Танец маленького человека

Когда-то я пришла в ночной бар, очень спокойный. Люди утопали в мягких креслах, перед ними стояли столики с вином, а сбоку кресел прислоняли кальяны. Посетители выпускали струи кальянного ароматного дыма, яблочный, ореховый, грушевый, арбузный. В одном из кресел сидел огромный чёрный человек, это был известный баскетболист Шакир . Я отпила белого вина, бросила в рот пару орешков, и тут вышел в пустой танцевальный круг маленький человек, и я уже больше ни на кого не смотрела. У него были закатаны джинсы и был он босиком. Музыка играла джазовую рапсодию Глена Миллера.

И этот смешной человек начал танцевать, и я сразу поняла, что танцевать он не умел. Но он впивался всем телом в музыку джаза и плыл в ней. Что-то в нём играло внутри, и он слушал сразу две музыки: снаружи и внутри. Мне, знающей матадорское искусство, нравилось, как он плавно плыл над землёй, но вместо разъярённого быка перед ним была жизнь. И он выставлял перед ней кусок красной материи, жизнь бросалась на него, но он успевал уводить в сторону её морду, избегая острых рогов.

Странный был этот маленький человек, он ещё что-то тихо напевал и что-то звенело вокруг него, как будто невидимые пчёлы не жужжали, а звенели вокруг его маленького тела. Люди с диванов улыбались странному человеку, дивились и пытались понять, что же это происходит. Я подумала, что если мы не будем странными, то станем частью этой вселенской толпы, а некоторые запрограммированными рабами злого конструктора под названием – Жизнь.

Вдруг, этот маленький человек направился в мою сторону, подошёл ко мне и сразу сказал: 

 –Любить Вас прекрасно, но очень сложно. Вы разрываетесь между всеми, и от каждого Вы откусываете кусок, и каждый откусывает от Вас кусок, которому название – Жизнь.

Я слышала, как он тихо дышал, и смотрела в его глаза, они были как два золотистых жёлудя.

Вместо резкого ответа, я замолкла, застыла. Потому что тихая волна нежности наплыла на меня. И я успела подумать, что это начало конца.

Я ещё падала в глубину сознания, где уже находился он, и вдруг услышала шёпот: – А вы увидели, что я старый? От старых девушки не должны приходить в волнение.

Я рассмотрела его, он действительно был стар, и на руках выделялись жилы, но это был он. Я до этого знала, что он где-то есть, и теперь он был передо мной.

– Вы ангел?

– Нет, нет, я был ангелом, но потом меня испортили люди, и я стал таким, как они. Но иногда я вырываюсь от них - и танцую или пишу сказки. И иногда плачу, потому что все мои сказки грустные. И я кладу голову на стол и тихо плачу, чтобы не услышала моя собака. Потому что тогда она начинает горько подвывать. А также я иногда перестаю быть человеком и становлюсь душой. И бывает, что взлетаю к небу. И там однажды добрый Голос спросил меня: - Что скажешь, душа моя, что скажешь, бывший ангел? 

А я перед полётом решил на том свете молчать, но всё же ответил Голосу: - И убийцы, и убиенные все ушли сюда. Они все вместе. И я тоже здесь, и мне нечего сказать…

Я стала гладить его щеку, а он поцеловал мои пальцы.

– А ещё я раньше жил в Италии, где проживала часть моих предков, и однажды мы поехали в карете в соседнюю Испанию, и там я вас встретил.

Вы были в бордовом платье с кружевами и в белоснежной блузке, и на вас было ярко-красное монисто. И я сказал вам, что моя кровь, цвета вашего монисто, так давайте поменяемся, дайте мне монисто и любовь, а я отдам вам свою кровь. И вы согласились и у нас была ночь любви, и я гладил и целовал ваше тело и повторял: «Ах, Кукарача, Кукарача, наша любовь и смеётся, и плачет!»

Он замолчал и стал смотреть на меня. Я разгладила его морщину на щеке и обняла. От него пахло травой, немного мятой, и ещё был еле уловимый медовый запах сена.

Он затих, потом сказал, как будто пересказывал сон: – Каждый человек - это другая планета. Нет, не другой мир, мир - это абстрактное определение, а другая планета. А мысли человека - это страны и города. Мелкие мысли у человека - и тогда города на его планете мелкие, неухоженные, бедные. А если мысли высокие, то и города большие, прекрасные, зелёные. И в них свет и радость величия.

Потом он спросил, глядя мне в глаза: – Если, я попрошу вас снова провести со мной ночь, как когда-то было в Испании, вы обидетесь или застесняетесь?

Я тоже глядела ему прямо в глаза: – Нет, не обижусь, не застесняюсь, просто боюсь, вдруг, всё испортится…

Он наклонил голову, как будто слегка поклонился, и прошептал: – Не знаю, совсем не знаю… Но если сомневаетесь, тогда посидим и разойдёмся…

И тут я сказала: – Нет! Не могу так. Вы уплывёте от меня, как плыли под музыку… Нет, я боюсь, вы уплывёте… вы сами не знаете, как это бывает, вас несёт течение, уплывёте и не заметите этого…

А он смотрит, смотрит, как будто вспоминает моё лицо… И глаза его наливаются золотистой теплотой. И говорит: – Мы будем слушать джазовый оркестр Дюка Эллингтона, он унесёт нас к небесам…

И правда, когда мы остались одни, он включил эту музыку. Это был старый джаз и его музыка неудержимо двигалась вперёд, и стонала и хохотала, и радовалась, и плакала, а иногда шептала. В ней звенели тонкие колокольчики и басовито жужжали пчёлы, и как будто перед нами открылся луг с зелёной шелковистой травой, и между травинками мерцали ягоды земляники, как капли крови счастливых людей.

И под эту музыку мы стали касаться друг друга, и созерцать друг друга, и касаться друг друга кончиками пальцев. Тело у него было некрасивое, но оно было его телом, которое я так желала душой. И я целовала его, вспоминая Испанию, которая когда-то была в наших жизнях. А утром его голова была у меня на груди, и я увидела, что у него много седых волос. И я стала гладить их, и он проснулся. И сказал:

– Ах, как было чудесно. Вы вернули мне ангела радости, он жил во мне, но однажды потерялся. И я долго жил без него, а вы его нашли и вернули.. И он опустил ноги на пол и запустил снова диск с Дюком Эллингтоном, с его песней «Караван».

И стал танцевать, его некрасивое тело вместе с музыкой приподнималось вверх, музыка задыхалась - и задыхался он, музыка страдала - и страдал он, музыка радостно улыбалась - и по-детски улыбался он. И тогда и я опустилась на пол - и тоже стала танцевать не приближаясь к нему.

И через минуту я уже не была в комнате, мы плыли с ним по реке Жизни в маленьких лодках, на берегах пели странные люди в разноцветных одеждах, по воде плавали большие сиреневые цветы, и я готова была умереть сейчас здесь, чтобы потом доплыть с ним к берегам счастливой земли, на которой живут Бог, ангелы и счастливые люди.

И ещё до меня доносилась песня из лодки, в которой плыл он:

Ты можешь утром, очень тихо,

Сказать, что нет уже любви,

А это всё равно, что вывели

 и расстреляли меня в степи

Ты можешь утром, очень тихо,

Сказать, что в мире есть любовь,

а это значит, над землёю,

нам солнце засияло вновь…