Снег валил третий день подряд, заметая дороги, накрывая пушистым одеялом подворья и аккуратные кирпичные коттеджи нашего маленького городка, укутывая мохнатыми белыми платками кроны деревьев... Исполинские сугробы за окнами росли на глазах, стирая видневшиеся еще очертания легковушек на соседской парковке, засыпая все выше крыльцо и входную дверь моего дома. Пока метель не закончилась, откапываться не имело смысла: колючие снежинки немилосердно хлестали по лицу, узкая тропочка шириной в полотно лопаты тут же исчезала за спиной.
Такого снегопада в Мэрилэнде не было лет пятнадцать, а если верить местному гидрометцентру, то и все сто. К подобным сюрпризам, пусть и чрезвычайно редким, народ здесь уже привык. Вряд ли кто забудет, например, торнадо 2001-го года, натворившее в штате много бед. И ничего бы, все отстроили, восстановили, да вот погибли две девочки-студентки, сестры, погибли жуткой и немыслимой смертью. Огромная, гудящая как железнодорожный состав воронка торнадо настигла их машину прямо на дороге и спиралью швырнула полуторатонный автомобиль в воздух, как скорлупку перебросив его через восьмиэтажный корпус общежития... За что? Какая чудовищная цепь случайностей сплела в трагичный клубок две молодые жизни и природный катаклизм, до абсурдного нелепый в этих краях? Лучше не задумываться о том, что каждый их шаг, ничтожный выбор или поступок, сделанные в тот страшный день по-иному, могли бы изменить дьявольский рок...
Но слава Богу, пурга не торнадо, хотя и носит не вполне заслуженно звание стихийного бедствия, становясь главной темой местных телевизионных новостей. Все учреждения немедленно закрываются, и народ сидит по домам, приканчивая недельные запасы пищи перед необъятными экранами телевизоров. За день-два до снегопада в супермаркетах начинается нервный ажиотаж, толпы озабоченных американцев сметают все продукты без разбора, будто готовясь к длительной осаде города неприятельскими войсками. Тем не менее, большинство магазинов, кафешек, ресторанов и аптек продолжает работать и в непогоду, снабжая осажденных всем необходимым. А о Макдональдсах и говорить не приходится: круглосуточная поставка дешевой кормёжки голодающему населению обеспечена в любую погоду.
Вечером третьего дня поутихло и, прихватив широкую снегоуборочную лопату, я попытался выбраться наружу. Задача оказалась нелегкой: прямо c порога воткнувшись чуть ли не по плечи в глубокий сугроб, я от неожиданности растерялся и на секунду оцепенел, беспомощно озираясь вокруг. Ни дать, ни взять - удивленный байдарочник в застывшем по волшебству шипучем потоке, со странным веслом наперевес...
Несмотря на вечер, на улице было светло от лежавшего повсюду снега, и лишь темные коробки домов в нахлобученных по брови водосточных труб снежных шапках, да иссиня-черное небо напоминали о позднем часе. Потихоньку работа пошла, и вскоре знакомые контуры моего автомобиля выступили из-под завалов. К концу следующего дня вся парковка и парадное были расчищены и десятиметровый тоннель с отвесными стенами протянулся от ступенек крыльца до проезжей части дороги.
Я оглянулся: тут и там виднелись копошащиеся в снегу фигурки людей, спешащих закончить свои траншеи до ночных заморозков. Свободный выезд с частной стоянки на муниципальные дороги, сетью охватывающие любой населенный пункт, жизненно необходим, потому что все наши передвижения - работа, магазины, школы, детские садики, доктора - на своих колесах, а не на общественном транспорте. Катались неподалеку на пластмассовых санках дети, благо машин на улицах просто не было, и только счастливые обладатели внедорожников пытались хоть как-то возместить расходы, потраченные на эти бессмысленные в обычных условиях тягачи.
У двухэтажного дома напротив одиноко лопатил снег мой сосед Боб. Высокий, худой старик, в короткой тужурке, заправленных в высокие ботики джинсах и кепке поверх натянутого на голову башлыка, Боб двигался медленно и осторожно. Собравшись было идти домой, я остановился. После трех часов непрерывной работы устали руки, ломила с непривычки поясница, хотелось скорее в тепло. Задержала простая мысль, которую я тут же попытался отогнать, но не вышло: ты откапывался два дня, а каково ему, в его-то годы? И знал я, что проку от моей помощи будет мало, что всю парковку мы с ним и за ночь не расчистим, а ведь сейчас восемь вечера! – но, тем не менее, уже шагал, лихо забросив на плечо лопату, предлагать старику свои молодецкие услуги.
- Здравствуйте Боб, как поживаете? - ну и язык же этот английский, и на Вы к пожилому человеку обратиться нельзя как следует!
- Здравствуй Алекс, здравствуй, давно тебя не было видно. - Боб выпрямился, опираясь на черенок лопаты. - Вот навалило! Как в России, наверное, да?
- Да, похоже. Только в России снег не тает всю зиму, а здесь от него и следа не останется через пару недель. Пришел подсобить вот, - и, не дожидаясь ответа, я принялся энергично раскидывать снег у крыльца его дома.
Боб попробовал было возражать, но мой уверенный вид его озадачил и, смущенно крякнув, он молча присоединился ко мне. С полчаса мы увлеченно орудовали лопатами, изредка обмениваясь учтивыми вопросами о семье, детях и здоровье. Одутловатое лицо Боба с широким лбом и умными, наблюдательными глазами выглядело, несмотря на морозец, бледным. Я знал, что в последние годы много всего свалилось на плечи старика: умерла жена, с которой они прожили вместе 60 лет, мучает рак простаты, ежемесячные сеансы радио- и химиотерапии истощают силы... Каждый день превращается в испытание. Но дед не унывал и крепко держался за жизнь. Его часто навещали дети - двое рослых сыновей со своими семьями. Оба жили неподалеку, были хорошо устроены и заботились об отце.
- Хватит, Алекс. Оставим эту возню, - доскоблив тонкий нарост льда на узкой полосе темного асфальта, расчищенного нами от снега, Боб отнес свою лопату в гараж. - Спасибо тебе за помощь, но, сам понимаешь, нам вдвоем не управиться. Сын обещал завтра пригнать грузовичек с отвалом, здесь ему на несколько минут и работы-то.
Старший сын Боба - начальник автоколонны, обслуживающей кольцевое шоссе вокруг Вашингтона. Опустевшая кольцевая совсем рядом, но снегоуборочной техники не видно и на ней. Когда уж сыну удастся посодействовать, я уточнять не стал.
- Ты не торопишься, Алекс? Заглянем ко мне на стаканчик? - стянув капюшон, Боб вытер перчаткой облысевшую после радиотерапии голову.
- С удовольствием! - дружеским общением в последнее время я не был избалован и с радостью согласился.
Дома у него было тепло и чисто. Все на своем месте, аккуратно, неброско и опрятно. Словно Нэл, жена Боба, прибравшись, ждала гостей. Старик следил за собой.
- Присаживайся, Алекс. Я обычно пью джин с вермутом. Не откажешься? Предупреждаю - забористо! Есть и водка смирновская, если хочешь.
- Мешайте то же, что и себе, управлюсь. А вам самому-то можно?
- А...- Боб махнул рукой. - Ходил к доктору на днях. Спрашивает - выпиваете? Говорю - не без этого. -Часто? - Каждый день понемногу. Рассердился. - Ни в коем случае, - кричит, - категорически запрещаю! - Алекс, мне почти девяносто лет, какая разница, от чего и как? Понимаешь?
Я кивал, наблюдая за стариком. Достав из буфета два больших фиала конусовидной формы, Боб налил в каждый из них по стопке вермута - грамм на пятьдесят, не меньше, и по две джина, бросил по маслинке и добавил несколько кубиков льда. Перемешав все пластиковой соломинкой, Боб протянул мне бокал:
- Попробуй. Не понравится - налью водки.
Я пригубил гремучую смесь. Солоноватая, прохладная влага обожгла гортань, разлилась теплом в груди. Этакий первачок с рассольцем. Вполне сносно. Боб выжидающе смотрел на меня.
- В самый раз. Вкус необычный, но отказываться не буду. Для убедительности я отпил еще глоток.
- Чудесно! - Боб был явно доволен. - Знаешь, а ведь далеко не всем эта штука по нутру, очень многие и дегустировать не осмеливались. Но для русского, наверное, не крепче пива на вкус, да?
Мне оставалось только понимаюше осклабиться, чтобы не разочаровывать старика.
За легкой беседой мы управились с первым фиалом и, не торопясь, осушили второй. К третьему Боб принес хрустящий пакетик картофельных хлопьев на закуску.
- Вы сами готовите, Боб, или покупаете полуфабрикаты на разогрев? - поинтересовался я, тут же почувствовав себя неловко. Нэл была замечательной хозяйкой, и мне вдруг показалось, что я бестактно напомнил ему об этом.
Дед, однако, и бровью не повел:
- А как же! Посмотри вот, - он кивнул в сторону разделочной столешницы у плиты, где на тарелке красовался отрез размораживающейся говядины. - Готовлю все сам, ем только домашнее, на хот-доги и пиццы здоровья у меня нет. - Сколько толстых кругом из-за этой набитой калориями и синтетическими добавками еды! А женщины - ведь с нормальной фигурой и не видно их теперь, одни толстухи в брюках и спортивных штанах!
- Ого! - подумал я, - а старик-то интереса к жизни не утратил с годами, коль такое примечает. - И ведь прав, дед, в наблюдательности ему не откажешь!
Малость захмелевший Боб явно не исчерпал еще столь занятную тему:
- А вот русские женщины хороши! Ты знаешь, Алекс, у меня была русская подружка. Очень давно. До сих пор не могу ее забыть.
- Во время Второй мировой я служил в Иране. Русские оккупировали страну в 41-м, одновременно с англичанами. Мы пришли туда позже и обеспечивали военные перевозки через Иран, поступавшие для России через Персидский залив - снаряжения, материалов, техники... В сорок третьем, как раз во время конференции трех держав, мою часть перебросили в Тегеран. Русские, англичане и мы полностью заблокировали город на время переговоров.
Боб призадумался, вспоминая. Ветеран последней праведной войны, в которой принимала достойное участие его страна, он многое мог бы рассказать о тех днях, но в невостребованной старческой памяти стирались годами детали и лишь наиболее существенное или близкое сердцу отпечаталось в ней яркими и внятными сценами.
- Мы к советским, конечно, в гости не ходили. С этим было очень строго. Но, не вдаваясь в подробности, скажу тебе, что с их девчонками нам все же удалось наладить контакт. Нашли способ, хоть и небезопасный. Помню первая, что к нам заглянула, осторожничала с непривычки сильно, пугалась всего. Но быстро освоилась, стала приходить почаще. Но не ко мне, к сожалению. Привела она как-то с собой подругу, и вот тут уж я похлопотал, чтобы не остаться незамеченным: сразу запала мне эта вторая русская в душу. По глазам ее увидел, что и я ей тоже понравился.
- Встречались мы с ней недолго, недели две-три, пока нас не передислоцировали. Уже стали понимать немножко друг друга: чужой язык впитываешь, как губка, если твоя девушка на нем говорит. Записочка коротенькая, в три слова, только и осталась на память о ней.
- Неужели храните до сих пор? - мне не верилось, что кроме слов, уцелел и маленький осколок прошлого, вещдок, ниточка, протянувшаяся из бездны канувших дней в день сегодняшний.
- А как же!
И, словно продолжая начатую мной мысль, Боб добавил:
- Достаю ее иногда - так, взглянуть просто, убедить себя, что все это случилось со мной, было в моей жизни - то минувшее время...
Легко, несмотря на выпитое, поднявшись, Боб вышел в соседнюю комнату и через несколько минут вернулся обратно на кухню с широким конвертом плотной бумаги в руке. Из конверта он бережно достал и протянул мне прозрачный целлофановый пакетик, герметично закрытый застежкой-молнией. На половинке находившегося в нем пожелтевшего листа арифметической тетради, карандашом было написано по-русски: "Не забывай меня". Мельком взглянув на Боба, я заметил его отрешенные, застывшие глаза. Не мечтательно-задумчивые, а будто ясновидящие, смотрящие в неожиданно открывшуюся перед его взором дверь, за которой стояла, улыбаясь ему, русская девушка той далекой поры.
Казалось невероятным, что память этого человека вобрала в себя целую вселенную, неизвестный мир, задвинутый временем в толщу небытия. Подобное стечение обстоятельств всегда безмерно удивляло меня: вот сидят рядом два человека за пятачком кухонного стола, две склоненные навстречу головы, неторопливая беседа, кружка чаю, пива или бокал вина... Что может быть обыденнее? Но в закоулках мозга каждого из них, в упакованных ячейками миллионах клеток, хранятся уникальные кадры жизни, сливающиеся в тысячесерийный фильм. Фильм по мотивам неповторимого жизненного опыта.
Я уходил домой повеселевший - и не от выпитого даже, а, скорее, от согревшего душу чужого тепла, которого нам самим так часто недостает. Скрипел под ногами подмерзший снег. Через дорогу, за стеной из высоких сугробов, навороченных снегоуборочной машиной чуть ли не до середины фонарных столбов, приветливо светились окна моего дома.
Добавить комментарий