Пятьсот лет спустя. Из эмигрантского прошлого

Выросшие в совке за железным занавесом, мы толком не представляли, что происходит в мире. К тому ж, работая на военном заводе, о путешествии за границу я даже не мечтала. В 1989 году занавес слегка приоткрылся и разрешили поездки в социалистические страны. Тут же вспомнился анекдотец про Брежнева, который плохо выговаривая «социалистические страны», произносил: «сосиски сраные».

После покупки путевки в Чехословакию на восемь дней, требовалось получить разрешение в первом отделе. Хотя чувствовала напряг, через неприятное испытание пришлось пройти. Меня встретил неприветливый мужчина, в костюме крысиного цвета, эдакий серый кардинал, испепелил свинцовым взглядом и злорадно прошипел:

— Вы едете на верную смерть. Вас могут убить!

— Ну, почему же?

— Вы что забыли, что произошло в Праге в 1968 году? Там неожиданно начались контрреволюционные выступления: погибли мирные жители и советские люди, которые там оказались. (Что на самом деле существовала Пражская весна и восстание подавлено, большинство народа толком не знало), — тюремщику хотелось, чтобы мы добровольно отказалась от поездки, но запретить он уже не мог.

— Рискну, — возразила. В душе чувствовала, что меня запугивают.

В Чехословакии случился шок. Архитектура смотрелась изумительно. Прага потрясала средневековой красотой зданий, мостами и старинными часами. Кормили вкусно и баловали отменным чешским пивом. Магазины оказались запружены товарами, но денег обменяли ничтожно мало. По-английски это называется «window shopping», когда можно только глазеть. Даже не хватало заплатить за проезд в трамвае, поэтому ездили зайцем. С большим трудом загоняли чехам за кроны утюги, щипцы для волос «Локон», кипятильники и водку. Поразило, когда в Готвальде забрела в обувной магазин, продавщица любезно обслуживала меня, выставила несколько пар обуви, чтобы я померяла и выбрала, хотя я не говорила на чешском языке. Такого у нас быть не могло.

По дороге домой в Харьков, как только пересекли границу, оказалась в Украине. Родина нас встретила зловонием. Зайти в туалет оказалось нестерпимо. Стоял такой смрад, что помню об этом тридцать лет. А в туалетах Чехословакии — чистота, висела туалетная бумага и вафельные полотенца. Как говорят в Одессе: «Две большие разницы.»

Эта поездка оказалась как бы разведывательной. 

Наша семья состояла из мамы, дочери и меня. Лёля заканчивала математическую школу на Мариинской улице, близко от нашего дома, а школьные друзья приезжали в это элитное место из разных районов Харькова. Москалевка, где мы обитали, считалась неблагонадежной. Трамвайная остановка находилась далековато, возле шестой поликлиники и добираться домой приходилось по заброшенной Колодезной улице, где на меня уже нападали и ограбили. Каждое возвращение домой вечером — сродни прохождению через минное поле. Могли ограбить, изнасиловать или прибить. Дочка, часто пропадала с друзьями и задерживалась допоздна. Можно поседеть пока её дождёшься. Телефона в доме не существовало.

 Самые необходимые продукты и товары покупали за купоны (украинские деньги) по карточкам: масло, сахар, дешевые сигареты «Прима», водку, мыло, стиральный порошок и так далее. О туалетной бумаге даже не грезили. В магазинах полки поражали пустотой и отсутствуем покупателей. В девяностые годы даже поговаривали, что неимущие выстраиваются в очередь за отбросами на помойке.

 Когда будущий муж, Алик, пребывая ещё в статусе кавалера, заявил, что собирается ехать в Америку, я тут же загорелась. Никаких сомнений. Худшего не произойдёт. Не имея понятия, что нас ожидает, знали одно: надо бежать от нищеты и развала, хотя неизвестно, что впереди.

Алик предупредил:

— Возможно, придеться жить в хибаре с удобствами во дворе.

Но ничто не могло повлиять на страстное желание уехать.

 Алик получил приглашение от родного брата, который жил в городке Silver Spring, (Серебряный Родник) на улице Silver Moon (Серебряная Луна). Это вам не улица Комсомольская, 20 съезда КПСС или проспект Тракторостроителей! Боже, да что же за сказочная страна нас ожидает, где даже названия городов и улиц такие поэтические?

 Написанные давно, в 1841 году, строчки Михаила Лермонтова и в наше время вполне уместны:

 Прощай, немытая Россия,

 Страна рабов, страна господ,

 И вы, мундиры голубые,

 И ты, им преданный народ.

 Хотя мы прилетели в Америку в 1992 году, спустя пятьсот лет после того, как её открыл Колумб, все равно ощущали себя первооткрывателями. Каждый день обнаруживали, что-нибудь новенькое. После обездоленной Украины, с пустыми полками магазинов, зайдя впервые в супермаркет, потрясённая, заявила: «Никакие музеи, картинные галереи, театры не интересуют. Вполне достаточно обозревать места, где продаются товары.» Полки ломились от невероятного наименований продуктов. О некоторых мы и понятия не имели. Там красовалось много неслыханного, невиданного и доселе не пробованного. А если учесть, что в Америке смешение рас и народов, как в Вавилоне, то шоковое состояние от разнообразия вполне объяснимо.

Муж надумал купить обычную пищевую соду. С сильным акцентом попытался узнать, где её найти. Наконец, догадались и подвели к полкам с бутылками содовой. Муж расстроенно покачал головой:

— Нет, — он ипользовал всю доступную ему мимику, чтобы продавец понял, что ему надо сухую пищевую соду, а не напиток.

Мы набрали кучу разной еды на выросшую семью, которая уже насчитывала пять человек, так как двадцатилетняя дочь успела выскочить замуж, а муж воспитывал свою. Изголодавшиеся, одних только бананов взяли пятнадцать фунтов. Подошли к транспортеру, чтобы расплатиться. Когда до нас дошла очередь, продавец поинтересовался:

— Paper or plastic? (Бумага или пластик?) — мы оторопели, не понимая, что вообще от нас хотят. Оказывается, он просто уточнил, предпочитаем мы бумажные или пластиковые пакеты.

В следующем году я поступила в колледж и учила английский. Ощущение того, что стала студенткой, радовало, я чувствовала, что все впереди. Наивно предполагала, что у американцев такой же менталитет, как у нас, приезжих, только говорят на другом языке. О, как же ошибалась!

 Первый раз испытала что-то вроде недоумения, увидав в колледже плакат для доноров, призывающий студентов сдавать кровь:

«Не только вампиры любят кровь!»

 А второй раз удивилась другому. Я брала английское письмо, где нас учили, как писать эссе. Класс, в котором занималась — настоящий плавильный котёл. Трудно даже представить невероятно жгучую смесь времён и народов: чернокожие, жёлтая и белая расы. Присутствовали китайцы, индусы, корейцы, русские, испанцы, представители Европы, Азии, Африки. Народ, изучавший английский, — самого различного возраста, начиная с восемнадцати и заканчивая пожилыми. Не помню, почему вдруг завязалась дискуссия, но преподаватель вдруг спросила:

— Скажите, кто из вас готов умереть за идею?

Не раздумывая ни секунды все, абсолютно все, кроме меня, взметнули руки.

Учительница, в изумлении, подошла ко мне:

— Вы воздерживаетесь?

— Нет, против. Мне совершенно не хочется умирать за идею. Мало того, считаю это идиотизмом. А если окажется, что идея ошибочная?

Учительница отошла в недоумении. Я тоже удивлялась:

— Почему все так отреагировали? Неужели, действительно, всем народам вбили в голову такие представления, или это стадное чувство?

 Вообще-то, мне нравилось учиться. Это придавало ощущения молодости, да и просто — интересно.

Мне казалось, что второй раз проживаю жизнь с нуля. Кроме языка, ещё многому приходилось учиться.

Вот, например, вождению. Существует такой термин географический кретинизм — это у меня.

Если предоставлялся выбор, как в сказке, пойти налево или направо, то шестое чувство всегда подсказывало дорогу, куда ехать не надо. Из глубины памяти выплывает, как возвращаясь после 12 ночи из Арлингтона, штата Вирджинии, где работала в телефонной компании, передо мной возникла развилка. Надеясь, что дорогу запомнила, свернула налево. Очутившись в каком-то непонятном месте, испугалась. Неужели оказалась в незнакомом городе в Вирджинии? Остановилась возле какой-то гостиницы, зашла в вестибюль, подошла к стойке и обратилась к портье:

— Подскажите, пожалуйста, где я?

— Вы находитесь на улице “M”.

— В каком городе?

— В Вашингтоне.

Оторопела. Даже не заметила, как пересекла мост через реку Потомак

и оказалась в «Вашингтоне, Ди-Си» (Вашингтон, округ Колумбии).

— Я потерялась. Не знаете, как доехать до Silver Spring (Силвер Спринг)?

Работник стал объяснять, но я перебила: 

— Запишите, пожалуйста, на бумажке, а то не запомню.

Консьерж все записал,  и я, взяв инструкцию, поехала. Там, где портье нарисовал стрелку налево, поворот был запрещён. Дорулила до следующего перекрёстка, повернула налево и уткнулась в берег реки Потомак. Развернулась и, вернувшись на то место, где поворот налево был запрещён, повернула направо и, проблуждав несколько часов, измученная,  добралась домой. Навигаторов тогда ещё не изобрели.

   Закончив компьютерную школу, стала искать более престижную работу программиста. За плечами остались бебиситтерство, магазин и телефонная компания. В девяностых прошлого века Америку настиг компьютерный бум. Пройдя шесть интервью, я получила аж три предложения на работу. 

Просто прыгала от счастья. Начав новую работу, предусмотрительно с телефонной компании не уволилась, а взяла отпуск. А вдруг попрут с работы? Тогда вернусь на старую. 

Электронная почта только входила в обиход, и казалось, что пользоваться ею очень круто.

Со своего почтового рабочего адреса отправила емайл на английском языке своей приятельнице Марине такого содержания:

 - Привет!

Как ты смотришь на то, чтобы встретиться в субботу в шесть часов вечера и вместе поразвлечься?

Нелла.

 Ответ пришёл очень быстро, минут через двадцать, - от моего менеджера Маркуса Бурке:

В емайле он написал:

 — Привет!

Я не против. Где встречаемся?

Маркус.

 Мне стало так плохо, что я чуть не потеряла сознание.

Оказывается, как только напечатала Мар..., автоматически выскочил адрес менеджера Маркуса Бурке, и письмо было послано ему, а я не заметила. Совершила два проступка: первый — использовала рабочую почту в личных целях, а второе преступление — более серьёзное. Оно тянуло на сексуальное домогательство. То есть могли выгнать с работы и даже судить.

Душа ушла в пятки. Я тут же подошла к Маркусу и стала просить прощения:

— Извините, пожалуйста. Это получилось невзначай. 

Мне повезло. Босс обладал чувством юмора и расхохотался.

 Как-то что-то не ладилось с моим компьютером, и я позвонила в отдел, где помогают устранить неисправность:

— Назовите, пожалуйста, своё имя и фамилию, — ответил работник.

— Меня зовут Нелли Эпельман, — сообщила.

— Чем могу вам помочь? — отозвался приятный мужской голос.

Я объяснила свою проблему.

— К сожалению, это сделать невозможно.

— А что же мне делать? — расстроилась. — Кто может исправить поломку?

— Звоните в другой отдел! — посоветовали.

— В какое ещё другое место? — разозлилась. Звоню, прошу помощи, а вы отказываетесь помочь и черт-те куда посылаете!

— Вы ошиблись номером и обратились в полицию!

 Но самое главное - другое. Ещё в Харькове, на аэробике, наклонившись и достав ладонями до пола, почувствовала резкую боль в затылке, но не придала значения и выпустила из памяти. Но непонятно почему, приступы резкой боли в голове преследовали меня все чаще и чаще. Рентген ничего не показал, а иридодиагностика объяснила, что у меня проблемы с головой, что я и без неё знала. В отчаянии поехала в Москву, где в Авиационном госпитале #1, в Сокольниках, работал родной брат - по ремонту медицинской аппаратуры. Он и устроил меня туда по знакомству. Целый месяц обследовали в неврологическом отделении. Чего только не делали! Рентген, барокамеры, физиотерапию, мануальную терапию, дефицитные уколы и так далее. А МРТ в госпитале ещё не существовало.

Главврач Герман Тихонович выдал заключение:

— Вы абсолютно здоровы. Может, только остеохондроз. Ведите здоровый образ жизни, и все будет отлично.

В прекрасном настроении вернулась домой в Харьков. А через два месяца мы прибыли в Америку. Несмотря на оптимистическое заявление врача, боли усилились и стал нарушаться баланс.

Получив как беженцы медикейд — медицинскую страховку, отправились к врачу. После того как днём сделала МРТ, вечером доктор вызвал меня на приём и сообщил о диагнозе:

— У вас обнаружена опухоль мозга.

Жизнь обрушилось в мгновение и приготовилась к неизбежному. Я ни на секунду не усомнилась в исходе, и все силы приложила к тому, чтобы держаться достойно.

На следующий день утром позвонил американский еврей-волонтёр и предложил:

— Вам нужна помощь?

Все-таки у меня есть ангел-хранитель. Он повез нас в Вашингтон на приём к нейрохирургу, который, изучив снимки, объяснил: 

— У вас опухоль, размером с яблоко,  расположена в месте, где находятся зрительный и слуховой нервы,  и сдавливает их.  Ещё чуть-чуть - и вы бы потеряли и зрение, и слух. 

Представив этот ужас, я содрогнулась.

 Через неделю, после девяти часов сложной операции с трепанацией черепа, меня доставили в реанимацию в критическом состоянии, всунули трубку в горло и подключили к аппарату искусственного дыхания. Находилась три дня между жизнью и смертью, но выкарабкалась. Биопсия показала, что опухоль —доброкачественная, а через десять дней меня выписали из госпиталя.

 Даже невозможно представить, что случилось бы, не окажись я в Америке, где спасли мне жизнь. 

 Иногда меня спрашивают:

— А ты никогда не скучаешь по Харькову?

Улыбаюсь:

— Скорее, вспоминаю молодость. Мой дом сейчас здесь!