6. П О Д С Т У К К О Л Е С
Ее отъезд пришелся на сложное время. Мировая и Гражданские войны, как и последующая революция, не лучшим образом сказались на состоянии железной дороги - главной транспортной артерии России. Составы то и дело отклонялись от положенного маршрута, перебои с топливом вызывали их простои. Кроме того, по пути следования вагоны подвергались налетам то белых, то красных, то банд грабителей. Да и в Петрограде с транспортом творилось черт знает что. В 1919 году столица достигла пика своего неблагополучия с передвижением. Исчезли почти все извозчики. Трамваи в большинстве своем стояли. Смерть висела в воздухе, унося тысячи жизней. Это касалось не только людей, но и животных.
Голодные лошади едва держались на ногах, тем самым выводили из себя как возниц, так и седоков. У арки Александро-Невской Лавры на глазах Нади и Адама одна из них растянулась. Глядя на нее, извозчик утирал слезы: “От голода, родимая! Теперича пропаду без нее...” Невзирая на обстоятельства, люди вынуждены были пользоваться транспортом, включая железную дорогу.
Они покидали столицу - рвались туда, где более или менее сытно и периодически затихала стрельба. Кто-то правдами-неправдами отбывал заграницу, а кто-то искал убежище на Кавказе и в Крыму.
В день отъезда Нади под серым крылом Николаевского вокзала царила неразбериха. Заплеванный перрон представлял собой толпу людей разного сословия. Там и тут мелькали деревенские мужики, бабы в стеганых жакетах с кулями и корзинами, господа с детьми, солдаты в поношенных шинелях, студенты. Хватало и представителей новой власти в кожаных тужурках и при кобуре. А народ все прибывал...
Среди бестолковой толкотни и шума Надя с трудом нашла место у какой-то будки, где и присела на свою нехитрую дорожную поклажу. Она боялась пропустить Адама и отправление состава, поэтому то и дело оглядывалась вокруг. Но высмотреть его мешали тусклое освещение и людские головы.
Время шло... Судя по движению вокруг, вот-вот ожидалась посадка. Внезапно толпа ринулась к вагонам, после чего в сутолоке начался их штурм. Людские тела превратились в массу. Надя непроизвольно подхватила саквояж и двинулась в сторону поезда. Адам не появлялся.
Того не желая, как бы повинуясь происходящему вокруг, в считанные минуты она оказалась в числе атакующих вагоны. Следуя в заданном направлении, разношерстная толпа с пожитками напирала со всех сторон. На пике движения масса тел внесла ее в тамбур. В переполненном вагоне она продолжала искать глазами Адама. Но через квадратную раму тусклого оконного стекла на плохо освещенном перроне ей открылся лишь водоворот людей с дорожной поклажей. Их слитые воедино головы не позволяли ей обнаружить мужа.
Тем временем паровоз засвистел, состав вздрогнул и рванулся вперед, оставляя позади вокзал с его гулом и отъездной неразберихой. Надя так и не поняла, был ли Адам на платформе. Она корила себя за то, что его не дождалась. Не следовало поддаваться напору толпы, - подумала она. Как потом сможет объяснить ему свою оплошность. Со щемящим чувством одиночества она провожала глазами исчезающий перрон.
(Ее объяснения не потребуются. Последствия будут иного рода...).
К счастью, в переполненном вагоне (трудно сказать, к какому классу он раньше принадлежал) ей досталось сидячее место. Поскольку верхние полки были забиты вещами, она разместила саквояж у себя в ногах и, устроившись, начала оглядываться.
Вагон был грязным и прокуренным, немытые оконные стекла в расшатанных рамах почти не пропускали свет. Да и пассажиры не походили на присутствовавших на перроне во время ее давних поездок с крестной в рязанскую деревню. Тогда во время остановок на платформах чинно прогуливались нарядные дамы в шляпах с сумочками в руках, сопровождаемые кавалерами с тросточками и в котелках. Некоторые из них раскланивались друг с другом. Еще вокруг мелькали насильщики и разносчики соблазнительных сладостей и фруктов. Для маленькой Нади та поездка в вагоне третьего класса было сплошным удовольствием.
Теперь рядом с ней находилась пара глухонемых - шустрая бабенка и вихрастый парень, который то и дело задевал ногами ее саквояж. Между собой они разговаривали посредством жестов и зыркали глазами по сторонам. Глядя на них, Надя удивилась: едут в поезде, а без вещей.
В вагоне было холодно и сыро, от чего ее начало знобить. Она вспомнила о захваченном с собой материнском пуховом платке, достала его из саквояжа и укуталась как одеялом.
Так - так, так - так... Колеса ритмично отмеряли расстояние. Шерсть согревала. То ли от ее тепла, то ли от усталости Надей овладела дремота...
... Они с Адамом поднимаются в гору. До вершины еще далеко, а у нее нет сил двигаться вверх. Он оказывается впереди и уговаривает ее следовать за ним. Расстояние между ними сокращается. Вот он уже на вершине, откуда протягивает к ней руку - иди, мол, иди. Из последних сил она карабкается по крутому подъему ему навстречу, почти достигает пика ... Но на горе его уже нет.
Поезд не двигался. Народ зашевелился, кто-то пробивался к выходу. Теперь рядом с ней, окруженные тюками, сидели два пахнущих табаком и псиной мужика в овчиных
тулупах. Они то и дело сморкались, кашляли и громко разговаривали простуженными голосами. Надя пошевелила ногой - пыталась нащупать саквояж под лавкой, но он не обнаруживался. Выходит, ее багаж исчез одновременно с парой глухонемых. Слава Богу, при ней остались ценные вещи, включая упакованное в подкладку жакета обручальное кольцо, на плечах материнская шаль, а в боковом кармане документ, кусок булки и адрес крымчанки.
Впрочем, пропажу багажа она восприняла спокойно. Жалела лишь о томике стихов Фета, подаренном Еленой Генриховной накануне ее отъезда. Утрата двух юбок, пары
сапог и нижнего белья выглядела мелким испугом по сравнению с кончиной матери и происходящими в Петрограде голодом, арестами и расстрелами. События последнего времени многому ее научили. По поводу одежды она рассуждала здраво: я еду к даме, у которой, должно быть, имеются вышедшие из употребления вещи, которые смогу переделать. Ее беспокоило другое - отсутствие Адама на перроне.
Несколько раз появлялись вооруженные солдаты с требованием предъявить документы. В случае их отсутствия жертву выбрасывали из вагона. Кругом раздавались ругань из-за места и слышались непристойные песни, из углов доносился храп. Состав часто останавливался и долго не двигался с места. На остановках пассажиры с бутылками и чайниками бросались за кипятком и холодной водой из крана, за едой, которая иногда продавалась в станционных буфетах. Так как у Нади отсутствовалакакая-либо емкость, она подставляла ладони под струю и таким способом втягивала в себя воду. В этот момент ей вспоминалась крестная у колодца с ведрами и присказкой:
“Глотну воды - не надо еды”. Другую поговорку-заговор крестная произносила в бане, когда обливалась из лохани: “Куда вода - туда и беда”.
Однако вскоре Надя убедилась: вода бодрит, но и усиливает аппетит. От хранимой булки остался маленький кусочек. На одной из долгих стоянок она наблюдала через окно станционного буфета публику за обедом. В другой раз вошла в зал, где на блюдах красовалась колбаса и дурманил запах ресторанных борща, котлет, грибов в сметане.
Рука сама потянулась в карман, но там не оказалось портмоне, которым снабдил ее Адам накануне отъезда. Выходит, глухонемая пара хорошо поработала не только с ее багажом, но и с карманами. Частые и длительные остановки говорили о том, что путешествие затянется. А у нее нет ни денег, ни еды. Да еще может опоздать в имение, где в назначенный срок ее ждет пожилая дама.
Она так навострилась пить воду из ладоней, что стала находить в этом удовольствие. В один из таких водопоев рядом оказался человек, протянувший ей предмет круглой формы.
- Возьмите, - предложил он, - так вам будет удобнее.
- Спасибо, но я уже приспособилась, - ответила она.
Но почему-то сосуд взяла, и сразу обратила внимание на отсутствие трех пальцев на левой руке незнакомца. Кроме того, у него было запоминающееся лицо, отмеченное родимым пятном на щеке и шрамом на подбородке. Еще он обладал живым ипроницательным взглядом.
Тем временем он продолжал:
- Оставьте поильник себе, вам он еще понадобится. Смотрите, какая нарядная вещь - в цветах и узорах.
На том и порешили. С этого времени она отправлялась за водой с подаренной расписной кружкой, при рассмотрении оказавшейся керамической пиалой восточного происхождения. Подобную видела в доме Елены Генриховны, и она ей нравилась.
( Эту пиалу Надя получила в подарок до рождения будущего известного поэта, автора стихотворной мудрости: Свой тайный смысл подарят мне предметы. Она будет хранить вещь-талисман с тайным смыслом двадцать с лишком лет и расстанется с ней лишь в трудную минуту).
Вскоре выяснилось: незнакомец - ее сосед по вагону.
От долгой езды под утомительный стук колес и неудобной сидячей позы у нее затекали ноги и ныла спина. Кроме того, трудно было дышать, так как от присутствия множества человеческих тел вагон пропитался запахом пота и чеснока. Давали о себе знать паровозная гарь и копоть.
Счет времени Надя потеряла; казалось, путешествию не будет конца... Все чаще она погружалась в забытье - то ли в дремоту, то ли в сон. К счастью, соседствующие с ней мужики в ватниках с тюками не задержались в вагоне. И тогда она повалилась на освободившуюся лавку, завернулась в материнский платок и заснула. Видимо, спала крепко и долго.
Она была в состоянии полусна, когда почувствовала на себе чей-то взгляд. А когда окончательно пробудилась, увидела того самого человека с двумя пальцами на левой руке - указательным и большим, который снабдил ее пиалой. Стоя рядом, он с улыбкой протягивал ей лепешку на широком листе какого-то растения.
- Это кыстыбый - вкусная и сытная еда. Вам понравится. Татары отлично пекут такие лепешки и продают на остановках. Вот я и купил нам с вами, - произнес он буднично, словно они давно знакомы.
Плотоядно глядя на угощение, сперва она отнекивалась.
- Спасибо, но я... Такой щедрый деликатес!
- Знаю, знаю: вы голодны, возьмите, - добродушно настаивал он, - кыстыбый вас поддержит. Ведь нам еще ехать и ехать... Неизвестно, скоро ли следующая остановка иможно ли будет на ней получить съестное. И дорога весьма непредсказуема.Действительно, сочная татарская еда, пропитанная запахом незнакомых трав, показалась ей божественной. Вместе с тем, Надя испытывала неловкость от дважды проявленного к ней внимания соседа по вагону. Ее одолевали вопросы относительно этого человека. Кто он? Почему меня опекает? Стоит ли принимать его знаки внимания?
А она, к сожалению, не может его отблагодарить.
(В свою очередь, он знал, кого напоминает ему эта милая, беззащитная девушка).
7. Д У Б О В А Я А Л Л Е Й К А
Так - так, так - так... Ритмичные звуки колес по рельсам постепенно ослабевали. Состав замедлил ход и вскоре остановился. Через тусклое оконное стекло и рассветный полумрак Надя старалась разглядеть привокзальную территорию. Станционных признаков, в сущности, не было - ни привычных огней, ни публики на платформе. Да и сама платформа, похоже, отсутствовала. В ее поле зрения оказались лишь невзрачная будка с крошечным окном и покосившаяся скамья. Это странное место с нелепой будкой не внушало доверия.
Время шло... Чем дольше поезд стоял, тем больше нетерпения проявляли пассажиры. Любопытные высыпали из вагонов и пытались уяснить происходящее. Но два железнодорожных служащих лишь пожимали плечами. Почему-то ни у одного из них не было в руках привычного железнодорожного жезла. Все волновались, но никто ничего не знал. То и дело раздавались протестные возгласы: “Безобразие! Почему стоим? Долго ли ждать отправления? Что думает начальство?” Увы, протестные выкрики оставались без ответа.
Надя спрыгнула с высокой подножки вагона на землю в тот момент, когда взволнованные люди окружили служащих в железнодорожной форме. Похоже, те действительно не могли прояснить ситуацию, а потому не отвечали на вопросы.
Тем временем бестолковая перебранка с угрозами набирала силу. Негодование толпы не предвещало ничего хорошего. Подобные сцены Наде встречались на улицах Петрограда и, как правило, хорошим не кончались.
Она с любопытством оглядывалась вокруг - пыталась обнаружить какие либо признаки дорожного обслуживания и жилья. Но ничего подобного не увидела.
Достопримечательностями этого странного места были лишь жалкая будка и скамья. И тут Надя заметила расположенную поодаль небольшую дубовую рощицу, напоминающую аллею в парке. Судя по всему, отстоящие друг от друга деревья, несмотря на свой юный возраст, уже прижились на этом невзрачном полустанке. Они весело шевелили упругими листьями, тем самым приветствовали каждого, кто обращал на них внимание. Столь необычная картина не вязалась с унылым видом этого места. От созерцания дубовой композиции Надю отвлекло появление соседа по вагону, подарившего ей пиалу и лепешку. Он стоял у паровоза и разговаривал с высунувшимся из кабины качегаром - хозяином темно-зеленого котла, который что-то ему объяснял. Хотя слов она не расслышала, ждала от этого разговора прояснения ситуации. Вскоре ее знакомый (про себя она так начала именовать человека с двумя пальцами на левой руке и шрамом на подбородке) попросил его выслушать. Толпа притихла.
- Послушайте, господа, - громко произнес он. - Для работы паровозного котла требуется растопка. Уголь кончается. Без нашей помощи не обойтись. Нас окружают лес. Будет топливо - сдвинемся с места.
В ответ тотчас посыпались вопросы.
- А чем рубить? Пусть дадут топоры.
- Сколько дров надобно?
- Возить на чем? Не на себе же!
В ответ прозвучало разъяснение: рубка не потребуется, собирать будем поваленную древесину. Знакомый Нади оглядывался вокруг. Внезапно он повернулся в сторону
расположенных на расстоянии друг от друга молоденьких деревьев и предупредил:
- А это юное поколение, которое оказалось здесь благодаря чьим-то сердечным рукам, трогать не станем. Молодые деревья не следует ни затаптывать, ни вырывать с
корнем. Они ведь долгожители! Так пускай дубочки радуются сами и радуют других, - пояснил он.
Затем обратился к Наде:
- Вам, барышня, за дровами ходить не надо. Пожалуйста, оставайтесь здесь.
Оглядываясь вокруг, он приметил грибное семейство, на которое обратил ее внимание.
- И эти дружные ребята-боровички пускай размножаются. Нельзя затаптывать грибницу, она пригодится для следующего урожая.
(Спустя годы Надежде доведется ходить по грибы, и всякий раз в памяти оживет впервые увиденное на полустанке грибное чудо.)
В конце концов озадаченные пассажиры неохотно потянулись в ближний лесок. Вскоре топливо было доставлено кочегару. В ожидании отправки поезда кто-то из
пассажиров вернулся в вагон, некоторые оставались рядом с будкой. Надя не двигалась с места, указанного ей новым знакомым. Она продолжала всматриваться в дубовую рощицу и размышлять о судьбе молоденьких деревьев и грибов.
Действительно, те и другие выглядели такими юными и дружными, а потому не хотелось разрушать их родственный союз. В Питере живые дубы ей не встречались. Эту породу деревьев ей случалось видеть лишь на картинках, потому и запомнился их могучий облик. Сейчас они находились рядом. Кто, когда и почему посадил их в столь унылом месте? Она старалась представить вид гордых долгожителей лет через тридцать. Воображение рисовало ей могучие стволы и раскидистые ветви, осенью теряющие желуди. Ей хотелось приблизиться к необычной аллейке, но она опасалась пропустить отправление поезда.
Время шло, а поезд продолжал стоять. Надя вновь заметила человека без пальцев на левой руке. При нем была небольшая дорожная поклажа.
- Больно долго стоим. Топливом снабдили, а результата нет, - произнес он. - Чудится мне, не все гладко с этим поездом, вернее с территорией. Боюсь, мы тут надолго застрянем. И впрямь, этот полустанок заколдованный. Вечно тут что-то происходит.
- Почему вы назвали полустанок заколдованным? Должен же он как-то называться, -
поинтересовалась Надя. - Например, “Дубки”, “Поддубье” или “Грибное”.
- Не ведаю. Похоже, он безымянный и одновременно заколдованный. Со мной здесь какой раз происходит неладное. Первый раз у меня нашелся попутчик, мы с ним двигались пешком. Вторично нам с матушкой пришлось ночевать в ближайшей деревне, а потом все равно совершить длительную пешую прогулку. Ну а теперь испытываю судьбу в вашей компании. И все из-за неразберихи на этом странном полустанке или разъезде.
Тем временем находящиеся рядом пассажиры вразнобой выражали недовольство криками с проклятиями в адрес железной дороги и лично двух бездействующих служащих. Но никто толком не знал, чем вызвана затянувшаяся остановка. Кто-то предположил, что впереди авария и разобраны шпалы. Еще говорили о захваченном Джанкое, где уже сменилась власть, а теперь, должно быть, новая заварушка.
Высказывались опасения относительно банд с пулеметами, которые нападают на поезда. Даже назывался отрезок пути, где недавно произошло ограбление - обыскивали пассажиров, изымали у них золотые украшения. И еще прозвучала мысль о личном приказе Ленина перекрыть российские железные дороги.
От подобных разговоров-страшилок Наде становилось неуютно. Она с тревогой обдумывала произошедшее. Куда деваться? Где укрыться? К тому же, без вещей и денег.
Как бы угадывая ее мысли, новый знакомый поинтересовался:
- Ваш багаж остался в вагоне под лавкой?
В ответ Надя отрицательно замотала головой. Он все понял, после чего сменил тему.
- Меня зовут Георгием Константиновичем Садовским. А вас?
- Я - Надя, то есть Надежда Ивановна Вебер.
Она впервые представлялась по отчеству и с фамилией мужа; до сих пор ее никто так не называл.
- Верно, к родителям направляетесь, - скорее утвердительно произнес он.
- Нет, я сама по себе, - уклончиво ответила она.
На его замечание о ненадежности путешествовать одной она не реагировала.
И тут произошло необъяснимое: без предупреждения на глазах у пассажиров паровоз отчаянно засвистел и потянул за собой вагоны. Поезд, как ретивый конь, поддался вперед и в считанные минуты скрылся в неизвестном направлении... Стало быть, просто так - взял и исчез непонятно почему и куда. Вместе с ним испарились и два железнодорожных служащих. Никто ничего не мог объяснить, а потому группа забытых и озадаченных пассажиров с возгласами “Ни закона, ни порядка! Кругом враги революции” направляла свой гнев в пустоту.
Надя отрешенно глядела на опустевшие рельсы. Произошедшее казалось ей сном; вот-вот проснется и увидит знакомые вагоны. Увы, “сновидение” не кончалось, а оказалось реальностью, о чем свидетельствовало отсутствие поезда. Мужской голос вернул ее к действительности.
- Растерянность - не лучший помощник. Безвыходных положений не бывает. Пойдемте, Надежда Ивановна. Надобно решить, как вести себя дальше, - произнес Садовский.
- Придется дожидаться следующего поезда. Наверно, он скоро появится и заберет нас, - неуверенно отозвалась она.
- В том-то и дело, что неизвестно, появится ли другой состав, - иронично заметил он. И уточнил:
- Боюсь, что шансов у нас немного. При нынешней обстановке на железной дороге здесь можно находиться и неделю.
Итак, они оказались в заброшенном месте без крыши над головой. Теперь молча сидели на шаткой скамейке. Каждый по-своему обдумывал нежелательную обстановку. Надя окончательно растерялась. Она никогда не оказывалась в столь беспомощном положении. Оценить происходящее ей мешал книжно-романтический настрой. Ей вспомнилось напутствие Елены Генриховны накануне поездки в Крым: “Жизнь - не художественная литература в красивых переплетах”. В этот момент ей больше всего хотелось вернуться в Петроград - к Адаму и тетушке c ее библиотекой, роялем и щекастым Карлушей в нарядном костюмчике.
Судя по напряженному лицу нового знакомого, он тоже был озадачен. Однако их молчание длилось недолго, так как вскоре Садовский предложил ей ряд путей выхода из нежелательной ситуации. Его рассуждения с убедительными доводами Надя слушала со вниманием. Сводились они к следующему:
Можно остаться на этом необитаемом острове - ждать прихода следующего поезда.
Но он будет невесть когда. Поезда в заданном направлении теперь редкость, ибо то и дело изменяется их маршрут. И вообще находиться в столь заброшенном месте, особенно ночью, опасно. Можно искать приют в ближайшей деревне, но до нее надо добираться. В этом случае легко проворонить поезд. Наконец, можно идти пешком, то есть посредством собственных ног и затраченного времени добраться до шалаша. Если для поезда это небольшое расстояние, то в качестве прогулки потребуются усилия. Но последнее надежнее.
Каждый из вариантов Надю отпугивал. Она страшилась задерживаться на неопределенный срок в безлюдном месте - то ли на полустанке, то ли на разъезде - без названия и жилья. В неведомую деревню тоже не тянуло. Оставалось последнее: идти пешком. Но об упомянутом Садовским шалаше не имела понятия. Где он находится?
Сколько времени придется до него добираться? Почему речь идет о каком-то шалаше, когда ей надо попасть в Джанкой и сделать там пересадку? Наконец, сомнительное укрытие в виде шалаша вызывало ее недоумение.
Как бы в ответ на ее невысказанную тревогу Садовский пояснил:
- В шалаше вам нечего опасаться. Там находится моя матушка, она меня ждет. А в Джанкое меня ждет работа. Я же, как видите, опаздываю.
- А что ваша мама делает в шалаше? - с удивлением поинтересовалась Надя.
- Мама Лиза там живет. Вернее, мы с ней постоянно живем вдвоем.
- Разве люди живут в шалашах? О таком я не слышала.
- Так это или нет - у вас будет возможность убедиться. Но лишь в том случае, если вы решитесь совершить необычную пешую прогулку. Впрочем, я вас не уговариваю.
Самое удивительное состояло в том, что у нее не было страха; компания незнакомца не отпугивала. При том, что о нем, можно сказать, ничего не знала, а о некой маме Лизе и подавно, была готова ему довериться. Хотя она запомнила предупреждение Елены Генриховны об осторожности и разумном поведении, в эту минуту ей отказал свойственный человеку инстинкт самосохранения. Лишенный здравого смысла рассудок молчал - попросту вышел из игры. Одновременно некая сила толкала ее вперед. Верно, тетушка с Адамом пришли бы в ужас, если бы узнали о ее легкомысленном решении отправиться неведомо куда вдвоем с незнакомым человеком.
Некоторое время в ее сознании происходило противоборство двух голосов - собственного, толкающего вперед, и тетушкиного. Голос Елены Генриховны как бы предупреждал: «С вашим, Надюша, читательским обожанием легко ошибиться. Но в жизни вокруг нас не персонажи романов, а действительность...»
В считанные минуты, сознавая нелепость своего поступка, Надя решила двигаться пешком. Это был ее второй - после замужества - самостоятельный шаг. Впрочем, уже отойдя от полустанка, несколько раз поворачивалась в его сторону.
(Молодость рискует под воздействием внутреннего настроя, сулящего благоприятный исход. Надя не знала, что принятое ею решение - голос Судьбы. Ей дано было право выбора, и она его сделала. Позднее она назовет свой неосознанный шаг магнитной стрелкой. Куда стрелка указала, туда направилась).
8. Р И С К О В А Н Н Ы Й В О Я Ж
Вначале они двигались по гравию и шпалам с изгибами, сквозь которые пробивалась трава. Их путь обрамляли торжественные сосны и ели. Постепенно лес кончился, открылась травянистая полоса, а за ней грунтовая дорога с каменистыми отметинами по обочинам. Запах хвои и неведомых южных растений, как и освещавшие дорогу солнечные лучи, были иными, чем в Петербурге.
У Нади отсутствовал опыт общения с мужчинами, особенно незнакомыми. Адам был единственным в ее женском окружении. Теперь она оказалась один на один с незнакомым человеком, и это стало для нее событием. Поскольку со своим поводырем была знакома короткое время, ей хотелось задать ему несколько вопросов, но она не решалась спрашивать малознакомого человека. Например, почему с матерью они живут в шалаше, по направлению к которому направляются? Как вообще можно жить в таком месте? Где и кем он служит? Почему он предложил ей совершить дальнюю прогулку и зачем ему такая обременительная ноша?
В свою очередь, Садовский не возвращался к разговору о цели ее поездки в Крым. Их разговоры в основном касались необходимости следить за дорогой, на которой, как он заметил, могут возникнуть неожиданности.
Относительно неожиданностей он не ошибся. Когда тропа вывела их на холм, случилось непредвиденное. В какой-то момент Надя почувствовала неладное со своими ботинками. Одного взгляда на них хватило для того, чтобы понять: она наступила на змею с желтыми отметинами на спине, в знак протеста одновременно поднявшую хвост и голову. От такого зрелища она в ужасе метнулась в сторону и громко вскрикнула. Прежде змей они видела только на картинках. Как ни странно, Садовский был спокоен. Когда змея уползла, он объяснил: это мирный Маисовый Полоз, которого не надо страшиться. Потом он рассказал о змеиных повадках и способах избежать нежелательных последствий при встрече с ними. Несколько раз им попадались на глаза шустрые суслики, ящерицы и другие мелкие зверюшки, которых, по его словам, тоже не надо бояться. Судя по его словам, в Крыму надо опасаться прыгающих с деревьев клещей. Если, не дай Бог, клещ вопьется в тело, перво-наперво надо прижечь ранку горящей спичкой.
Время от времени им встречались жители предгорных татарских деревень, с которыми Садовский разговаривал на смешанном языке. Как-то рядом оказалась женщина с корзиной, наполненной растениями. Взглянув на Надю и приняв ее за цыганку, спросила: “Гадать умеешь?” Разумеется, она не умела гадать, но помнила напутствие крестной при встрече с людьми: “Храни тебя Бог!” Того и пожелала крестьянке. Садовский перевел их разговор, после чего женщина вынула из корзины несколько стебельков растений и, протянув их Наде, пояснила: эта лечебная трава, которая помогает при простуде.
(Когда в трудное время Надежде доведется собирать в поле лечебные травы, ей вспомнится татарка, подарившая нечто подобное. Вспомнится та женщина и в связи с иными драматическими обстоятельствами).
Тем временем грунтовая дорога петляла, сворачивала то вправо, то влево, местами превращалась в тропу, ведущую в гору. Для привала Садовский выбирал места, где можно было напиться из родника. Под журчание небольшого водопада они присаживались невдалеке от бьющих из под земли веселых ручейков изумрудной воды, струйки которых ударяли о гладкие камни. На фоне такой экзотики с ритмичными движениями холодной воды они доедали прибереженные на дорогу лепешки под мудреным названием кыстыбый. Незамысловатая еда на природе обладала необыкновенным вкусом.
Беспокойство, затронувшее Надю на полустанке, постепенно ослабевало. У нее на душе становилось спокойнее. Чем дольше она приглядывалась к спутнику, тем он казался ей любопытнее и надежнее. Теперь ей хотелось больше узнать о Садовском.
- Откуда вам известны особенности дороги, в том числе о местных природных явлениях
и деревенских жителях? - поинтересовалась она.
- Когда следуешь одной дорогой несколько раз, она раскрывает свои тайны и запоминается, - объяснил Георгий Константинович. - У меня есть некоторый опыт блуждания в этих местах с попутчиками и в одиночестве. Что касается местных жителей, то среди них немало татар. Между прочим, они отличаются гостеприимством. Теперь, как мне кажется, я неплохо здесь ориентируюсь, даже понимаю татарский язык.
- Выходит, я тоже ваша попутчица, - утвердительно заметила Надя.
- Получается так. Но в компании девицы столь длительную прогулку мне не доводилось совершать. Кстати, до конца нашего пути, Надежда Ивановна, я в ответе за вас.
Надя не стала ему объяснять, что “девица” уже полгода мужняя жена.
Помаленьку они начали подниматься в гору. Однако без привычки подъем для нее оказался затруднительным. К тому же, с некоторых пор ее начали тревожить ноги.
Башмаки, привыкшие к питерским тротуарам и мостовым, мстили хозяйке за столь длительную прогулку по каменистой почве, а потому ей хотелось от них избавиться. Ковыляя и спотыкаясь, Надя то и дело натыкалась на что-то твердое, отчего с каждым шагом ей становилось труднее идти. И хотя время от времени замедляла шаг, ее ступни вели себя все хуже. Ей казалось, что они превратились в открытые раны. При этом она не переставала надеяться на то, что вот-вот появится убежище в виде упомянутого Садовским шалаша. Но раскинувшееся вокруг открытое степное пространство говорило об обратном. Они шли и шли, а путешествию, похоже, не было конца...
От горного воздуха, пропитанного запахами незнакомых растений, как и непривычного физического напряжения, у Нади кружилась голова. Чем дальше они продвигались вперед, тем больше боялась упасть. И все же на каменистой возвышенности на какое-то время забыла и о боли в ступнях, и об усталости.
Перед глазами расстилались безбрежные луга, отмеченные остроконечными вершинами гор с крутыми склонами. У подножия одной горы с разноликими травами группами паслись овечьи отары. Вблизи других виднелись островки желтых цветов.
Одинокой выглядела сосна с пробивающимся сквозь мохнатую кружевную прорезь веток солнечным глазом. То и дело звучало птичье разноголосье и звон травянистых сверчков.
Вскоре заявил о себе иной пейзаж. Дорога бежала между сменяющими друг друга каменистыми склонами, покрытыми степным ковылем и низкорослыми кустами. И все это в лучах заходящего солнца с плывущими за горизонт кучерявыми облаками.
В альбомах Надя видела нечто подобное, но там были иллюстрации, а тут живая картина с дыханием природы. Необычное зрелище приковало ее к месту. Застыв от удивления, она вглядывалась в неведомое прежде, меняющееся на глазах пространство.
Поистине, это была незнакомая планета! И она с волнением ощущала себя ее частью. Голос Садовского отвлек ее от созерцания пейзажа.
- Нам следует поторопиться. Уже созревает алый закат. Южная ночь быстро заявляет о себе. Обратите внимание на звезды и полную луну. Внизу небольшая деревня, там и остановимся, - произнес он, указывая рукой направление.
- Там ваш шалаш? - поинтересовалась она.
- Нет, до шалаша еще день пути. А вам нужен отдых, да и какая ходьба ночью. Я дважды ночевал в той маленькой деревне у хороших людей. Поверьте, они нас не выгонят и не обидят. Татары - гостеприимный народ.
И все же предстоящая ночь в неизвестном месте ее насторожила. Она думала о том, что если там, куда они направляются, с ней что-то случится, Адам и тетушка об этом не узнают. Но деваться было некуда.
Под набирающий силу стрекот цикад они продолжали двигаться вперед. Спуск с горы Надя перенесла с трудом. Казалось, ее ступни набиты стеклом, от чего каждый шаг отдавался болью и превращался в пытку. Садовский заметил ее хромоту, а потому корил себя за то, что недооценил физические возможности юной девицы. Строго говоря, - рассуждал он, - не следовало подвергать ее такому испытанию. Вероятно, разумнее было бы какое-то время провести в ближайшем от полустанка селении.
К татарской деревне они подошли уже при свете луны.
Дверь в саклю (так назвал Садовский это жилище) не была заперта. На пороге возникла женщина с феской на голове, покрытой шарфом. К ней жались трое маленьких ребятишек. Хозяйка узнала Садовского. Как он объяснил Наде, она рассказывала про мужа и старшего сына, отправившихся в город за утварью. Хотя их разговор шел на смешанном языке, она поняла: речь идет и о ней.
Вскоре они оказались за некрашеным столом, на котором выстроились посудины с дымящимся чугунком густого супа, кислым молоком и лепешками, напоминающими кыстыбый. На стенах дрожали отблески стеариновой свечи, помещенной в глиняную плошку. Запахи печного дыма и присутствия вблизи скотины дополняли незатейливый уют татарского жилища.
Однако ее ступни напоминали о себе пуще прежнего. Теперь они горели огнем. От боли и усталости она с трудом поднялась на ноги. Хозяйка все поняла, принесла склянку с чем-то клейким, помогла ей освободиться от башмаков и чулок. Аккуратно втирая пахучее снадобье в ее до крови стертые пятки, она ритмично произносила непонятные слова. Завершив лечение, обернула ступни капустными листьями.
Теперь Надя ощущала приятную расслабленность. Давала о себе знать усталость, поэтому она быстро заснула в домотканной хозяйской рубашке под теплым овечьим тулупом, от которого пахло дымом. Всю ночь она спала безмятежным детским сном с радужными видениями.
Рано утром женщина опять втирала снадобье в ее ступни. Вместо стоптанных башмаков она натянула ей на ноги мягкие онучи с переплетениями вокруг голени, а на дорогу вручила лепешки. Кроме того, подарила ту самую холщовую рубашку, в которой она спала прошлой ночью.
(С этой татаркой Надежда никогда не встретится, но не раз ее вспомнит - мысленно станет посылать благополучие ее семье).
После оказанной женщиной помощи она воспряла духом. К счастью, теперь ноги ее почти не беспокоили. Во всяком случае, мягкая обувь позволяла двигаться нормальным шагом.
Дорога встретила их утренними лучами солнца, легким ветерком, звонкой перекличкой птиц и разнообразием пейзажа. Зная о больных ногах спутницы, Георгий Константинович старался не убыстрять шаг и чаще останавливаться. Им предстояло идти еще целый день.
Как и накануне, они пили холодную воду из родника, ели лепешки и разговаривали.
Поскольку к Наде вернулись свойственные ей живость и улыбчивость, она поведала ему кое-что из своей нехитрой биографии - в основном рассказывала о доме Елены Генриховны с ее обширной библиотекой и роялем. И даже напела австрийскую песенку:
«Ах, мой милый Августин, Августин... Все прошло, все прошло...» Как оказалось, слова и мотив были ему с детства знакомы благодаря матери. Они проигрывали эту мелодию на рояле и пели дуэтом. Кроме того, он рассказал прежде неведомую Наде историю песенки, сочиненной лет триста назад рано умершим венским певцом - любителем выпить.
На одном из привалов Надя почувствовала слабость и озноб. Ей захотелось прилечь на землю в каком-нибудь укромном месте и не двигаться. После кражи багажа, слава Богу, при ней остался материнский теплый платок, которым тотчас укуталась. Теперь она думала лишь об одном: только бы добраться до упомянутого Садовским шалаша. А там все равно... Главное - дойти. В этой связи она поинтересовалась:
- Сколько нам еще идти?
- Уже близко, не более шести верст осталось. До наступления темноты будем на месте, - успокаивающе отозвался он.
Но она размышляла по-своему: не дойду, останусь тут, Адама с тетушкой никогда не увижу.
Теперь перед глазами была дорога с развилками, обрамленная пожухлой травой.
Потеряв счет времени, Надя механически переступала ногами.
Садовский не ошибся: закат угас, южная ночь в считанные минуты обернулась кромешной тьмой. Звезды на темном небе казались игрушечными. Загадочные силуэты деревьев шевелили ветвями.
Неожиданно послышался лай собак и замелькали редкие огоньки жилья. Георгий что-то ей говорил, но его слова едва до нее доходили. Впрочем, главное Надя поняла: они добрались до шалаша. Из последних сил она преодолела оставшиеся несколько шагов до входа...
(Она не догадывалась, что стоит на пороге своего третьего университета).
Добавить комментарий