День выдался на редкость тёплым и солнечным. В середине ноября нечасто бывает такая погода. Осень, укутавшись в рыжий плащ, уже не старалась ступать осторожно и мягко, а вовсю шелестела листьями, задевая их своей шаркающей походкой.
Она была уже немолода, но остатки былой красоты ещё проглядывались на её сохнущем лице. Она – королева увядания – терпеть не могла это самое увядание, отражавшееся на ней самой. Конечно, в следующем году она снова придёт необыкновенно красивая и, как всегда, необъяснимо-переменчивая, но потом, потом… Опять наряжаться в рваные серые лохмотья.
То ли дело её сёстры. Они всегда оставались почти неизменными. И даже седая Зима, на встречу с которой сейчас шла осень, не особо любила менять свои наряды и макияж. Хотя последние веяния моды не оставили равнодушной даже её, внося некие коррективы в гардероб старшей из сестёр. Вспомнив прошлогодний разговор с ней, Осень брезгливо поёжилась: "Что ты, милая, – раздосадовано говорила Зима, – разве ты не в курсе нового тренда? На дворе "глобальное потепление", а я, как провинциалка, буду ходить в белой шубе?! Нет уж, сестрёнка, я не хочу, чтобы надо мной смеялись."
– Смотри какая модница стала, – ехидно прошептала Осень, – белые шубы в ледяных стразах ей больше не нравятся. Несовременно, видите ли, немодно. Где ты, сестрица, видела моду на серое в дождевых потёках? – куда-то вдаль негодующе прокричала Осень, – Признайся, что просто стащила мои фасоны!
А солнце светило вовсю. Тёплый воздух окутал всё вокруг. Люди, ходившие по улицам, стали расстёгивать куртки, чтобы не так париться под ласковыми лучами.
– Ты чего сегодня разошлось? – недовольно буркнула Осень, поглядев на Солнце. – Что у тебя за праздник? День небесного фонаря? Или день издевательств над пожилой женщиной? А ну, притуши свой примус хоть чуть-чуть!
Солнце, покачиваясь в золотом гамаке, лукаво посмотрело с неба на Осень и, оставив её без ответа, продолжило нежиться в собственном свете.
– Конечно, зачем разговаривать со мной? Есть собеседницы интереснее… Каждый норовит меня уколоть побольнее. Вот родственнички достались! Один другого хуже.
Так и брела Осень, жалуясь самой себе на судьбу и вспоминая "добрым" словом всех, кто, по её мнению, был причиной её плохого настроения. Конечно, когда-то в молодости она любила и тепло, и солнечный свет, но с возрастом предпочтения меняются. Сейчас ей больше по душе дождливая сырость и туманная серость. И ничто не радовало её теперь, всё только раздражало. И даже всплакнуть захотелось рыже-серой горемыке, но слёзы никак не лились из глаз. Яркое Солнце и безоблачный небосвод не оставляли даже шанса хотя бы на кратковременный дождь.
– Всё против меня. Даже выплакаться нельзя, – вытирая сухие глаза выцветшим оранжевым платком, всхлипнула пожухлая красавица.
В своих раздумьях, не глядя под ноги и еле передвигаясь, Осень зашла в парк на окраине города. Оглядевшись, она увидела пустынные аллеи, покрытые опавшей листвой и свободные лавочки с почти исчезнувшей краской.
– Вот замечательное заброшенное место, где можно посидеть и успокоиться. Сюда даже дворник не заглядывал, не то что гуляки. Полное запустение… Не парк, а сказка!
Проходя между деревьев и сдувая с них последние листья, Осень присматривала скамейку где-нибудь в тени, подальше от так раздражающего её солнечного света. И уже разглядев вожделенный уголок для тоскливого уединения, она, краем своего янтарного глаза, заметила чьё-то присутствие.
Повернув голову и направив неласковый взгляд на нарушителя её одиночества, рыжеволосая дама злобно сверкнула глазами. Подойдя поближе, она увидела, как на залитой солнцем лавочке, щурясь и улыбаясь от удовольствия, сидел рыжий лохматый кот.
Его усы, как антенны, ловили тёплый воздух, а шерсть золотистого цвета переливалась от солнечных лучей. И, казалось, что на землю спустился солнечный зайчик, приобретший очертания простого кота.
Осень осторожно, почти на цыпочках, подошла и посмотрела на кота сбоку. Животное не шевельнулось и даже не открыло глаза. Тогда посетительница парка обошла его с другой стороны, с удивлением оглядывая нахала. И, присев на корточки прямо перед ним, уставилась на дремлющего наглеца. Кот не подал ни малейшего вида, что заметил чьё-то присутствие, и даже ухом не повёл.
– Рыжий мерзавец! – с возмущением прошептала Осень, глядя в упор на сидящего.
– Не загораживай мне солнце, – не открывая глаз промурлыкал кот. – А если тебе не нравится мой цвет, то сначала смени свой.
От такой наглости Осень просто опешила. Она даже не нашлась, что сказать, а только хватала тёплый воздух ртом, пытаясь совладать со своим негодованием. И вдруг, словно спохватившись и удивлённо поглядев на пушистого нахала, спросила:
– Ты что, слышишь меня?
– Ну я же не глухой, – приоткрывая один глаз и глядя на изумлённую Осень, ответил кот. – А что здесь удивительного? Раз ты говоришь, значит я тебя слышу.
Осень совсем растерялась. И в полном недоумении посмотрела в сторону.
– Может, ты меня ещё и видишь? – с недоверчивой ехидцей задала она вопрос собеседнику.
Кот, открыв второй глаз и приподняв бровь в лёгком удивлении, ответил:
– А что, не должен?
– И как я выгляжу? – почти теряя самообладание, поинтересовалась хозяйка ноября.
– Осень как Осень. Поздняя, стареющая, – сказал кот, снова закрывая глаза. – Да ты не волнуйся так. Это тебя не портит. Это со всеми бывает, только с тобой чаще, чем с другими.
– Что, некрасивая? – с грустью произнесла она, совсем уже обезоруженная.
В душе Осени снова проснулась женщина. Пусть неюная, пусть уже не такая обаятельная, но всё-таки женщина. Желающая нравиться, желающая быть любимой.
– Печальная! – промурлыкал кот. – А красивая ты всегда, в любом месяце, как и твои сёстры. У каждой из вас своя красота. Тебе только тепла не хватает.
– Как это тепла не хватает? – опять удивилась рыжая.
– Да ты не стой, присядь, и я объясню. А то я упущу последнее солнце. Мало ли когда ещё такая погода выдастся!
Осень как загипнотизированная присела на скамейку, даже не сделав попытку сопротивляться. Слова рыжего собеседника, как гром, ударили её. С ней никто и никогда так не разговаривал. А тут какой-то кот…
А кот был спокоен. Единственное, что выдавало его удовольствие, это закрытые глаза и лапы, мягко массирующие деревянную скамейку. Он с таким наслаждением нежился под солнечным светом и так трогательно подставлял ему свою мордочку, что Осень незаметно для себя забыла своё угрюмое настроение и подставила лицо недавно раздражавшему её Солнцу.
– Так что там с теплом? – проговорила уже порядком разомлевшая осень.
– Видишь ли, тепло необходимо каждому… Человек ли это, животное, растение или вот, как ты – время года. И каждому хочется любви, пусть самую малость. А кому любви не хватает, тот и прячется за ветром, за туманом или дождём. И приласкай нас кто-нибудь, мы сразу оживаем, наполняемся силой.
– Ты, пушистый, говори, да не забывайся. – встрепенулась Осень, и улыбка, уже озарившая её лицо, быстро слетела с губ. – Кто меня полюбит и приласкает, да ещё в таком виде?
Кот повернулся к соседке и с ласковым прищуром сказал:
– А ты не спеши сомневаться. В мире нет ничего невозможного. Главное – в это поверить. А вот если сам от тепла отворачиваешься, тогда и пенять нечего. Тогда только с тебя и спрос.
– Ну, хитрец, назови мне хотя бы одного, кто бы меня любил?! – почти обиженно буркнула Осень. – Нет таких.
– Пальцы загибать не буду, неудобно на лапах кошачьих. Но, думаю немало. Тебе сколько лет-то? – спокойно спросил кот, выгибая спину и потягиваясь.
– Задавать женщине подобные вопросы не тактично, мой лохматый друг! – резко выпрямившись, с гордостью ответила уже преображённая пора года.
– Вот-вот, и за столько годков не успела заметить, как народ любит тебя. Как твоими жёлтыми листьями люди забавляются, обсыпая друг друга, как паутинки твои играючи ловят, как теплом твоих дней наслаждаются перед Зимой. Или это не так?
– Подумаешь.
– А что, мало художников твой портрет рисовало и рисует? – продолжал настаивать разговорчивый кот. – Я уже не говорю о твоих почитателях поэтах, которые так и норовят упомянуть тебя в стихах. Кстати, великий Пушкин в тебе вообще души не чаял. Кот был большим книгочеем, а Пушкина любил еще и потому, что тот обессмертил «кота ученого» во вступлении к «Руслану и Людмиле».
– Да ладно тебе, – залитая краской смущения, прошептала увядающая красавица. И было видно, что слова её необычного собеседника попадают в самое сердце, заставляя Осень не чувствовать себя одинокой, брошенной и нелюбимой.
– Ну а если тебя и это не вдохновляет, то скажу тебе по секрету, – в этот момент кот перешёл на шёпот и, качнувшись в сторону соседки, промяукал, – ты мне тоже очень нравишься. И, если хочешь, я каждый год буду приходить и гулять с тобой до самой зимы.
Осень, растроганная словами своего нового друга, почувствовала, как по её щеке бежит слеза, но, глянув на небо, она не увидела ни одной тучи. А над Землёй всё так же сияло ослепительное солнце. Это были слёзы радости, а радость даже Осенью не позволяет тучам закрывать небо.
В знак признательности хозяйка ноября протянула руку и нежно погладила рыжего умника. Кот снова закрыл глаза и негромко заурчал от удовольствия.
– Постой, постой, – словно опомнившись, обратилась она к мурлычащему другу, – ты мне так и не сказал, почему ты меня видишь и слышишь. И вообще, откуда ты такой умный выискался?
– Значит, теперь я не рыжий мерзавец? – ехидно прищурив глаза, поинтересовался кот.
– Ну ладно, не обижайся. Была неправа! – Осень, улыбаясь, протянула ему примирительно руку.
Тот в ответ мягко хлопнул её лапой и сказал:
– Помнишь Лукоморье, дуб, цепь?.. – Собеседница кивнула в знак согласия. – Так вот, прапрапрадед это мой. Все у нас в роду учёные и говорящие. Только мы теперь это не показываем, не поймут люди.
Был удивительно тёплый ноябрьский день. Солнце ярко сияло своими лучами, озаряя Землю и старый заброшенный парк. Но если бы кто-то в этот день решил прогуляться по его пустынным аллеям, то, присмотревшись, он мог бы увидеть, как на одной из лавочек увлечённо разговаривали двое… Улыбающаяся Осень с рыжей копной волос на голове и пушистый рыжий кот, щурящийся от лучей ласкового Солнца.
Добавить комментарий