Национальный еврейский театр Фольксбине, играющий на языке идиш, показал оперетту Аврома Гольдфадена «Колдунья» («Ди Кишефмахерн» на идише или «Sorceress» на английском).
Сразу скажу, что в этой постановке главный герой – музыка. Низкий поклон Залмену Млотеку и Дмитрию Слеповичу за восстановление партитуры и за оранжировку. Эти песни Гольдфадена впервые я услышал в далёком московском детстве, когда мама, еврейская актриса, брала меня в Государственный еврейский театр на Малой Бронной, затем, после закрытия театра - во время домашних застолий в исполнении бывших еврейских актёров, а потом, в конце 60-х, - на спектакле «Колдунья» в Еврейском драматическом ансамбле при Москонцерте. Вот почему я с нетерпением ждал появления «Колдуньи» в театре Фольксбине, единственном в США, играющем на языке идиш. Я рад, что музыкальная ткань в новой постановке сохранена, и это главное достоинство спектакля.
Постановка (режиссёр Мотл Диднер) не поднялась выше милой детской сказки, сюжет которой напоминает мелодраматическую историю «Золушки». Тут и слабохарактерный папа-вдовец Авромче, и злая мачеха Басе, и наивная девушка Миреле, и влюблённый в неё юноша Маркус... Плюс страшная колдунья Бобэ Яхне...
К новой постановке этой сказки трудно было бы предъявлять серьёзные требования, если не знать, что в Московском еврейском театре Колдунью играл Вениамин Зускин, а Гоцмаха – Соломон Михоэлс. Это было в 1922 году. Текст был тогда переработан и осовременен еврейскими писателями Добрушиным и Литваковым. Создатель и художественный руководитель ГОСЕТа Алексей Грановский поставил «Колдунью» как пуримшпил, как народное ярмарочное представление. Но выразительные средства вписывались в режиссёрскую систему Грановского, не принимавшего бытовую правду на сцене, предпочитавшего условность, символику образов, мизансцен, жестов.
Он, одновременно с Мейерхольдом, ввёл и развивал актёрскую биомеханику и активно использовал в постановках пантомиму, танец, даже акробатику. Такой школой Грановского можно объяснить удивительную пластичность, музыкальность, ритмичность в игре Михоэлса, Зускина и других актёров ГОСЕТа. Спектакль «Колдунья» имел успех и оставался в репертуаре театра до 1934 года. А после Второй мировой войны был восстановлен.
Тогда-то я и увидел этот спектакль, и мне, ребёнку двух с половиной лет отроду, врезались в память те мелодии. Михоэлс - Гоцмах был этаким еврейским жуликоватым скоморохом. А Зускин в роли Бобэ Яхне был одновременно страшным, благодаря гриму и костюму, и смешным. Успеху постановки в значительной степени способствовали констркутивистские многоуровневые декорации художника Исаака Рабиновича и оркестровки песен Гольдфадена, сделанные композитором Иосифом Ахроном, а также новые песни, написанные Ахроном специально для этого спектакля.
Когда через много лет после закрытия ГОСЕТа и разгрома еврейской культуры, бывшим актёрам ГОСЕТа разрешили, наконец, создать небольшой драматический ансамбль, спектакль был частично восстановлен, но это был вариант послевоенной постановки, более соответствующей реалистическому театру. Роль Бобэ Яхне играл Владимир (Беньомин) Шварцер, а роль мачехи - Нехама Сиротина. Это был, конечно же, другой спектакль, не по-Грановскому, но песни звучали те же.
Поэтому я рад был услышать давно знакомые «Ци дайн гебуртстуг» (поздравительная песня), «Куплеты Гоцмаха», «Блинденшпил» (песенка-дразнилка, которая сопровождала игру в жмурки), «Койфт же койфт», «Хейсе бабкелах, иделех койфт» (эту песенку мальчика-торговца на базаре помню в исполнении Марии Котляровой) и мою любимую «Кум, кум, кум цу мир, кум цу мир тохтер майне». Эту песню поёт Бобе Яхне, когда тянет Миреле к себе, чтобы потом продать её богатому турку. Помню, в ГОСЕТе это был дуэт. Одновременно с Бобе Яхне Миреле, сопротивляясь колдунье, пела: «Нэйн, нэйн, их вил нит гейн»...
То, что в нынешнем спектакле «Фольксбине» звучит не литературный литовско-белорусский идиш, принятый в ГОСЕТе, а украинско-польский (вместо «Кум, кум, кум цу мир» звучит «Ким, ким, ким ци мир»), и то, что сопровождающие спектакль русские титры полны граматических ошибок, и то, что пятиактную пьесу сократили до одноактной, можно принять. Но пьеса и спектакль называется «Колдунья». Значит, главный персонаж – Бобе Яхне. А в этой постановке, как мне кажется, не было ни настоящей Колдуньи, ни настоящего Гоцмаха.
«Колдунья», написанная Гольдфаденом в 1878 году, уже через 5 лет была впервые показана в Нью-Йорке по инициативе и при участии юного Бориса Томашевского, ставшего потом лучшим актёром театра на языке идиш в Америке. И вот в 2019 году пьесу поставил в театре Фольксбине режиссёр Мотл Диднер. К музыкальной части никаких претензий нет. Спектакль идёт в сопровождении живого оркеста, которым руководит Дмитрий Слепович. Артисты хорошо поют, особенно Джазмин Горслайн (Миреле). Но образы Бобэ Яхне и Гоцмаха меня разочаровали. Гоцмах (актёр Стив Стернер) – оказался скучноватым, бытовым, приземлённым персонажем. Либо режиссёр дал ему неверную задачу, либо актёр не слишком озаботился поиском ярких красок. Гоцмах – это коробейник-скоморох.
Он, конечно, жулик, работающий по принципу «не обманешь – не продашь», но обманывает так обаятельно, так остроумно, что покупатель ему верит, а обнаружив обман, прощает. Я встречал таких торговцев на одесском Привозе. В том, что не касается его бизнеса, Гоцмах – вполне себе приличный человек, в чём-то наивный, сердобольный. Это он помог Миреле спастись из турецкого рабства и вернуться домой вместе с её женихом Маркусом. Колдунья Бобе Яхне, как её трактует артист Михл Яшински, пугает, а нам не страшно, смешит, а нам не смешно. Самая яркая краска артиста – очень большая накладная задница, которой Бобе Яхне трясёт при каждом появлении.
Судя по внешнему виду, за основу этого образа взят тип гадалки на картах таро, напоминающей цыганку: узнаваемое, но весьма поверхностное решение. На мой взгляд, в еврейском театре ссылка на этническое происхождение не совсем уместна. Это, скажем, как если бы в цыганском театре изобразили ростовщика, сборщика податей или торговца «типичным» евреем, горбоносым и с пейсами. Возможно, отторжение у меня вызвано памятью о Бабе Яге в блестящем исполнении русского киноактёра Георгия Милляра, или восторженными воспоминаниями госетовцев о Бобе Яхне в исполнении Вениамина Зускина. Вполне вероятно, этот груз памяти мешает моей объективности.
Мешает и впечатление от предыдущей работы театра – блистательно поставленного и сыгранного мюзикла «Скрипач на крыше», когда был установлен новый, очень высокий уровень для театра Фольксбине, и когда спектакль собрал массу положительных рецензий. А в «Колдунье» режиссёр и театр, скорее всего, ставили перед собой ограниченную задачу: создание одноактного детского спектакля по мотивам пьесы Гольдфадена. Но и Алексей Грановский в 1922 году поставил «Колдунью» по мотивам Гольдфадена, так же как в том же году Евгений Вахтангов поставил «Принцессу Турандот» по мотивам пьесы-сказки Карло Гоцци.
Тогда была установлена очень высокая планка театрального искусства, и естественно было ожидать, что последующие работы и вахтанговцев, и госетовцев будут ориентироваться именно на тот уровень. Иногда обоим театрам удавалось подняться ещё выше. Хотелось бы пожелать, чтобы в своих последующих работах нью-йоркский Национальный еврейский театр «Фольксбине» сумел удержаться на уровне, достигнутом в спектакле «Скрипач на крыше».
Добавить комментарий