Сижу в каюте, читаю. Только что стали к одному из причалов Питерского порта. Работает комиссия: таможня, пограничники - так положено.
- Ты представляешь, что сейчас было, - ко мне со смехом ввалился Федот.
Он уселся на диван под иллюминатор и с довольным видом выдерживал паузу.
Отложил я сочинения Антона Павловича:
- И что?
- Сейчас старпом такое отчебучил, я чуть от смеха не помер, - лицо Федота выражало крайнюю степень удовольствия.
- А ты когда успел его «чебучки» рассмотреть, или рассказал кто?
Федот округлил глаза:
- Что ты такой недовольный? Не хочешь, не буду рассказывать.
- Ладно тебе, нормально. Подустал я малость. Давай свою историю.
Федот только этого и ждал:
- Помнишь у старпома попугай?
- Ну, а чего его помнить? Он в клетке у него сидит. И сейчас, наверное, тоже. Или улетел?
- А вот ты и не угадал, - Федот расплылся в улыбке, - Он же у него контрабандный.
- Тихо ты, чего орешь, - зашипел я на него, - комиссия на борту.
- Не, уже ушли, - Федот не снижал голос, - Короче, слушай дальше.
- Что дальше? Ты ещё ничего не рассказывал.
Но Федот не обращал внимания на моё ехидство:
- Я сейчас к старпому заходил, «дед» с графиком забора топлива послал, а там сидел перец какой-то из комиссии за столом и бумаги подписывал. Ну, стою у входа в каюту, жду, когда Саныч освободится. Слышу, у него в ванной что-то шуршит. А что у него может шуршать, как не попугай. Он же его, наверняка, спрятал от комиссии.
Мне уже интересно:
- Ну и чего?
- Что, чего? Саныч тоже слышит, что птица проснулась, стоит и косится на этого, за столом. А тот пишет что-то, листает, не обращает внимания. Я слышу, попугай что-то говорить начинает, кряхтит, пощелкивает. Саныч покраснел весь, а как тут расколешься? Таможенник бросил писать, прислушался. Поворачивается так на Саныча и, чувствую, сейчас он его спросит, мол, дорогой человек, не хотите ли пояснить, что за звук. А Саныч замер, только глаза таращит. Попугай опять, что-то: «Кх-р, хр-хр, мня-а-мня», - Федот, как мог, изображал звуки, который издавал попугай.
Я уже смеюсь:
- А Саныч?
- Саныч… Саныч – молодец, напрягся и тоже «Кх-р, хр-хр, мня-а-мня». У таможенника глаза по пять копеек. А Саныч стоит и продолжает «Мня-хр-р, мня-мня-хр, ахр-ахр». Таможенник смотрит на Саныча, потом на меня. А я ему что? Стою спокойно. Таможенник мне так глазами, зырк на Саныча, типа что, чокнулся? Ну, я руками развожу, понимай, как хочешь. А Саныч уже как заведённый: покряхтывает и пританцовывать начал, только на того мужика не смотрит. Таможенник засобирался, говорит: «Я в кают-компании допишу», тут, мол, уже всё понятно, и бочком-бочком на выход. Саныч за ним. Я заглянул в ванную, а петух этот наглый из-под тряпок бошку высунул, глазами лупает и «Кх-кх-мня-мня-хр». В общем, я Санычу бумаги на стол положил и иду в машину, «деду» доложиться. Прохожу мимо кают-компании, а там этот с бумагами говорит своим: «Точно, он чокнулся. Я уверяю. И танцует и крякает. Я сам видел». А второй ему отвечает: «Что ты хочешь, он же плавает уже лет тридцать. И этот рейс у них почти девять месяцев был. Бывает и не такое. Хорошо, что до берега дошёл и в море не прыгнул». Понял?
Я Федоту говорю:
- Ну и хрен с ними. А что делать, если по-другому птицу не провезёшь?
Добавить комментарий