торопил вас, старшую внучку?” — интересуюсь я. “Нет. Он как раз единственный, кто не торопил. Когда ко мне начинали приставать с этим, он всегда ставил всех на место: “Спокойно. Каждому овощу свой срок”.

Автором самой удачной шутки про “женское лицо” и общую многочисленность этой московской семьи следует признать актера Олега Янковского. “У Чухраев всегда найдется девочка лет семи”, — заметил как-то он в бытность президентом фестиваля “Кинотавр”. За свою пятнадцатилетнюю историю этот фестиваль оброс разнообразными традицими, и одна из них — свидетельствую как очевидец — похожее на ритуал ежедневное красивое и основательное застолье семьи Чухрай в открытом ресторане у пляжа. “Наш цыганский табор раскинулся”, — говорит Елена Чухрай. В общем, если видишь Чухраев за семейным столом — значит, все в порядке, ты в Сочи на “Кинотавре”. Я рассказываю об этой примете Марии Зверевой, и она в ответ смеется: “Да, мы это любим...”

Григорий Наумович Чухрай, помимо всех своих разнообразных талантов, обладал одним совсем необычным даром — телепатическим. Я не сразу поверил, когда Ирина Павловна мне об этом рассказала, но и она сама в 1942-м поначалу отмахнулась от его сослуживца, когда тот воскликнул: “О, ты не знаешь этого парня! Мы зовем его “сценарист”, он мечтает о кино, только о нем и говорит... А еще он гипнотизер”. И это правда. В детстве его чуть не выгнали из школы за то, что он загипнотизировал одноклассницу, и ее потом никак не могли разгипнотизировать обратно. А однажды он привел в экстаз режиссера Сергея Параджанова, когда на глазах у всех “прочитал” его мысленное задание: подойти к окну и завязать портьеру узлом. Чухрай подошел и завязал. Параджанов был в шоке.

Он умел читать чужие мысли на расстоянии, но одну важнейшую мысль — по слову Толстого, “мысль семейную” — сам сумел сообщить тем, кому дал свою фамилию и кто уже в нескольких поколениях носит ее с гордостью. Не как флаг или абонемент на право пользоваьться благами, но как обязательство. Потому что это фамилия воина и мудреца; человека строгих правил, ясных представлений о чести и достоинстве, твердых знаний о том, что правом предъявлять серьезный счет следует пользоваться в первую очередь по отношению к себе самому.