Как все же библейское повествование о Самсоне до сих пор актуально и живо! И как по-новому, с огромной личностной вовлеченностью, художник читает текст! А ведь прошли не «годы и века», как сказано в одном из пастернаковских стихотворений о баснословных временах, а многие тысячелетия.
И вот опять филистимляне, подозрительно напоминающие современных палестинцев (не будем вдаваться в споры об их родстве), что-то делят с евреями. И евреи у них под началом. А впоследствии филистимляне будут под началом у евреев.
Как-то эта ситуация без конца меняется в зависимости от воли невидимого Бога. Но неизменным остается филистимское поселение Газа (пока еще не «сектор»), где, видимо, несколько повеселее, поближе к морю и помноголюднее, чем в остальной довольно пустынной местности. И где молодой, заросший волосами назорей Самсон то входит в шатер к блуднице, то становится беспомощным слепым узником, крутящим в узилище жернова.
Повествование словесно очень скупо, как скуп пейзаж и предметный мир. Жизнь столь скудна, что для смены одежды и обретения рубашки из тонкого полотна (или для ее дарения), нужно убить врага и снять с него одежду. Вспоминается, что и у Гомера победители снимали с поверженного воина драгоценные доспехи, что было знаком победы и ее законной добычей.
Льва наш герой разрывает голыми руками, ведь у него нет при себе никакого оружия, даже пращи, которая была у пастушка - Давида, победившего с ее помощью до зубов вооруженного филистимлянина Голиафа. Впрочем, эпизод со львом, скорее всего, нужен для демонстрации исключительной физической силы Самсона. Но и в другом эпизоде он убивает тысячу филистимлян с помощью ослиной челюсти, не слишком для этого приспособленной. Такому силачу, да еще ведомому Богом, никакое оружие не нужно, что он, кстати, докажет в трагическом финале повествования.
Вполне в духе этой бытовой скудости, Семен Агроскин использует в иллюстрациях самый минималистический набор художественных средств.
В его руках перо и тонкая кисть, он работает черной тушью и серебристым акрилом по белой бумаге. При всем том изобразительный ряд получился живым и разнообразным, потому что автор, подстраиваясь под своего персонажа - библейского простодушного силача и хулигана, в духе нашего Иванушки-дурачка, как бы заодно с ним начинает чудачить и хулиганить. В рисунках много гротескных и комических черт.
Вот художник изображает две головы - одну перед другой- голову оскалившегося рассвирепевшего Самсона и раскрывшего пасть молодого льва. При этом человек и лев невероятно схожи в своей звериной агрессивности. Кстати, это один из популярных мировых сюжетов. Но, как правило, Самсон, убивающий льва, почти неотличим от величественного и мощного Геракла, что мы и видим в петергофском фонтане «Самсон, раздирающий пасть льва» (1735, Бартоломео Расстрелли, цинк; новый вариант: 1800-1802, Михаил Козловский, золоченая бронза).
В фонтане воплощен далекий от реальной жизни культурный миф, а у Семена Агроскина - вполне живое и даже несколько хулиганское прочтение.
Вот «друзья жениха» - филистимляне, собравшиеся на брачный пир Самсона с филистимлянкой. Они изображены с явной оглядкой на деревянные доски, на которых современные хозяйки «шинкуют» капусту. Все одинаковые, плоские, безликие. А вот груда черепов - все, что осталось от тех бедолаг- филистимлян, которых Самсону пришлось убить, чтобы отдать «рубашки из тонкого полотна» жуликоватым «друзьям жениха». Им жена Самсона подсказала отгадку самсоновой загадки.
Эти черепа отсылают нас к горе черепов в «Апофеозе войны»(1871) русского художника Василия Верещагина. Но у Верещагина они были эмблемой бессмысленности и ужаса войны. А здесь они выглядят совсем не страшно, как своеобразный «ужастик» для детской игры. Черепа каких-то неизвестных людей из вражеского стана.
Даже изображение раздосадованного Самсона, которого не пускают к жене, выданной в его отсутствие за другого, выглядит довольно комично. Он словно бы с той стороны листа заглядывает в узкий проем двери - виден только один глаз, нос, взъерошенные черные волосы и борода. А внизу композиции горизонтально лежащая доска с заклепками по бокам будто возвещает: «Входа нет!» Поддался эмоциям и сбежал с собственной свадьбы (как какой-нибудь Подколесин в гоголевской «Женитьбе»), так пеняй на себя!
Герой у художника во всех этих сценах все еще не в меру эмоциональный и простодушный силач, да еще с хулиганистыми замашками, - и до настоящей трагедии внутренне не дорос. Все впереди.
Однако есть одно обстоятельство в жизни Самсона, заставляющее художника внимательно за ним следить - его непосредственная связь с Богом. И Семен Агроскин в своих иллюстрациях, на мой взгляд, очень удачно объединяет комическое и бытовое с высоким и божественным.
Так, тема «божественного предназначения» героя звучит еще до рождения Самсона. Художник интересно обыгрывает ее в символическом ключе.
«Бродячий» сказочный сюжет о бездетной паре, которой Бог дарует дитя, Агроскин иллюстрирует удивительным рисунком почти слившихся друг с другом лиц мужчины и женщины, опустивших глаза и пребывающих в печали. Здесь тему «божественной отмеченности» рождения Самсона художник решает с помощью изображения «длани господней», осеняющей головы родителей героя. А потом на фоне этой длани появляется и волосатая головка младенца - Самсона.
Самсон растет. И вот мы вновь возвращаемся к «сердцу» и «чувствам» простодушного силача. Именно они его сгубили. Почему-то ему нравились исключительно чужестранки. Все три женщины, о которых речь в повествовании, - его жена, блудница из Гизы и печально известная по многочисленным произведениям Далила, - филистимлянки. Все три повинны в его сражениях с филистимлянами. Жена и Далила его бессовестно предали. Ну почему, почему нужно жениться на чужестранке? - недоумевают родители. «Понравилась»,- простодушно отвечает Самсон. Что на это скажешь? Любовь!
Агроскин почти не рисует женских лиц. Женщины показаны оригинальнее и метафоричнее. Блудница предстает в каком-то размытом серебристом пространстве, где слегка намечена обнаженная безликая фигура , а также выделены черной тушью волосы на голове и черный треугольник внизу живота. Профессия красноречиво обозначена. А обольстительная и коварная Далила представлена наманикюренными пальчиками, которыми она, стоя сзади, закрывает Самсону глаза. Глаза, которых он из-за ее коварства вскоре лишится.
Зачем нужно было признаваться коварной Далиле, в чем его сила? Ведь было понятно, что она его выдаст ! Но… Какая-то безумная, простодушная жажда «открыть свое сердце». Все те же «чувства», которые и в древнем тексте, и в рисунках Семена Агроскина определяют поведение героя.
И вот результат. Три рисунка о лишении Самсона волос, пожалуй, производят самое сильное впечатление. Это настоящая катастрофа, что, кстати, ощущают и многие мужчины, хотя для них исчезновение волос не связано с утратой физической силы и расположения Бога . Художник осмыслил ситуацию как пронизанную глубинными личными обертонами экзистенциальную трагедию утраты чего-то самого важного в жизни.
Интересно, что три знаменитых художника 17 - го века- Рубенс, Ван-Дейк и Рембрандт - берут для своих картин сюжет о взаимотношениях Самсона и Далилы (Питер-Пауль Рубенс «Самсон и Далила»(1609), Антонис ван Дейк «Самсон и Далила»(1618-1620), Рембрандт ван Рейн «Ослепление Самсона»(1636). Рубенс и Ван-Дейк изображают сцену, когда Самсон спит на коленях у Далилы, а какой-то филистимский «брадобрей», наклонившись, срезает ему волосы ножницами.
Молодой Рембрандт тоже попробовал силы, изобразив персонажей в момент его сна и ее предательства («Самсон и Далила»,1628). Но в более поздней и более динамичной работе 1636 года он изображает жуткий момент ослепления Самсона филистимскими воинами, при этом Далила убегает, зажав в руке срезанные волосы. В сущности, всех трех замечательных мастеров необыкновенно волнует мотив любовного предательства и его последствий.
У современного художника Льва Табенкина мотив «женского коварства» еще более усиливается благодаря тому, что Далила на его картине сама большущими ножницами отрезает спящему Самсону волосы.
Семен Агроскин, как мне представляется, совмещает два варианта библейской истории. В одном, неудачном для филистимлян, Далила пытается вырвать волосы с помощью ткацкого стана. В другом – их отрезает специально вызванный человек. Но интересно, что ни Далилы, ни этого человека в рисунках Агроскина нет. Художника волнует не любовная катастрофа, а экзистенциальная трагедия богооставленности. Герой в этот момент совсем один.
Семен Агроскин использует прием монтажа кадров и изменения ракурсов. Вот у спящего Самсона (изображена одна голова) волосы наматываются на деревяшку стана. Вот голова перевернута «вверх тормашками» и волосы клочьями лежат внизу. И вот наконец горизонтальное профильное изображение «голой черепушки». Современные «крутые парни» не увидят в такой «прическе» ничего плохого. Но для Самсона - это гибель всего, чем он был славен - утрата физической силы и расположения Бога.
Сюжет близится к своему трагическому завершению. Художник рисует Самсона в заточении: на каменном полу изображена его лежащая голова с закрытыми глазами и начинающими отрастать волосами. А в маленькие окна каземата с той стороны заглядывают не то стражники, не то просто любопытные. Вид у Самсона жуткий, безблагодатный, почти неживой.
Ослепленного героя приводят на праздник бога Дагона, чтобы над ним поиздеваться. И вот тут художник рисует «другого» Самсона - поразительно благородный облик бывшего простодушного силача, теперь с повязкой на глазах в раздумье склонившего голову. Он стоит «между столбами», которые задумал обрушить. Силы к нему вернулись, а значит, вернулось и расположение Бога. Это - Самсон, много переживший и многое понявший, возмужавший.
Самсон, готовый к поступку, который прославит его в веках, донесенный до нас Ветхим Заветом. Мы видим, как на следующей иллюстрации его лицо с повязкой на глазах искажено гримасой мучительного последнего усилия.
В финальной иллюстрации изображен рушащийся на глазах дом, состоящий из огромных каменных глыб. Увы, камни все еще разбрасываются и разбрасываются и не пришло время их собирать.
В сущности, нам рассказали актуальнейшую историю. С современных европейских позиций - она про террориста-смертника. Ведь под обломками здания гибнут тысячи людей и сам герой.
Но Семен Агроскин каким-то таинственным образом сумел в своих иллюстрациях совместить самые разные, древние и новые смыслы и правды, задать самые живые, жесткие и неразрешимые вопросы. Важнейший акцент поставлен на внутреннем созревании героя, его духовном возмужании. Соотвественно и интонация в рисунках меняется от комически-гротескной до трагической и поэтической.
А у меня перед глазами почему-то встает любящая пара родителей Самсона, изображенная художником в начале повествования, пара, которая так ждала рождения ребенка. И ведь дождалась. Любовь - все побеждает! А вот самому Самсону с любовью явно не повезло.
С разрешения устроителей проекта эссе перепечатано из каталога выставки Семена Агроскина «Точка отсчета. Самсон».
Выставка проходит в галерее «Открытый клуб» (Москва. ул. Спиридоновка, д.9/2) с 22 ноября по 3 декабря.
Добавить комментарий