Зоопарк на улице Советской. По старой памяти

Замечательный город Н. Здесь действует, пожалуй, один из самых чудесных зоопарков в Союзе. Сей зверинец расположен в центре, - совсем неподалёку от Обкома партии коммунистов, на фасаде которого большими кумачовыми буквами написано: «Я ДРУГОЙ ТАКОЙ СТРАНЫ НЕ ЗНАЮ, ГДЕ ТАК ВОЛЬНО ДЫШИТ ЧЕЛОВЕК».

В обезьяннике, находящемся в оставшемся еще со времен дореволюционных, угрюмом на вид здании, и представляющем собою внутри вместительную клетку, обнесённую металлической сеткой, метра в четыре высотою, и цементным, сплошь замызганным полом, — посетителей поджидает пара павианов и голов пять макак, у которых маленькие мокрые глазки на розоватых мордах пылают мутным зелено-желтым пожаром, а ярко красные лысые задницы павианов сигналят о притаившейся опасности. Заметим в скобках, что макак и павианов разделяет внутренняя сетка.

И впрямь, как только очередная группа любознательных посетителей забредает по своей простосердечности в помещение, доселе относительно спокойное обезьянье сообщество, в миг взбудоражась, вдруг устраивает нечто вроде локального конца света.

Издав пронзительный вопль, в атаку на экскурсантов бросается передовое подразделение из наиболее слабонервных макак и начинают трясти сетку так, будто сзади их вот-вот настигнет лавина огня, а впридачу — свора лютейших гиен. Людей, опешивших от неожиданно энергичного приветствия, тут же посещают мысль на предмет прочности металлической защиты, ввиду чего они, заботясь о собственной безопасности, невольно отступают назад, отнюдь не осознавая, что для компании в клетке это лишь пустячная разминка.

Неистовство передовой группы служит спусковым крючком для ввода в действие основных сил и начала общей вакханалии. Макаки и павианы принимаются остервенело метаться, то стремглав взлетая под самый потолок, то мигом бросаясь на грязный цемент, то прыгая на сетку, скаля желтые клыки, визжа, ухая, тявкая, улюлюкая и надсаживая глотки до такой степени, что глазные яблоки наливаются грязно-малиновым огнём, чуть ли не вываливаясь из орбит.

Человеческая группа реагирует неоднозначно: некоторые спешат тут же ретироваться подобру-поздорову пока не случились чего-либо худого; наиболее стойкие (как правило, мужчины и мальчишки-подростки), понаблюдав за представлением, начинают бросать различное съестное, находящееся в данный момент в распоряжении, как то: куски пряников, огрызки яблок, виноградины, словом - все то, что может пройти сквозь ячейки сетки. Это лишь усиливает общий хаос за оградой. Обезьяны заводят короткие стычки за куски, падающие на пол. Победившая макака, однако отнюдь не утолившая голод ввиду мизерности подарка, снова прыгает на сетку и трясёт её с удвоенной силой и настойчивостью, полагая, что эти действия подвинут посетителя снова швырнуть какой-либо кусок. Но то же самое проделывает и та, которая секунду назад потерпела фиаско в борьбе за утерянное лакомство.

Запасы еды в распоряжении посетителей быстро истощаются, между тем как накал обезьяньей истерики переходит в высшую фазу. Это наталкивает на мысль о том, что беснование компании приматов имеет причиной не только съестное, но, может быть, и другие поводы. Но какие?

Не хотят ли они вырваться наружу и вобрать хоть раз в свои легкие пьяняще-свежего воздуха, так контрастирующего с резкой, застоявшейся вонью мочи и испражнений, настолько густой, что её ядовитый дух разъедает глаза, вызывая постоянное слезотечение? Может быть, они рвутся из клетки, смутно чувствуя животный зов свободы, обитающей где то там, на безграничном просторе, где нет высоких оград, просторе — с манящей зелёной травой и ручьями, где раскидистые деревья на их берегах увешаны диковинными фруктами, — просторе над которым катится золотое солнце по голубому небосводу, но не эти скользкие, облупленные стены и серый, сырой потолок ненавистной клетки, весь как кровью изъязвленный ржавыми пятнами.

Но чу… среди этого шумного гвалта незаметно из боковой двери на половине обезьян появляется среднего роста, неопределенных лет, женщина, облачённая в рабочий синий комбинезон, поверх которого сидит длинный клеенчатый, несколько поистертый фартук. Кисти рук её неестественно велики. Голова повязана клеенчатой же косынкой, а довольно грубое лицо с невыразительными чертами выказывает весьма будничный настрой. Не обращая внимания ни на беснующихся приматов, ни на посетителей, она привычными движениями спокойно направляется к водяному шлангу, собранному аккуратными кольцами в углу и покоящемуся в низком фанерном ящике. На обезьян эта, по-видимому, служительница данной административной единицы, и её простые действия производят ошеломляющее впечатление: весь хаос прекращается будто отрезанный ножом и внезапно притихшие животные, опустив хвосты, исчезают в трех темных, метр на метр, проёмах, расположенных внизу, на дальней стене клетки. Перемена внутри металлической сетки настолько разительна, а образовавшаяся пустота столь велика и невыносима, что в головах экскурсантов возникает одна и та же мысль: поскорее наружу…

Лишь пара смутных лампочек, засиженных мухами и прочей крылатой мелочью до такой степени, что чахоточный свет от них едва проникает наружу, обозревают уныло и равнодушно опустевшее помещение, в углу которого деловито и неспешно копошится согнувшись одинокая служительница, - как большой синюшно-серый паук.