Самый первый раз я попала заграницу – в Болгарию – с мужем. Он был руководителем группы. Говорят: «курица не птица, Болгария не заграница». Мне так не показалось. Быть может потому, что это был мой первый опыт.
Транс под волынку
Поездка получилась очень приятная – настоящий полноценный отдых на высоком уровне, насыщенный эмоциями и впечатлениями. Нас прекрасно принимали, сытно и вкусно кормили. Мы жили в отеле на Солнечном Берегу, купались в ласковом Черном море и разъезжали с экскурсиями. Две из них запомнились особо. Первая – на пиратский остров.
Нас забрал прямо с пляжа бот с «пиратами» на борту, полуобнаженными, загорелыми, в красных банданах. Они шутили, грозясь скинуть нас за борт, пели, пританцовывая, пиратские песни. А потом уплыли, высадив всех на маленький необитаемый остров, на котором уже жарилось на кострах мясо и разные морепродукты.
Помимо нас на остров высадили еще несколько групп – американцев, немцев, французов. Фишка тура состояла в том, что спиртное разрешалось потреблять без ограничений. Поэтому русские группы возить туда не рекомендовалось. Наша оказалась первая – под честное слово мужа, что мы останемся «на высоте».
Выпивка была действительно самая разная, ящиками. Все другие группы тут же упились. Нет, они не буянили и не бежали в кусты, а горланили песни – каждый на своем языке, и водили хороводы вокруг костра. Смешно и весело. Потому что девяносто процентов всех гостей острова были не просто старые, а очень старые люди, и во время танцев бахрома из дряблой плоти под их подбородками танцевала вместе с ними.
Там я от гида впервые узнала, что в капиталистическом мире так принято: с начала жизни работать, работать и работать, растить и ставить на ноги детей, а уж потом, выйдя на пенсию, начинать жить в свое удовольствие – развлекаться, путешествовать по свету, отдавая предпочтение круизам.
Наши мужчины, по договоренности между собой, практически не пили и вели себя тихо. Кстати, армянина вообще редко можно увидеть пьяным, потому что у армян нет такой практики – пить, не закусывая. Или, упаси Бог, «соображать на троих» где-нибудь на лавочке. Они пьют в компании, за празднично накрытым столом, у костра, под хоровац (шашлык), в ресторане, сопровождая каждую чарку тостом…
Когда пришло время возвращаться, организаторы тура положили с нами на бот ящик водки, сказав, что впервые видят непьющую группу на острове и что этот ящик по праву наш.
Вторая экскурсия – к нестинарам (огнеходцам), была куда более интересной. Под вечер нас отвезли в горы, в этакий ресторан под открытым небом. В центре полыхал костер. Когда огонь угомонился, его обложили двухметровыми, собранными конусом шампурами с нанизанными на них огромными кусками мяса.
Солнце зашло. На быстро чернеющем бархате неба зажглись нереально яркие звезды. Чуть в сторонке, в центре круглой площадки развели другой костер, метров пяти в диаметре. Пока все мы насыщались шашлыком и вином, тот костер догорел. Ярко тлеющие уголья раскидали ровным слоем по всему кругу, после чего всех нас пригласили подойти. Близко стоять не получалось – жар обжигал лицо.
Таинство началось. Темная ночь – только Луна и звезды, и красноватые отблески пепелища. Нестинаров было человек пять. Босоногие, лица бледны и отрешенны, глаза полузакрыты. Монотонный дуэт бубна с волынкой вводит их в необходимое состояние транса. Потоптавшись в такт мелодии на месте, они один за другим ступают на огненную площадку. Лица все так же бесстрастны.
От ужаса мы затаили дыхание. А нестинары той же легкой танцующей походкой спокойно разгуливают по огню, время от времени наподдавая босой ногой угли, чтобы взметнуть вверх столб огненных брызг.
Один из них подозвал к себе девушку из столпившихся вокруг зрителей и предложил ей «тур» по раскаленным углям у него на руках. Девушка согласилась. Он подхватил ее – под колени и спину и, пританцовывая, вернулся в огненный круг. Через минуту девушка визжала и дрыгала ногами. От жара, идущего снизу, ей казалось, что ее поджаривают.
Зрелище незабываемое. Разумом постичь его невозможно. Потому что оно чуду подобно. Потому что лишний раз доказывает, как мало мы знаем о том, что мы есть и на что способны. Если с точки зрения физики явление это необъяснимо, значит оно не относится к материальной сфере. Не случайно на ежегодной ассамблее ЮНЕСКО в 2009 году нестинарство было включено в список мирового нематериального культурного наследия.
Когда представление окончилось, я попросила одного из нестинаров показать мне ступню, и даже потрогала ее. Ступня была розовой, прохладной, без единого ожога. На мой вопрос, как такое возможно, он ответил, что, когда они вводят себя в транс, готовясь ступить на раскалённые угли, ноги у них делаются холодными, как лед.
Позже из литературы я узнала, что, по признаниям самих нестинаров, к хождению по огню их толкает изнутри некая неведомая сила. И хотя многие из них выполняют ритуал с иконой в руках, церковь не признает нестинарство, считая его мракобесием, сатанинским промыслом.
Вторично мне довелось увидеть танец огнеходцев на углях в Шри-Ланке. Те же босые ноги, тот же транс. Только лица были скрыты под масками, широко распространенными в этой стране. Одна из них, самая популярная – Бог Огня с языками пламени вместо волос, будто специально создана для нестинаров.
В гостях у бандерши
После Болгарии, войдя во вкус, я побывала во многих странах. Каждая такая поездка, особенно в места со следами древних культур, давала так много пищи для ума и так много позитивных эмоций, что всякий раз я возвращалась домой с чувством полноты жизни и благодарности судьбе за то, что мне посчастливилось все это увидеть.
Один четырнадцатидневный тур был целиком посвящен Франции. Так что с ней я познакомилась достаточно полно. Мне, влюбленной в импрессионизм, особенно был мил парижский Музей д’Орсэ, размещенный в здании бывшего вокзала, и Музей Родена в уютном особняке с парком.
Нет нужды говорить о Лувре и Версале, об аббатстве Мон-Сен-Мишель, о Монмартре – магните для художников и туристов, о помпезной гробнице Наполеона в Доме Инвалидов. Обозрение ее организовано таким образом, что каждый, хочет он того или не хочет, вынужден склонить голову, чтобы увидеть огромный саркофаг с останками Бонапарта из шокшинского малинового кварцита. В диковинку был Пляс Пигаль с кабаре «Мулен Руж» в виде мельницы и с путанами, не позволившими мне себя сфотографировать.
Эйфелева башня – это, конечно, символ и визитная карточка Парижа. Но ей не сравниться по силе и глубине воздействия, скажем, с Нотр-Дам де Пари (Собором Парижской Богоматери), бывшим до той поры для меня лишь литературно-оперным элементом. Он потрясает и снаружи, и изнутри. Чтобы добраться до химер, охраняющих храм по краю крыши, пришлось долго и мучительно взбираться по крутой винтовой лестнице боковой башни, к тому же полутемной. Но подвиг того стоил – и сами химеры, и потрясающий вид на Париж с крыши древнего храма... (Когда, годами позже, пришло известие, что Нотр-Дам сгорел, болезненно защемило сердце.)
О Париже можно говорить много, но стоит ли, ведь все равно не скажу ничего нового. Наверное, нет второго такого города, который был бы так перепет и перехвален, как Париж. Поражали фривейные дороги, подсвеченные оранжевыми фонарями, нырявшие под взлетно-посадочные полосы аэропорта; пузатенькие приземистые аэробусы, на которых нас возили по воздуху в другие города и в которые можно было шагнуть чуть ли не прямо с земли. А их злополучный мистраль мне так насквозь «выветрил» голову, что я вернулась домой... нет, к счастью, не без мозгов, но с температурой 40.
Кормили нас из рук вон плохо – практически в любом ресторане, в любом городе на обед приносили сосиски с квашеной капустой, которую я терпеть не могу. Зато их хрустящие воздушные французские булочки вне всякой конкуренции. Наша группа снова и снова требовала их повторить, в первую очередь, потому, что все оставались полуголодными, и официанты, без конца подносившие хлеб, не скрывали своего удивления.
Удалось побывать на шоу в знаменитом варьете «Фоли-Бержер» с танцовщицами топлесс, увенчанными пышными, красочными плюмажами из страусиных перьев… Чуть не забыла один забавный эпизод.
Поскольку группа наша была армянская, а во Франции живет очень много армян, то после экскурсий, к вечеру, практически всех разбирали друзья или родственники. А те, что оставались невостребованными, норовили улизнуть от нашего негласного соглядатая в кинотеатр, на порнофильм... Один знакомый в Ереване снабдил меня запиской к своей приятельнице в Париже и ее телефоном. Маясь вечером в одиночестве, я решилась ей позвонить.
Примерно через час в фойе отеля появилась шикарно одетая дама, властная, высокомерная. Пробежав глазами записку, она забрала меня без особого энтузиазма и привезла на своем Порше в ресторан.
Приглушенный свет, негромкая, чувственная музыка, обитая красным бархатом мебель и много мужчин за столиками. Нас с ней очень предупредительно, прямо-таки подобострастно, усадили за уютный столик, с которого просматривался весь зал. Принесли, не предложив меню, закуски и бутылку шампанского. К моей спутнице время от времени подходили фривольно одетые молодые особы и что-то говорили ей по-французски. А она, как я могла догадаться по тону, либо отчитывала их, либо отдавала какие-то распоряжения.
- Пей! – чуть ли не тоном приказа сказала она, пододвигая ко мне бокал. – Ты знаешь, сколько в этом заведении стоит шампанское?
- А что это за заведение? – наивно спросила я.
Прищурясь, она внимательно вгляделась в меня:
- Мой ресторан. Разве наш общий друг не рассказал тебе про мой бизнес? Я –хозяйка борделя.
Представляю, какой глупый у меня был вид. Первое, что мне пришло в голову – что все здесь, наверное, заразное. Я с опаской отодвинула от себя бокал, что от нее не укрылось.
— Это ты зря, – почти враждебно прошипела она. – В моем заведении стерильная чистота. За этим я слежу в первую очередь.
Поняв, что все мои помыслы сосредоточены на том, как бы поскорее отсюда убраться, она через полчаса закруглила наше несостоявшееся общение и отвезла меня обратно в отель. Хорошо еще, что мой визит в парижский бордель остался незамеченным, иначе я подложила бы на карьерную стезю мужа огромную грязную свинью.
Следующая европейская страна – Югославия - меня очаровала. Море зелени и белые домики под красными черепичными крышами. Архитектура старых городов восхитительна и так гармонично вписана в окружающие ландшафты, что невольно напрашивалась аналогия с живописными полотнами старых мастеров. (Хотя должно быть наоборот.)
Из природных феноменов упомяну только знаменитые Плитвитские озера в обрамлении сплошных лесов. Ступенчатыми каскадами они вливаются одно в другое, низвергаясь сквозь естественные травертиновые барьеры и создавая невероятной красоты водопады, окутанные облаками водяных брызг. Лазурный цвет озер кажется нереальным или искусственно подкрашенным.
Незабываемым было купание в Адриатическом море. Вода так неправдоподобно чиста и прозрачна, что дно, усеянное морскими ежами, просматривается метров на 20. Ежи – основное сырье для поделок у местных жителей. Из них мастерят сувениры, пепельницы, вазочки, коробочки на ножках из иголок ежа. А жалкие, вязкие комочки их тел едят, как деликатес.
Галопом по Европам
Следующим путешествием, самым продолжительным, стал 25-дневный круиз по Средиземному морю, с выходом в Атлантику. К Средиземному морю имеют доступ 22 страны Европы, Азии и Африки. Благодаря круизу мне удалось проплыть через семь морей, попробовать на зуб по кусочку Турции, Греции, Марокко, Туниса, Италии, Испании, Мальты и Канар. Каждая страна уникальна по-своему.
Старт был взят в Севастополе. Из Черного моря, миновав Босфор, Мраморное море и Дарданеллы, мы вышли в Эгейское море, с остановкой в Афинах. Дальше Ионическое море и стоянка на Мальте, в Ла-Валлетте, где нас прямо в порту встречали нарядные повозки, запряженные лошадьми в кокетливых шляпках с цветами и птичками. Обогнув Сицилию, вошли в Тирренское море и пришвартовались в порту Чивитавеккья, откуда автобусом нас доставили в Рим и на три дня разместили в отеле.
По возвращении на теплоход мы продолжили плавание – мимо Корсики, с заходом в Барселону. Из Барселоны по Балеарскому морю взяли курс на Гибралтарский пролив, через море Альбаран, и вышли в Атлантический океан. Конечным пунктом были Канарские острова. На обратном пути познакомились с Марокко, пришвартовавшись в порту Касабланки. В Рабате нам показали потрясающие танцы живота. Полногрудые тонкостанные танцовщицы были так «сладостно эротичны», что всю долгую дорогу автобусом назад, в Касабланку, наши мужчины никак не могли успокоиться.
Мы снова прошли через Гибралтар, вернувшись в Средиземное море и, проигнорировав Алжир, пристали к городу Тунис в Тунисе. Последней остановкой был легендарный Константинополь на Босфоре, ныне турецкий Стамбул, а оттуда «домой» – в Севастополь.
Рим стал для меня вторым местом «по ошеломительности». Проступающие из-под многовековых наслоений фрагменты древних беломраморных храмов – прямо посреди города, рядом с современными постройками – выглядели фантастически. Колизей. Диво-дивное Фонтан Треви... Искусство и история повсюду.
С юности моим кумиром был Микеланджело. Я самозабвенно срисовывала в Музее Пушкина его Моисея, великолепные скульптурные аллегории капеллы-усыпальницы рода Медичей; изучала досконально его биографию, скульптуры, живопись, поэзию; знала наизусть многие его стихи... До сих пор помню тот, где он отвечает поэту Джованни Строцци, восхищенному трагической фигурой «Ночи» на гробнице Медичей. Строцци написал:
Ночь, что так сладко пред тобою спит,
То – ангелом одушевлённый камень:
Он недвижим, но в нём есть жизни пламень,
Лишь разбуди – и он заговорит *.
А Микеланджело от имени «Ночи» ответил:
Отрадно спать, отрадней камнем быть,
О, в этот век, преступный и постыдный,
Не жить, не чувствовать – удел завидный.
Отрадно спать, отрадней камнем быть**.
И вот я там – на земле, где жил и творил величайший гений всех времен. Уму непостижимо! Я в Ватикане! Созерцаю собственными глазами не в каталоге и не во сне, а в оригинале, наяву его Сикстинскую капеллу и Страшный суд. Аудиогид, мешая таинству погружения, бубнит в ухо давно мне известные истины: где, что и зачем изобразил на фресках мастер, и каких титанических усилий стоил ему этот шедевр.
В Соборе Святого Петра, на территории Ватикана, находится Пьета, изваянная 24-летним Микеланджело (единственная, подписанная им работа). Я часами упивалась ею – в каталогах, в гипсе и в мраморе. Лицо и безжизненное тело Христа на коленях скорбящей Девы Марии вызывало у меня какие-то запредельные переживания.
Но оригинал!.. Слова тут бессильны… Микеланджело вдохнул душу в каррарский мрамор, теплый, телесных тонов, с прожилками. От Пьеты невозможно оторвать глаз. Неудивительно, что людей с неустойчивой психикой она, в буквальном смысле, сводит с ума. Один такой псих в припадке помешательства нанес гениальному творению 15 ударов молотком, отбив руку Деве Марии и искалечив ее прекрасное лицо. С тех пор Пьету держат за пуленепробиваемым стеклом.
Богатейший, помпезнейший, грандиознейший Собор Святого Петра под уходящими в самое небо сводами, щедро украшен скульптурными композициями. В основном это одухотворенные творения другого удивительного мастера, не уступающего Микеланджело – Джованни Лоренцо Бернини.
Хотелось стоять и стоять до бесконечности перед каждой его работой, вглядываясь в идеальную проработку лиц и рук, в мастерски переданные одеяния, скользить взглядом по струящимся складкам одежды, упиваясь совершенством форм и движений. Шедевры Ватикана – это то, что остается с тобой навсегда, как некое бесценное приобретение, как дар свыше.
Честно говоря, я не запомнила, как выглядит современный Рим, его улицы, площади, архитектура. Наверное потому, что помешана на старине и искала в нем лишь мраморные отголоски былого. Три дня в Риме пролетели как одно мгновение.
Не знаю, хорошо это или плохо, туристы одержимы манией снимать все, что видят, непременно помещая себя в центр изображения, с приклеенной к лицу улыбкой, что в принципе вполне объяснимо. Ведь так хочется сделать стоп-кадр на каждом мгновении быстротечности. Чтобы потом, по возвращении домой, поделиться «визуальными впечатлениями» с друзьями и близкими, заново пережить все самому.
Да только фотоснимок, увы, не подарит и сотой доли эмоций, полученных «вживую». И вместо того, чтобы наслаждаться моментом, впитывать его всеми, доступными нам, пятью чувствами, мы обкрадываем себя, высматривая его через объектив фото- или видеокамеры… Впрочем, это так, досужие размышления.
Тогда в обиходе еще не было айфонов, смартфонов, одним словом, мобильников, породивших всеобщую селфи-манию. Для каждого снимка приходилось ставить кадр, диафрагму. А по возвращении домой, ночи напролет сидеть в закутке под красным светом – проявлять пленку, разводить проявители, фиксажи, нетерпеливо всматриваясь в то, что проступало на фотобумаге в ванночке. Занятие муторное, но в самом этом процессе была безусловно своя магическая прелесть.
Иных членов нашей группы (видимо оттого, что у себя дома они были лишены права выбора) больше всего интересовала в капиталистическом свободном мире эротика. Они требовали от гида показать им стриптиз.
- Помилуйте! Стриптиз под боком у папы Римского! О чем вы говорите! – ужаснулся пожилой итальянец. И как-то двусмысленно улыбнувшись, добавил: – Лучше я отведу вас на вечерний сеанс в кинотеатр.
И отвел. Всю группу. Кинотеатр располагался рядом с Ватиканом. Фильм был самый обыкновенный. Но перед его началом, чтобы развлечь публику, неожиданно для нас показали со сцены, прямо в зрительном зале, такой забористый порно-стриптиз на двоих, что женщины нашей группы (и я в их числе) ерзали, не зная, куда девать глаза. Вот вам и «под боком у папы Римского»…
В Стамбуле наша группа чувствовала себя неуютно и напряженно. Турки и армяне – непримиримые враги, между которыми всегда будет стоять непреодолимой стеной Геноцид 1915 года, уничтоживший полтора миллиона армян. Гид-турчанка пригласила нас вечером в полуподвальный ресторанчик на «животные танцы», как она выразилась (то есть снова танец живота), где мужчины-артисты параллельно демонстрировали искусство обращения с саблей, виртуозно ею жонглируя. Завороженные всполохами их лезвий, наши сидели застывшими от напряжения, хоть и старались не показывать вида.
Ислам чужд мне, как христианке по крещению. Чужд фанатизм, с которым мусульмане молятся. Но мечети в Стамбуле с их изяществом форм и восточной тонкой резьбой, по-моему, не могут оставить равнодушными никого. Особенно алебастровая мечеть (не помню ее название), сквозь стены которой просвечивал свет свечей изнутри.
А колоссальный Собор Святой Софии, построенный в Константинополе как патриарший православный собор и переделанный в мечеть с четырьмя высоченными минаретами по бокам, к счастью, в конце концов превратили в музейный памятник византийского зодчества. (Увы, ненадолго!)
Барселона, столица Каталонии, отмечена уже тем, что в ней жили и творили Пабло Пикассо, Антонио Гауди и Сальвадор Дали. Уникальный зодчий-фантазер Гауди придал Барселоне сказочно-фантастический облик, сделав ее единственной и неповторимой. Его полные нелепого очарования творения, радостные, красочные, замысловатые, похожи на рождественские торты в кривом зеркале, или на декорации для Диснейленда.
В Храме Святого Семейства (Саграда Фамилия) на тот период были завершены всего четыре башни-колокольни Страстного фасада, но и это впечатляло. Гауди умер, но детище его растет. Строительство, длящееся 130 лет и претендующее на самое грандиозное и фантастическое в мире. (Закончить его планируют в 2026 году.) Следить (увы, через интернет) во что Саграда Фамилия год от года воплощается, одно удовольствие…
Запомнился Старый город с готическими зданиями и храмами времен Римской империи, пешеходный Бульвар Рамбла со старинным рынком Бокерия. Современные девушки и женщины, встречавшиеся на улицах, меньше всего соответствовали хрестоматийному образу знойной испанки.
Впечатления громоздились, наслаивались, путались. Мы чувствовали себя детьми, которых выпустили на время в большой, запретный мир и которых гиды водили за ручку, под присмотром всевидящего сопровождающего.
В те времена (а это были 80-е) даже в самой захудалой стране всё, казалось, в диковинку – улыбки, услужливость, доброжелательность, рулончики мягкой туалетной бумаги в общественных туалетах, сервировка столов. Так и подмывало прихватить голубую тарелочку, пепельницу или солонку «в качестве сувенира». Обеденные салфетки с эмблемами ресторана – это уж само собой.
Нам, несчастным советским туристам, выдали 25 долларов на 25 дней круиза. Поди, разгуляйся. А водить нас в каждой стране по магазинам, базарам, сувенирным лавкам входило в программу. Турция, как известно, славится выделкой кожи. Кожаные изделия там очень дешевые. На свои гроши я смогла купить себе замшевое пальто, а младшему сынишке, Карену, – веселенькую дубленку, сшитую из кусочков меха. Он носил ее потом года три, пока из нее не вырос.
Встреча с Атлантическим океаном ознаменовалась восьмибалльным штормом. Корабль наш был намного меньше нынешних гигантских лайнеров, снабженных к тому же компьютеризированными крыльями-стабилизаторами и передвижными балластами, сводящими на нет все прелести морской болезни. Его кидало из стороны в сторону. Бортовая качка самая трудно переносимая.
Рестораны и все едальные и питейные места опустели – большую часть пассажиров прихватила морская болезнь. А кто пытался есть, не мог попасть ложкой в рот. Мне было всё нипочем. Даже нравилось разгуливать, держась за стены и поручни, вслушиваться в стоны и скрипы корабля, смотреть, как с ревом разбиваются о его корпус мощные, вспененные волны. Я не пропускала трапезы, и даже умудрялась играть в пинг-понг, найдя себе такого же толстокожего партнера. Только за мячом приходилось бегать – его уносило с каждым креном палубы.
Канарские острова! Добрый, милый, гостеприимный мирок, в котором не водятся даже хищные звери, а температура в течение года колеблется между +30 и +18 по Цельсию. Нам по маршруту полагался только кругленький остров в сердце архипелага – Гран-Канария. «Канарские» означает «Собачьи», на островах процветает культ собак всех мастей. Памятники этим благородным, преданным и многострадальным существам можно встретить повсюду.
Принявший нас порт Лас-Пальмас-де-Гран-Канария, вторая столица Канар – рай для советских туристов с тощим кошельком, потому как торговля в нем беспошлинная. Видимо, наши были там частые гости – на некоторых магазинах красовались вывески на русском языке – приглашения зайти или лаконичное: «мохер», «зонтик за 1 доллар».
На автобусе и пешком мы взобрались на самую высокую точку острова – на вершину горы (наверняка вулкана, поскольку весь архипелаг вулканического происхождения, и все пляжи тоже вулканические). Оттуда Гран-Канариа, с его сочной зеленью, выглядел этаким огромным изумрудом в оправе из серебряной пены прибоя и глубокой синевы океана.
Несколько часов мы провели на пляже. И я там отличилась, устроив стресс себе и всей группе, в первую очередь, руководству. Подвела склонность полихачить, сохранившаяся с детства. Только на этот раз мужа не было рядом, чтобы меня спасать. А ведь можно было бы и сообразить, что океан и море – не одно и то же. Волна была достаточно крутая и сильная. Никто из наших не рисковал войти в воду. Скинув на ходу платье и босоножки, я храбро ринулась в океан и, преодолев сопротивление завершающих свой бег волн, поплыла кролем, лихо вскидывая руки.
Вода теплая. Плыть легко и приятно. Минут через десять огляделась вокруг – ни людей, ни берега, лишь одни упругие, равнодушные ко мне волны. Запаниковала, но взяла себя в руки, попыталась определить направление по солнцу, и повернула назад. Сколько времени плыла, не знаю. Главное, что увидела берег. Мне удалось выбраться на широкую полосу песка. Отдышалась, пришла в себя. Кругом ни души. Сообразила, что наш пляж должен быть где-то справа.
Это «где-то» вылилось как минимум в час ходьбы. Волны снесли меня сильно в сторону. Увидев меня, руководитель группы и все наши повскакали с мест. Окружили, ругаясь и радуясь одновременно. Никто из них уже не сомневался, что я утонула.
При посещении одного из парков Лас-Пальмаса я остановилась как вкопанная перед необычного вида деревом. В нем было что-то мистически-жуткое. Гладкая кора мертвенно серого цвета больше походила на кожу слона. Корни начинались с середины ствола и, как щупальца или насосы, впивались в землю. Его ветки, похожие на тугие связки сосисок, с характерными перетяжками, завершались плотным пучком серовато-зеленых листьев –кожистых, узких и острых, как лезвия кинжалов, длиной до 60 см.
Заметив мой повышенный интерес к чудо-дереву, какой-то местный житель достал перочинный ножик и сделал надрез в его коре – «ранка», к моему великому изумлению, наполнилась «кровью». Густая темно-красная жидкость перелилась через край и закапала по стволу на землю.
Позднее гид рассказал связанную со странным деревом легенду: давным-давно в смертельную схватку вступили дракон и слон. Дракон не раз нападал на слонов, убивая их и выпивая их кровь. Но последний в его жизни слон оказался сильнее остальных. Они сражались на равных и погибли оба. Их кровь, смешавшись, оросила землю. На том месте выросло дерево, в жилах которого течет кровь слона и дракона. Его назвали Деревом дракона.
Дерево-животное произвело на меня такое сильное впечатление, что я включила его в свой очередной научно-фантастический роман, который так и назвала: «Дерево Дракона». (Роман о потомственном хирурге-ученом – жестоком гении-убийце, сыне нацистского врача.)
Очень не хотелось покидать Канары, идеальное место для отдыха и гармонии с природой. Но наш плавучий дом отправлялся в обратный путь – через успокоившийся океан к узкому проливу между двумя материками.
Группа у нас подобралась очень приятная, мы все подружились и весело проводили время на корабле, в промежутках между остановками – играли в пинг-понг, купались в бассейне, вечерами ходили на концерты или в бар, танцевали. Ну и, конечно, любовались морскими пейзажами при Солнце и Луне. Так что 25 дней круиза прошли на одном дыхании. Обидно только, что все эти города и страны я созерцала одна, без своих близких. А так хотелось, чтобы они их тоже увидели.
В мире мумий и пирамид
Самым невероятным, шоку подобным опытом жизни стал для меня Египет с его грандиозными памятниками скульптуры и архитектуры, с присутствием Смерти во всем, куда не кинь взгляд, поскольку вся, канувшая в Лету, культура Древнего Египта круто замешана на потустороннем мире. Пирамиды, усыпальницы, гробницы, мумии, саркофаги, статуи (с руками на коленях – живым фараонам, со скрещенными на груди – мертвым), фрески, запечатлевшие ритуал перехода фараона в иной мир, сокровища, извлеченные из их гробниц...
Сначала была Александрия. Конечно, я не упустила возможности искупаться в Средиземном море. Прыгнула в волны там, где некогда возвышался Фаросский маяк, поплыла... а через минуту мне белый свет стал не мил. Вода оказалась невероятно соленой, глаза буквально разъедало и жгло. На дне Средиземного моря возвышаются целые горы из соли, а воды его – крепчайший рассол.
Из экскурсий к достопримечательностям Александрии запомнился оставленный монархом царский дворец и кладбище-катакомбы Ком-эль-Шукафа. Гид уводил нас все глубже и глубже под землю в многоуровневый египетско-греко-римский некрополь II—IV веков. Заблудиться в его жутких лабиринтах, камерах и туннелях, грубо вырубленных лестничных пролетах ничего не стоило. Гробницы, саркофаги, скелеты или одни черепа повсюду – в нишах стен, среди колонн и статуй. Ощущение было такое, что мы спускаемся в преисподнюю, в сакральный мир мертвых, где не место нам – живым.
Каир для туриста – это, в первую очередь, Египетский музей, самое большое в мире хранилище предметов древнеегипетского искусства. Что ни зал – событие. Чего стоят высокохудожественные изделия, извлеченные из гробницы Тутанхамона. А зал мумий, среди которых 17 фараонов! Спеленатые по всем правилам сложнейших похоронных обрядов останки их, тысячелетиями сокрытые в матрешкообразных саркофагах, в гробницах и пирамидах, лежат ныне раскуроченные, цинично и безжалостно выставленные на всеобщее обозрение под стеклянными колпаками.
К трем великим пирамидам на плато Гиза – Хеопса, Хефрена и Микерина, нам предложили поехать на выбор – в повозке, верхом на верблюде или на лошади. Я выбрала верблюда. Когда пришло время спешиться, верблюд так резко упал на передние колени, что я от неожиданности чудом не перелетела через его голову.
Его величество Хеопс, самая большая пирамида в мире, Хефрен с остатками облицовки на вершине и Великий Сфинкс – увы, уже с трудом противостоят времени, вопреки арабской поговорке, что мир боится времени, а время боится пирамид. Четыре с половиной тысячи лет – срок более чем почтенный. И они потихоньку рассыпаются. Но туристам не разрешают уносить на память кусочки пирамиды, даже из тех мелких обломков, которыми они окружены.
Сколько же всего там некогда было! Несчетное количество статуй, храмы – наземные и подземные, тайники с сокровищами. Время все унесло или разрушило – ветрами или руками завоевателей.
К сожалению, я не рискнула отправиться в поход по лабиринтам Хефрена, хоть и упустить такую уникальную возможность было ужасно обидно. Ходы там очень узкие, тесные и наверняка душные. А я уже пять месяцев носила в себе второго сына, и успела оскандалиться перед группой, в первый же день собеседования грохнувшись в обморок.
Продвигаться вглубь страны можно только по узкой зеленой полоске, обрамляющей Нил, Реку Жизни, как ее называют, зажатую справа и слева желто-оранжевыми песками Сахары, Аравийской и Ливийской пустынь. Наш тур охватил практически все чудеса этой удивительной страны. Мы проехали и проплыли (на филюгах) до Асуанской плотины, заночевали там в отеле, но все запланированные экскурсии пришлось заменить бесцельным просиживанием в фойе отеля, так как снаружи была жара в 55 градусов по Цельсию. Я рискнула лишь добежать до Нила, намочить ноги, и тут же обратно.
На севере Сахара покрывает Африку песчаными дюнами, длиной до 650 км и высотой до 300 м. Северо-восточная ее часть – Аравийская пустыня, скрывает под гуляющими барханами скальные образования, в которых и схоронилась на тысячелетия таинственная Долина Царей.
Археологам удалось обнаружить и вскрыть 64 гробницы правителей Нового Царства, замурованные и заваленные валунами, но, увы, давно разграбленные. Лишь одна гробница, как известно, оставалась нетронутой – что и прославило юного Тутанхамона на весь мир. Отправляясь в Долину Царей на стареньком автобусе, мы, к счастью, убереглись от свойственных здешним местам песчаных бурь и свищущих ветров.
Во все гробницы в Долине Царей я, конечно же, спустилась. Преодолев крутой стометровый спуск по деревянному настилу, мы оказывались в царстве той или иной мумии в опустошенной подземной камере. Красочные фрески на стенах рассказывали о жизни и подвигах покойного, и о его путешествии в загробный мир. А наш гид, сам удивительно похожий на мумию, обтянутую сизой, растрескавшейся кожей, в каждом могильнике смаковал сведения о том, сколько рабов, жен и строителей было принесено в жертву усопшему и замуровано в стенах его гробницы.
Луксор, Корнак! Даже в развалинах они сводят с ума своей грандиозностью, монументальностью, циклопическими масштабами. Они словно специально для того и создавались, чтобы подавлять человеческое эго, обезличивать его. Колоссальных размеров статуи фараонов, бесконечная аллея из тысяч бараноголовых сфинксов, колоннада храма Амона-Ра, подпирающая капителями небо... Да разве все перечтешь!
Из Египта я возвращалась совершенно ошалевшая и счастливая. Это тот случай, когда хочется сказать: увидев все это можно и умереть.
В стране лотосов и священных коров
С каким-то особым трепетом я относилась ко всему, что было связано с Индией, с ее древней философией и мистическим опытом. Смолоду начав заниматься хатха-йогой, жнани-йогой, медитацией и так далее, я не изменяла этой практике долгие годы. Осилила в свое время Бхагават Гиту и Махабхарату, читала взахлеб Вивикананду и Йогананду, Книгу мертвых и многое другое. Эта литература потянула за собой Анну Безант, Блаватскую, Кастанеду, Шафику Карагулла, Рерихов, так неотступно искавших всю жизнь в горах Тибета мистическую Шамбалу… Одним словом, духовная практика индуизма стала мне ближе и созвучнее христианства. А его всеобъемлющий Бог Абсолют, создатель Вселенной и всего сущего, стал для меня именно тем Богом, которого я могла осмыслить и в которого безоговорочно поверила.
И вот я, заранее трепеща и пробуксовывая от нетерпения, в долгожданной Индии! Бомбей (теперь Мумбай) произвел на меня впечатление большого мусорного ящика, зловонной свалки. Машины на улицах вперемешку с велорикшами, конными повозками, слонами и коровами. Гостинцы от четвероногих прямо посреди улиц и на обочинах. Нищие повсюду. Бездомных полстраны. Свернутый в трубочку грязный коврик подмышкой, который стелят под себя на ночь, для многих – единственная частная собственность.
Дебильного, рахитичного вида грязные дети таскают грудных братьев или сестер, с болтающейся во все стороны головкой, которую те еще не держат. У обочины дороги дети точат драгоценные камни (или их подделки), закрепленные на кончике палки. Вымогательством занимаются и взрослые, и дети, облепляющие туристов, как назойливые, неотвязные мухи. Причем взрослые прячутся где-то за заборами, а дети, получив подачку, отдают им, и бегут обратно. Гвалт на улицах невообразимый.
Бездомные в Индии – это особая каста. Постучавшемуся в дверь никто не может отказать в чашке риса. Нам рассказывали, что матери прогоняют от себя детей с двухлетнего возраста, обрекая их на сомнительное выживание и попрошайничество. А чтобы им не отказывали, случается, «на дорожку» специально ломают дитяте руку или ногу. У инвалида шансов больше на милосердие.
Повсюду вонь, груды мусора и грязь непролазная – от животных и людей, от текущей по улицам канализации и открытых отхожих мест. Прокаженные – в отребье, с изъеденными лицами и провалившимися носами, снуют под ногами толпы, гремя пустыми тыквами, закрепленными на них для оповещения окружающих.
От одного такого – безногого, привязанного к грубо сколоченному самокату – я чудом увернулась в тот момент, когда он уже хватал меня за руку. Недаром перед поездкой нам сделали прививки от всех возможных болезней. Страшно было пить их воду, принимать их пищу.
Интересно, как в жестоких условиях нынешней пандемии страна справляется со всеми этими, не поддающимися учету, людьми. Насколько я знаю, в современной Индии и сейчас мало что изменилось. Разве что мусора и нечистот вокруг стало на сотни тонн больше, а количество людей давно перевалило за миллиард, лишь ненамного уступая Китаю.
Торговцы-простолюдины, стремящиеся, кровь из носа, вам что-нибудь впарить, не менее назойливы, чем бездомные. В дополнение ко всем этим прелестям, молодые индусы делают стойку на светловолосых женщин. А поскольку в нашей группе я одна была со светлыми волосами, меня постоянно вынуждены были охранять, брать в кольцо. Эти дикари пытались однажды даже выдернуть меня из автобуса через окно. В ресторане, во время обеденной кормёжки, индус официант нес огромное блюдо с жирным ярко желтым рисом, свернув голову в мою сторону. Налетел на что-то и растянулся вдоль длинного стола, заляпав всех нас рисом.
Конечно же, Индия – многогранная, многоликая страна с наидревнейшей культурой, с передовой наукой, высокими современными технологиями, с талантливой образованной молодежью, которая, например, даже здесь, в Штатах, дает фору иным студентам-американцам. Конечно же, кроме грязных, запруженных людьми улиц, есть и чистенькие парки, проспекты, дворцы и богатые кварталы. Бла-бла-бла… Но поскольку нам-туристам показывали в основном «уличную» сторону страны, то и впечатления складывались соответствующие – экзотика со знаком минус.
Бродячие факиры-подростки беззастенчиво дурят публику, имитируя левитацию. Из грязного мешка заклинателя змей поднимается, раскачиваясь под флейту, очкастая кобра. Священные, «неприкасаемые» коровы гуляют и лежат, где хотят. Йог, сидя в падмасане, засовывает длинный жгут или бинт в одну ноздрю и, вытащив конец из другой, обеими руками интенсивно прочищает себе нос, как трубу.
Я знаю, что уличные факиры, маги и йоги это не подлинные сиддхи, в тиши и уединении занимающиеся духовной практикой через самопогружение, что они лишь жалкие имитаторы. И все же моя эйфория уступила место разочарованию.
Впрочем, храмы и витиеватая вычурная архитектура в целом, типа Храма богини Лакшми в Дели, с лихвой перевешивали весь негатив. Тем более, что храмов в Индии превеликое множество. Правда, они не всегда витиеватые. Пример тому – величественный Тадж-Махал в Агре, с его стенами, инкрустированными узорами из драгоценных камней! Пытаюсь его заснять, подходит индус, говорит, снимайте через водоем, с отражением. Поблагодарив, послушалась. Смотрю, не отходит – А деньги за совет? Оказывается, такой у него бизнес.
Я сфотографировалась с тяжеленным удавом на плечах, не отказала себе в удовольствии прокатиться на слоне и на верблюде. Только вот погонщик верблюда по дороге у меня все время что-нибудь выпрашивал – духи, карандаши (карандашами они не рисуют, а из графита делают какой-то наркотик.) Если я не лезла в сумку, он исподтишка щипал верблюда, и тот взбрыкивал задними ногами. Протянув в парке конфетку своей длиннохвостой прародительнице, я вмиг оказалась в плотном кольце из десятка диких обезьян. Все это было удивительно и незабываемо.
Шокоподобное впечатление произвел эпизод на стене мощной крепости Красный форт (Агра-форт, Лал-Кила) – цитадели ХVII века эпохи Великих Моголов. Мы обратили внимание, что то ли грифы, то ли стервятники, кружившие у нас над головами, чем-то очень возбуждены. Гид объяснил, что в закрытом парке по соседству с Красным фортом как раз в этот день парсы «хоронили» своего покойника.
Древний народ парсы остаются последователями зороастризма, язычниками и огнепоклонниками. По их верованиям, в основе мироздания лежат четыре стихии – воздух, земля, огонь и вода, не подлежащие осквернению. В частности – мертвой плотью. То есть трупы людей или животных нельзя предавать ни земле, ни огню, ни воде… Так куда же их тогда девать?
Парсы издревле нашли выход. Они строят круглые сооружения - «Башни молчания», с решеткой наверху, прикрывающей глубокий колодец, выкладывают на решетки своих покойников, и наблюдают. В зависимости от того, кто насытится их плотью – дикие собаки или орлы, душа усопшего соответственно отправится либо в нижний астрал, либо в верхний. После того как падальщики расклюют и растащат мертвую плоть, кости (лишь дважды в году!) сбрасывают в колодец.
Вот такой «Дом стервятников» (Cheel Ghar на хинди) и находится по соседству с Красным фортом. Он закрыт для любых посещений, и о нем бы мало кто знал, если бы не орлы. Урвав свою долю, грифы поднимаются в воздух и кружат с ней над фортом. Случается, роняют добычу на головы туристов. Миленькая перспективка, нечего сказать!
Можно понять некоторых наших туристов, которые, сжавшись в комочек и не желая ни до чего дотрагиваться, считали не дни, а часы и минуты до того момента, когда им живыми удастся убраться восвояси из этой экзотической страны.
В Бомбее я зашла в храм Шивы, оставив у входа обувь и неся в ладонях цветок лотоса. Положила его у подножья статуи, убранной цветами, и постояв немного, собралась уходить. Служитель остановил меня, попросил подождать, снял со статуи большую гирлянду из живых лотосов и надел ее мне на шею. Как индуистку-самоучку меня это воодушевило и тронуло.
Из Бомбея нас на лодках повезли на остров Элефанта, где в толще базальтовых скал в глубокой древности был вырублен целый комплекс пещерных храмов. Этот комплекс когда-то служил центром индуистской и буддийской цивилизации. Теперь подступы к острову охраняют мангровые заросли, похожие на гигантских пауков. Там, в колонном зале центрального храма, доминирует шестиметровое трехголовое изваяние. Это священная триада главных божеств индуистского пантеона: Хранителя Вишну, Созидателя Брахмы, и шестирукого Разрушителя Шивы.
А вообще в Индии дикое количество разных религий (и богов) – несколько сотен, если не ошибаюсь, одна причудливее другой. Иные божества выглядят так, что и в страшном сне не приснится. Супруга вечного танцора Шивы, например, четырехрукая черно-синяя Кали на всех ее изображениях носит ожерелье и серьги из голов и черепов своих жертв, а на поясе отрубленные человеческие руки. Ее тело и высунутый язык красны от крови.
Индия – страна парадоксов. И один из них – священный Ганг (или Ганга), якобы обладающий способностью исцелять любые болезни. По всем законам логики, река эта наоборот должна быть рассадником самой страшной заразы. Кремированных на уличных погребальных кострах покойников (в Варанаси) сбрасывают в священную реку. Дрова для костров продаются по всей ее длине – дорогие породы (такие, как сандал) – для богатых, дешевые – для бедных.
Из экономии дров, костры зачастую (а вместе с ними покойников) недосжигают, и все это спускают в реку. Умерших от инфекций и эпидемий (холеры, например) кремировать не разрешается. К их телам привязывают камень и сбрасывают в Ганг. Нередки случаи, когда трупы свободно плавают по течению. Но вода вокруг них остается «стерильной». Все виды отходов, включая канализацию и токсичные химикаты с заводов, сливаются в Ганг. Паломников все это ничуть не смущает.
Миллионы индусов, жаждущих исцеления от болезней, телесных и душевных, ежегодно входят в реку, совершая ритуальный обряд омовения. Бутылочки с питьевой водой Ганга продаются по всему миру. Доказано, что она способна годами сохранять свою чистоту и вкусовые качества. Это действительно похоже на мистику.
Ученые многократно проверяли и изучали невероятные свойства священной реки. Ими было обнаружено, что ее воды содержат большое количество кислорода, а главное – концентрированный раствор ионов серебра. (Русло или исток Ганга пролегает над месторождениями серебра.) Антисептические свойства воды настолько сильны, что, несмотря на всё, вышеперечисленное, она сохраняет свои целебные свойства и способность самоочищения. Ганг не дает размножаться личинкам малярийных комаров, убивая их. Возбудитель холеры погибает в его воде за три часа (в дистиллированной воде он может просуществовать более двух суток). Органические отходы разлагаются в чудо-реке в 25 раз быстрее, чем в любой другой реке мира. И т.д.
Я не упомянула и сотой доли своих впечатлений. Им нет конца. Об Индии можно говорить бесконечно. Поэтому заставлю себя остановиться.
----------
*Пер. Эфроса (прим. ред.)
**Пер. Тютчева (прим. ред.)
Добавить комментарий