Ровно 30 лет назад, 9 ноября 1989 года, была разрушена Берлинская стена и начался процесс объединения ФРГ и ГДР. Я отправился в Берлин, чтобы посмотреть, рассталась ли Германия со своим прошлым, причём, не только с коммунистическим, но и с нацистским? И нет ли ностальгии по тому или другому?
...Я снял квартиру в самом центре столцы: возле музея и памятника жертвам Холокоста, напротв посольства США, в пяти минутах ходьбы от Бранденбургских ворот, в 7-8 минутах ходьбы от Рейхстага и в 15 минутах ходьбы до Центрального вокзала «Берлин банхоф».
В общем, всё близко. Даже в Берлине я ни разу не воспользовался городским общественным транспортом, не говоря уже о Потсдаме, Дрездене, Веймаре, Эрфурте. Из города в город переезжал на поезде или на автобусе, а внутри городов – только пешком. Так я быстрее осваиваю географию места, но, если исытываю трудности, то обращаюсь к прохожим за помощью и получаю опыт общения. Хотя знаю несколько слов по-немецки, однако пользовался только английским, которым молодёжь, как правило, владеет.
А хозяева берлинской квартиры вообще оказались русскоязычными эмигрантами – крымскими татарами из Ташкента, очень приветливыми, хозяйственными. Я прожил у них 7 дней. За это время побывал везде, где планировал.
Берлинские улицы сразу удивили меня своими названиями: Ханна Арендт-штрассе, Бен-Гурион-штрассе, Ицхак-Рабин-штрассе... В этом можно усмотреть испытываемое намцами чувство вины перед еврейским народом.
Понятно, почему одна из улиц названа в память о дирижёре Герберте фон Караяне, руководившем Берлинским филармоническим оркестром в течение 35 лет, но я был приятно удивлён, увидев название «Глинка-штрассе». Михаил Иванович Глинка не очень известен на Западе. Его оперы «Иван Сусанин» и «Руслан и Людмила» редко ставят на европейских сценах. Из русских композиторов самый популярный на Западе – Чайковский, а из русских драматургов – Чехов. Они – западники. А Михаил Глинка в музыке и Александр Островский в драме – славянофилы, в том смысле, что они слишком русские, непонятные европейской публике.
Есть в Берлине Театр имени Максима Горького. Естественно ожидать в репертуаре театра горьковские пьесы, а перед входом в здание – бюст драматурга. Но ни того, ни другого я не увидел. Слева от входа – памятник Генриху Гейне, сидящему на краешке табурета. В репертуаре – «Саломея» Оскара Уайльда и «Елизавета Бам» Даниила Хармса. Сотрудничают с театром израильские режиссёры. От Горького осталось только название, доставшееся в наследство от Восточного Берлина времён советской оккупации.
В Берлине множество музеев, связанных с историей Холокоста, историей нацизма и коммунизма. Первый музей, в который я отправился – «Топография террора». Я предпочитаю ходить в музеи по будним дням, когда в залах мало народу и можно спокойно всё осмотреть. Был четверг. Середина дня. К моему удивлению, по залам водили экскурсию за экскурсией. Особенно много было школьников старших классов. Это, как оказалось, довольно типично для Германии.
«Топография террора» - музей о страшном, позорном прошлом Германии, музей предупреждения будущим поколениям, один из самых посещаемых не только иностранными туристами, но самими немцами. Строго квадратный выставочный зал насыщен документами, фотографиями, видео- материалами, рассказывающими об истории германского национал-социализма с его террором против граждан Германии и других государств. На месте этого музея с 1933 по 1945 год распологались штаб Гестапо и командование СС.
Одна постоянная экспозиция рассказывает о жизни в Германии времён Третьего Рейха, о подневольном труде рабов гитлеровского режима и о преступлениях нацистов. Другая говорит о роли Берлина как столицы в истории Германии 20 века. Фактически, в комплекс музея входит специально сохранённая часть Берлинской стены, возле которой фотографируются туристы.
Туристической достопримечательностью Берлина стал и контрольно-пропускной пункт на Фридрихштрассе, известный как «Чекпойнт Чарли». Он служил пограничным переходом из Восточного Берлина в Западный. С ним связано множество драматических событий второй половины 20 века. Но теперь это место для костюмированных фотографий и паломничества туристов.
Рядом – Дом-Музей Пункта Чарли, в котором рассказывается о системе пропусков при переходе из советской зоны в американскую, о разных способах бегства из ГДР в ФРГ, о том драматическом моменте истории, когда в 1961 году по одну сторону «Чекпойнта Чарли» стояли советские танки, а по другую американские. Это была война нервов, готовая в одно мгновение превратиться в военный конфликт между СССР и США.
В музее меня удивило то, что по залам ходили глухонемые, пристававшие к посетителям с просьбой дать 70 евро, якобы на инвалидную каляску, или хотя бы 10 евро на нужды глухонемых. Позднее в разных районах Берлина я не раз встречал членов этой группы, искусных попрошаек. У меня возникло подозрение, что это не немцы, а эмигранты из юго-восточных стран Европы. Такие же были когда-то в Нью-Йорке. Они ходили по вагонам поездов сабвея, клали на сиденья или давали в руки пассажирам карточки с изображенем языка жестов, и, получая деньги, оставляли их, а если не получали, то забирали карточки обратно. При мэре Джулиани попрошаек убрали из вагонов.
Естественно, что знакомясь с тем, как немцы пытались, рискуя жизнью, бежать из ГДР в ФРГ, то перелезая через стену, то спрятавшись в багаж, то используя самодельные средства воздувшного перелёта, я сравнивал давние события с тем, что происходит в мире, спустя всего несколько десятилетий: сторонники социализма среди политиков и университетских профессоров вновь обещают народам светлое социалистическое будущее, то самое, от которого бежали немцы из «Демократической» Германии в Федеративную, кубинцы из кастровской коммунистической Кубы в капиталистическую Америку, а знаменитые советские учёные, дипломаты, артисты, писатели, призванные демонстрировать преимущества социалистического строя, становились невозвращенцами, или при малейшей возможности эмигрировали из Союза Советских СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ Республик.
В Еврейском музее Берлина несколько залов по проекту архитектора Либескинда посвящены истории Холокоста. Здесь выставлены вещи узников нацистских лагерей: жёлтые шестиконечные звёзды, ложки, очки, поделки. Отдельная выставка была в тот год посвящена Иерусалиму как городу всех религий: Иерусалим православный и католический, арабский и армянский, ортодоксальных евреев и безбожников, древний и современный. Но особый акцент был сделан на пропалестинском взгляде на историю города. Это вызвало критику со стороны Израиля.
А когда музей поддержал движение BDS, выступающее за бойкот Израиля, еврейская община Берлина потребовала отставки директора музея Питера Шафера и тот вынужден был уйти.
В берлинской Новой синагоге на Ораниенбург-штрассе (когда-то это была еврейская улица) устроен Музей иудаики. Впрочем, зал с несколькими экспонатами трудно назвать музеем в общепринятом смысле. При всём внешнем великолепии восстановленного после войны здания это, скорее, надгробный памятник некогда существовавшей в Берлине богатой еврейской общине, насчитывавшей перед Второй мировой войной 170 тысяч человек. Эта синагога вмещала 3 тысячи 200 прихожан: 1600 мужчин и 1600 женщин. В 1938 году нацисты подожгли Новую синагогу. Но остававшиеся в городе евреи упрямо продолжали собираться в уцелевшей части здания. Последняя служба состоялась в субботу 30 марта 1940 года.
В ГДР, то есть Германской Демократической Республике, власти не обращали внимания на руины Новой синагоги. Только в 1990 году по старым фотографиям был восстановлен купол, а ещё через год он был увенчан Звездой Давида. Этот купол хорошо виден со смотровой площадки Рейхстага.
Ещё один музей, мимо которого я не мог пройти, – музей ГДР. В нём собраны атрибуты быта граждан социалистического лагеря. Ужасная ирония в том, что слово «лагерь» относится как к жизни при нацистах, так и к жизни при коммунистах. Вспоминается афоризм: «В социалистическом лагере Польша – самый весёлый барак». Кстати, в Польше, в Варшаве и в Гданьске я видел такие же весёло-невесёлые музеи «счастливой» социалистической действительности.
Помню, в Гданьском музее выставлены пустые магазинные полки. Именно такими запомнились они жителям социалистической Польши. Берлинский музей ГДР довольно вместительный. Там экспонаты разделены по секциям: потребительские товары, транспорт, детский сад, пропаганда, коммунистические праздники... Пожилые восточные немцы, переходя от экспоната к экспонату, с грустью посмеиваются над своим прошлым, а подростки удивляются и смеются. Они не верят, что такое может повториться.
Музей проникнут самоиронией: это Наше идиотское прошлое, это Мы, немцы, так жили. Отправить бы на экскурсию в эти музеи нынешних американских социалистов-прогрессистов... Впрочем, они не обучаемы. Не дай бог, всё же дорвутся до власти и устроят из США Американскую Народно-Демократическую Республику типа КНДР или Американскую Демократическую Республику типа ГДР.
Германия пытается сделать себе прививку и от нацизма, и от коммунизма, создавая музеи памяти жертв обеих систем. Это главное, что я вынес из поездки по стране. Немцы на себе испытали, что такое из ада в ад. Впрочем, наблюдая за ростом антисемитизма, национализма, неонацизма во многих странах Европы, слыша в той же Германии призывы к евреям отказаться от признаков принадлежности к иудейскому вероисповеданию в одежде, от ношения кипы, дабы не привлекать к себе внимание антисемитов и не провоцировать их, начинаешь понимать, что даже в Германии быть евреем небезопасно. Гуляя по улицам Берлина, Потсдама, Дрездена, Эрфурта, Веймара, я чувствовал себя вполнен спокойно.
Меня не раздражал немецкий язык, ибо он был не лающим, а ласкающим слух, поскольку многие слова и выражения напоминали мне идиш. Но так было до того момента, как в Берлине недалеко от Брандебургских ворот я увидел группу пьяных, красномордых, пузатых мужчин, орущих нечто нечленораздельное. После нескольких литров пива или нескольких бутылок шнапса они вполне могли начать бить витрины в магазине иудаики. Пока сдерживающим фактором является то, что в Германии, в отличие от многих других стран, антисемитизм уголовно наказуем.
Добавить комментарий