Театр — это всегда путешествие: вглубь, ввысь, вширь, вдаль. Самое интересное - внутрь. Внутрь человека, внутрь самого себя. И часто натыкаешься на границы, которые очень хочется преодолеть. В этом, может быть, главный азарт. Это даёт силы заниматься театром всю жизнь, каждый день. И - любовь к путешествиям: выезд за пределы, гастроли, обмены - повседневная вдохновляющая практика. Сколько приключений, веселых и не очень, случается на этих путях...
Семнадцать лет я был невыездным, даже в Болгарию, негласную советскую республику, не выпускали. Документы подавали вместе с женой, ей издевательски разрешали, мне - нет. Формулировка: нет необходимости. В личном разговоре участливо советовали: «Вы ещё на Байкале не были».
Я знаю, как и почему это произошло.
Из первых двух городов, где я работал, - Куйбышев и Ростов-на-Дону, - нас выпустили. Порядок был такой: сначала надо посетить страну "социалистического лагеря", потом - "полусоциалистическую", например, Югославию, и только после этого можно рассчитывать на "капитализм". Наше Всероссийское театральное общество (ВТО) очень помогало, организовывало туристические группы для людей театра. Из Куйбышева (бывшая и будущая Самара) мы поехали в Венгрию. Характеристику давали партком, профсоюз, комитет комсомола, дирекция, ВТО. Чудная получилась поездка! Группу возглавлял Виктор Иванович Коршунов, тогда ещё просто ведущий артист Малого театра, но уже народный. Состав подобрался отличный, многие с жёнами, как и я. Из других республик присоединились актеры, режиссеры, художники.
Ехали на театральный фестиваль в город Сегед, где под открытым небом в старинном амфитеатре на фоне развалин замка давали оперу "Кармен". Но заезжали и в Будапешт, конечно, и в другие города, отдыхали на озере Балатон. Денег меняли 10 рублей, смехотворная сумма. Но даже на них (а у нас на двоих получалось 20) можно было купить что-нибудь, чего днем с огнём не сыщешь в нашей стране.
Гиду, молодому человеку по имени Арпад, плохо говорившему по-русски, до нас дела было мало, он ездил с девушкой и занимался только ею. А мы и рады - больше свободного времени, можно сходить в кино, посмотреть запрещенный у нас фильм, еще куда-нибудь. Словом - подышать воздухом полусвободы. Я впервые попал за границу, впечатляло сильно.
Из Ростова уехать оказалось труднее: мы жили в гостинице и у нас не было прописки, без которой нельзя получить визу. А маршрут ВТО организовывало интересный - Польша и ГДР, с посещением театров. Но надо знать Ростов, там нет ничего невозможного. Мужем одной дамы из местного отделения ВТО был начальник милиции, он за день прописал нас в квартире... у другого милицейского начальника. Взял за это две бутылки водки - любил театр. И мы отправились в это увлекательное путешествие, уже с некоторым опытом.
Например, мы теперь знали, как можно провезти дополнительные 10 рублей для обмена. Поездка тоже получилась прекрасная. Много театров, общение после спектаклей с лучшими режиссёрами. Прогулки по Маршалковской и Унтер-ден-Линден. В Германии неожиданно почему-то отрезали Дрезден - мы самостоятельно, вдвоем, без сопровождающих, уехали из Лейпцига и целый день провели в знаменитой Дрезденской галерее и на Балконе Европы. Это было незабываемо...
А в городе Липецке я стал невыездным. Меня пригласил на работу в здешний театр директор, молодой человек, выпускник нашего Ленинградского театрального института, которого я знал во время учебы, - он учился на актерском курсе. Потом закончил какие-то курсы и сменил профессию, получил театр, первый в жизни, собирал команду: главного режиссёра, очередного, заведующего литературной частью, актеров.
Сразу дали квартиру, взяли в завлиты жену, я получил место очередного режиссера. Мы все становились как бы единомышленниками, что, кстати, редко бывает в театре. И первое время вроде так и было. Но уже к концу первого сезона мы отчетливо увидели, с кем в лице этого директора имеем дело. Ему не понравился главный режиссёр, и он затеял интригу, вовлекая нас.
Методы были самые чудовищные, директор не скрывал, что является сотрудником КГБ, иногда даже предъявлял удостоверение, кажется, капитана. Мы не хотели в этом участвовать, возник конфликт, который грозил увольнением. К тому же, я поставил спектакль по острой современной пьесе - из Москвы тут же пригласили самого ретроградного критика того времени по фамилии Зубков, тот потребовал снять спектакль с репертуара как идеологически вредный.
Мне грозило не просто увольнение, но - "волчий билет", запрет на профессию. Местному обкому партии конфликт был невыгоден, он вмешался - спектакль сняли, но страсти утихомирили, на работе я остался. И проработал там 10 лет, главный режиссёр всё же вскоре покинул театр, а через некоторое время, уже при новом главном, ушёл и директор.
В конце того бурного сезона получаю приглашение из Центрального ВТО принять участие в работе престижного театрального фестиваля в Югославии, в Белграде, формируется группа. Начинаю срочно оформлять документы. Их уже больше, кроме характеристик, требуется подробная медицинская справка. С женой ехать нельзя. Собрал всё, подал, утверждает какая-то особая комиссия при обкоме партии, хоть я и беспартийный.
Жду, время идёт, глухое молчание. Через куратора, который отвечал за культуру в обкоме, пытаюсь узнать результат. Он вызывает меня на беседу. Человек почти интеллигентный, сам пишет стихи, смотрел мои спектакли. Разговаривает очень доверительно и сообщает, что отказано с формулировкой "нет необходимости". И довольно прозрачно намекает, что вмешались "органы", куда поступил донос о моей неблагонадежности. Кто донёс - догадаться нетрудно.
Ещё несколько раз я пытался поехать хоть в какую-нибудь страну - безуспешно. Так продолжалось до тех пор, пока не пришла перестройка...
Весной 1989 года - уже два сезона я возглавлял Орловский театр имени Тургенева - позвонили из Москвы: "Решением режиссёрской коллегии ВТО вы включены в состав делегации в Америку, руководитель группы Михаил Александрович Ульянов, Председатель ВТО. Готовьте документы, времени мало, дипломатические паспорта будут выдавать в Москве." Сначала подумал - розыгрыш, не может этого быть. Но вскоре пришло официальное письмо...
И вот уже все члены делегации, человек 15, собрались в фойе на пятом этаже старого здания ВТО перед кабинетом Председателя. Знакомые всё лица: Игорь Владимиров, Кама Гинкас, Наталия Гундарева, Светлана Врагова, Алена Коженкова, Наум Орлов, известные критики, работники аппарата - очень представительная компания. Ждём, когда позовут в кабинет.
Я тихо беседую с Сашей Дзекуном, он тоже недавно принял Саратовский театр. И вдруг в дверях фойе возникает фигура того самого директора, с которым мы расстались в Липецке много лет тому назад. Он идёт прямо к нам и, не поздоровавшись, обращается к Саше: "Ты, значит, в Америку едешь?!" Саша, маленький и худенький, как-то стеснительно подтверждает и делается будто ещё меньше. А бывший директор поворачивает голову ко мне и несколько мгновений пристально и зло разглядывает. "Постой! И ты ведь едешь?!" - говорит, словно пролистав в голове какие-то списки. Я молча улыбаюсь. В его забегавших глазах ясно читаю: сейчас пятница, вечер, куда сообщить? Скрыть свой "внутренний монолог" он не может, не зря же бросил актерское дело. В этот момент нас позвали в кабинет к Ульянову...
Поездка оказалась сказочной! Принимающая сторона - Лига Чикагских Театров - организовала всё по-царски. К тому же это была одна из первых обменных групп. Судьба будто компенсировала мне годы вынужденного невыезда. Многое изменилось и в жизни Тургеневского театра после этого. Мы получили американскую постановочную группу и осуществили первый в России совместный проект - мюзикл "Человек из Ламанчи". И потом уже летели в Америку с актерами. Мало этого - вслед за театром потянулись за океан высшие должностные лица города и области, повезли с собой бизнесменов. Я был участником всех этих поездок - театр стал как бы связующим звеном.
В результате у Орла даже появился город-побратим: Рокфорд в штате Иллинойс. Но эта бурная деятельность продолжалась недолго. Августовский путч застал меня в Чикаго, где мы находились вместе с орловским губернатором. 22 августа возвращались в Москву, в огромном лайнере было всего 6 пассажиров. После посадки в Шенноне поменялся экипаж. Ко мне подошёл командир корабля и попросил рассказать о событиях: "Мы сидели эти дни в Шенноне и ничего не знаем. Что в России?" У меня были взятые в аэропорту Вашингтона свежие газеты - путч провалился! Два не очень молодых человека не могли сдержать слезы радости. Больше я в Америке не был.
В жизни советских городов существовало это понятие - "город-побратим". Практически у каждого за границей оказывался "родственник", назначенный сверху, — это должно было символизировать нерушимую дружбу народов. К Орлу когда-то прикрепили небольшой болгарский Разград. И вот в конце 1991-го, в декабре, мы отправляемся туда на гастроли с двумя спектаклями: "Без вины виноватые" Островского, с участием Народной артистки СССР Веры Кузьминичны Васильевой, и "Провинциалка" Тургенева.
Ехали на комфортабельном автобусе "Икарус", с собой везли костюмы и реквизит, оформление готовили болгарские коллеги. Вера Кузьминична летела отдельно до Софии, там её встречали. В спектаклях была живая музыка, взяли и музыкантов с инструментами. Дорога шла через ещё советские республики, Украину и Молдавию, и через братскую Румынию.
Украину миновали без особых происшествий, а вот в Молдавии... Там начались приднестровские события, стреляли, пришлось добираться до Кишинёва кружным путём. Из столицы до границы 80 км. Доехали. Огромная очередь из машин, стоять надо сутки, а у нас спектакль в Разграде. Директор театра пробрался к таможне и за ящик водки - везли для подарков - договорился, что нас пустят без очереди.
С трудом объехали очередь, дело шло к вечеру. Стали проверять наши документы. Сообщают: пропустить не можем, у вас нет разрешения от министерства культуры Молдавии, без него нельзя. Что делать? Денег на взятку у нас нет, водку отдали. Принимаем решение возвращаться в Кишинёв. Едем уже в темноте в центр города, где министерство. А было воскресенье. Кого, думаю, найдёшь в министерстве?.. И вот - чудо, здание светится огнями. Охранник говорит мне, что в связи с событиями в Приднестровье всем чиновникам велено быть на местах. От него же узнаю, кто министр культуры - Ион Унгуряну, а я с ним знаком, он был известным театральным режиссёром в Москве, мы встречались. Охранник, русский человек, пропускает меня.
В приемной министра нет секретаря, дверь в кабинет открыта, захожу. Ион узнал меня, рассказываю ситуацию. Он тут же вызывает заместителя и велит написать разрешение на бланке. Через пять минут приносят бумагу и ставят печать. Провожая меня, министр советует: "Дайте там на таможне что-нибудь, бензина хотя бы!" Мы тепло прощаемся. Спасибо, домнул министр...
Возвращаемся на границу, пробираемся опять к пропускному пункту. А смена, взявшая водку, ушла, пришла другая, они о нас якобы ничего не знают.
И начинают досмотр, по самому свирепому сценарию: женщин раздевают догола и те выходят, плача; в автобусе переворачивают всё вверх дном - что везёте на продажу? Отбирают у кого-то видеокамеру. У меня требуют предъявить наличные деньги, мне выдали на питание коллектива в дороге.
Сумма превышает дозволенную к вывозу, но отобрать не решаются - видимо, мой дипломатический паспорт сыграл свою роль. Особенно свирепствует молодая женщина-таможенник, мы тут же прозвали её Эльзой Кох. Она находит в ящике с реквизитом два подсвечника, оборудованные лампочками, как положено в театре — вот что вывозите на продажу! Объяснения ни к чему не приводят - убрать! Куда же их деть? Куда хотите. Беру шандалы и иду к начальнику таможни. Думаю, поставлю ему на стол, пусть зажигает. Но по дороге вижу на одной из дверей красный крест - медпункт. Заглядываю. Сидит немолодая женщина. "Не возьмёте на хранение? На обратном пути заберём." "Конечно, давайте, вот здесь спрячу." Обыск длился часа четыре. Под утро, не найдя ничего предосудительного, нас выпускают в Румынию...
Целый день пилим по скучным и малолюдным дорогам, навстречу нашему Икарусу иногда идут подводы, запряженные ослами, обедаем в Бухаресте, обменяв неотнятые рубли на леи - большие купюры с большой дырой посередине. Пробираемся к Дунаю, к знаменитому Мосту Дружбы, на той стороне Болгария, город Русе. Румынские пограничники вежливы и непридирчивы, пропускают беспрепятственно, даже из автобуса выйти не просят, улыбаются. Едем по бесконечному страшноватому мосту над широченным ночным Дунаем, под луной. Болгария встречает сонно, но дружелюбно. Глубокой ночью прибыли в Разград, успели - вечером спектакль.
Этот первый визит заложил основу многолетней дружбы между нашими театрами. Когда впоследствии российско-болгарские отношения сильно похолодали, мы продолжали дружить и оставались, пожалуй, единственной связующей нитью в единстве Россия-Болгария.
Гастроли прошли очень успешно, был праздник, всеобщее братание и ликование, к тому же, Рождество, близящийся Новый Год! Мы выступили в нескольких городах, Вера Кузьминична всюду была с нами, её радостно узнавали болгары. Спектакли играли без перевода, зрители русский язык тогда ещё понимали.
Но - "всё кончается на свете!" - закончились и эти гастроли, надо возвращаться. До Русе нас провожают новые друзья, проблем с переходом болгарской границы нет. Обласканные и разнеженные, солнечным днём мы снова над Дунаем, он великолепен и незамерзаем. И гигантский мост уже не выглядит страшным монстром, как той ночью. Впереди - пропускной пункт Джурджу, ворота в Румынию. Но что это? Огромное количество фур, автобусов, машин скопилось перед въездом, много народу, все как-то очень возбуждены, что-то кричат.
Очередь почти не продвигается. Идём на разведку. Находим какого-то начальника смены, немного понимающего русский, врём, что у нас сегодня спектакль в Бухаресте, просим пропустить артистов без очереди. Неожиданно он соглашается и даёт разрешение подъехать. Бросаемся к автобусу, трогаемся, объезжая очередь. Но не тут-то было: разъярённые водители становятся стеной у нас на пути, не пустим! Пытаемся объяснить - ничего не слушают. Один достаёт какой-то тяжелый предмет и показывает, что, если тронемся, он разобьёт ветровое стекло нашего автобуса.
А как ехать зимой без стекла?! Что делать? От отчаяния говорю нашим музыкантам: "Берите инструменты, выходите и играйте!" Они вышли, заиграли - "Чардаш" Монти поплыл над толпой разгневанных мужчин. И вдруг - о, чудо! - лица стали меняться, появились улыбки, ярость ушла, некоторые даже пританцовывали. Тот, что грозился разбить стекло, показывает - проезжайте! И махнул рукой. Чардаш звучал уже из открытых дверей автобуса, а нам вслед раздавались аплодисменты.
В автобус подсел тот самый начальник смены: "Водка! Сигареты!" - требовательно объявил он. Сигареты нашлись, а водки ни у кого не осталось. Начальник недовольно собрал паспорта и проштемпелевал их.
"Хотите, я скажу, кто здесь у вас из КГБ?!" И поднял над головой мой синий дипломатический паспорт. И вручил его мне - под дружный хохот автобуса...
В это путешествие мы отправлялись из Советского Союза, а вернулись совсем в другую страну. И только Театр оставался верен себе.
Добавить комментарий