Мы выехали из Москвы 9 ноября 1990 г. и приехали в Израиль 11 ноября. Не буду сейчас душераздирающе вспоминать эти отъезд и приезд. Вместе с нами приехали сотни тысяч, и многие воспоминания похожи. Я была без мужа с дочкой, и это был тогда очень распространенный среди русскоязычных приезжающих тип семьи.
В Москве я слышала про вторжение иракских войск в Кувейт (в августе это было), но это совершенно меня не заинтересовало. Как и многие другие, я представления не имела, где этот эмират находится, слово «эмират» объяснить не могла – никто и не спрашивал, да и Израиль, куда собиралась, вряд ли легко нашла бы на карте.
В общем, приехали - и к середине января 1991 г. в какой-то мере уже обустроились. Конечно, благодаря помощи местного населения. Тогда израильтяне прямо массово добровольно брали шефство над новоприбывшими.
А у меня – повезло – была еще по прошлой жизни знакомая: американка, специалист по русской литературе, когда-то по студенческому обмену в Москву приезжавшая, она вышла потом замуж за израильтянина и жила в Иерусалиме. Сюзан. Ее уже нет в живых. Она помогла мне неподалеку от них снять квартиру – подвальчик, одна комната, но у подъезда кусты роз (они потом погибли в снежную зиму). И даже телевизор какой-то по дешевке помогла купить, а это было очень важно для изучения языка – смотреть телевизор и слушать. Мне, правда, не помогло.
Иврита я совсем не знала. Кроме того, я как-то вообще очень плохо все понимала. Полностью отупела из-за объема того, чему надо было научиться (не с той стороны писать, не в ту автобусную дверь входить), и из-за объема того, чему меня стремились верно и неверно научить (банан нужно чистить, а Сталин нас спас). Но про приближающуюся войну слышала уже неотступно. И мой американский родственник, на моральную и финансовую помощь которого я возлагала большие и, как оказалось, напрасные надежды, позвонил мне сказать, что война, по его мнению, будет очень тяжелая.
Он так со мной попрощался. А еще какая-то грубая чиновница сказала мне: вот ты в том году родилась, когда у нас большая война была (имеется в виду Война за независимость, начавшаяся после объявления о создании в 1948 г. государства Израиль), а теперь ты к нам в этом году приехала и привезла нам новую большую войну. Сюзан сказала, что за такое можно пожаловаться на эту чиновницу и подать на нее в суд. Я не стала – я в подмосковных электричках и не к такому привыкла, но отметила, что не все израильтяне были в восторге от нашего появления – от так называемой большой алии.
Вдруг пришли – не знаю кто - велели куда-то – не поняла куда - поехать взять, не знаю что. Оказалось, противогазы. А как поняла, что противогазы, не помню. Может быть, показали картинку. Или у них с собой коробка с противогазом была. И куда-то добралась, взяла. В коробке был еще набор: шприц и лекарство, колоть, если плохо станет, отравишься химией.
И еще другие люди пришли - проверить, почему у нас окна не заклеены. По-хорошему пришли, помогли эту дурацкую ленту (ее потом отодрать было невозможно, надо было ножичком аккуратно счищать, я боялась, что хозяин квартиры мне штраф выпишет, заставит делать новое окно). Даже клейкую ленту – я думала, надо клейстер варить и бумагу промазывать, ан нет - с собой принесли, у меня на нее и денег-то не было, чтобы на рамы наложить, то есть не крестом стекло клеили, как в фильмах про Вторую мировую, а зазоры закрывали, чтобы воздух с улицы после химической атаки (предполагаемой) в квартиру не проходил.
Сейчас-то мы знаем, что не было химических атак, потом много рассуждали, что эти игрушечные меры не помогли бы, если было бы химическое оружие, но тогда мы верили в возможность химической атаки и в важность превентивных мер, и свято клали мокрую тряпку, закрывая щель под входной дверью. Положено было иметь герметически закрытую комнату. Люди выбирали, в какую комнату они все вместе вбегут, когда зазвучит сирена. Хорошо, что у нас комната была единственная – нечего колебаться и что-то перетаскивать.
15 января истекал срок ультиматума ООН. Вдруг в наш подвальчик влетела Сюзан: Ирак не уступил. А по телевизору сказали (я-то не понимала, а Сюзан с мужем смотрели), что израильтянам нечего бояться, не надо паниковать, и магазины будут работать как обычно, и любых запасов в стране достаточно. Сюзан схватила нас с дочкой в охапку, засунула в свою машину (какую-то старую, без излишеств, они были совсем не богатые) и помчалась с нами в супермаркет.
Откуда американская женщина – ну, изучала она русскую литературу, но все же американка – знала, что надо на войну запасать консервы и спички, ума не приложу. Но мы видели, что и другие люди в каталки бросают все, что попадается: мясные тефтели в томате (жуткая дрянь!) прямо сметали с полок. В кассу жуткая очередь, мы стояли прямо за Натаном Щаранским, но заговорить постеснялись. У меня денег вообще не было. Сюзан за все платила.
В ночь на 18 января - в Америке было еще семнадцатое (вообще-то я могу число и перепутать) - Сюзан позвонила счастливая: американская авиация уничтожила все иракские укрепления. И тут же оказалось, что это ерунда (тогда еще не говорили «фейк», не было такого слова), что Ирак специально какие-то фальшивые модели напоказ выставил, вроде бы Америку обманул.
И в ту же ночь прозвучала сирена. 19 января. Не надо врать, что не было страшно. Очень страшно, когда сирена звучит и не знаешь, куда упадет снаряд. Иерусалим не обстреливали. Говорят, что берегли израильских арабов – не знаю. Но тогда-то мы не знали, что обстреливать Иерусалим не будут. Грозились обстрелять. В Тель-Авиве, в его пригородах, Скады (это такие оперативно-тактические ракеты, кажется, советского производства) действительно падали, хотя противозенитные комплексы Патриот должны были их перехватывать. Но жертв, вроде бы, не было. Кто-то, правда, умер от страха.
А кто-то задохнулся, неправильно надев противогаз. Надо было сначала надевать противогаз на себя, а потом уже на детей, и, конечно, это было толково: иначе можно было не успеть выжить ради спасения детей, - но все же ужасно. Точно наоборот материнскому инстинкту. А потом надо было понимать, когда отбой и можно снять противогаз. Первое время про тревогу и про то, что обстрел кончился, сообщали только на иврите (через несколько дней догадались ввести разные языки), мы ничего не разбирали, но Сюзан исправно звонила: телефоны работали. Конечно, городской телефон, не сотовый, их тогда еще вообще не было.
По несколько раз в ночь были обстрелы. Занятия в школах отменили. Дочка сидела на своем диванчике и нервными движениями расчесывала игрушечной расчесочкой волосы недавно подаренной ей куклы Барби. Я не знала, как оставить ее одну. Через пару дней в библиотеке, где я работала, разрешили приводить с собой детей и даже устроили что-то вроде группы: кто-то из библиотекарей играл с ними в карты, игра называлась «мильхама» - «война» на иврите, для выигрыша надо было захватить как можно больше карт, и детям очень нравилось. А потом школьная учительница начала собирать у себя новоприбывших, чтобы хоть немножко их ивриту научить.
А один раз мы с дочкой возвращались на автобусе, несколько припозднившись, – не помню, почему. И было уже темно – в Израиле зимой очень рано темнеет, особенно в дождь. И вдруг завыла сирена. Водитель открыл двери, пассажиры повыскакивали на улицу в темень. Я, как обычно, ничего не поняла – мы одни остались. Водитель стал мне руками объяснять: выходи мол, прячься в кустах. Ну, спрятались. Потом – после отбоя – он нас в кустах нашел, показал, что можно сесть в автобус, и мы дальше поехали. Не было никаких истерик, никаких панических атак, но страшно.
Всего-то та война месяца полтора длилась, а много эпизодов запомнилось. В соседнем доме жили ортодоксальные евреи. Я, как уже упоминалось, вообще ничего не понимала, к религии уж точно никакого отношения не имела, думала, они нас обхаживают, потому что я приятная и девочка у меня на редкость хорошенькая. Не понимала, что это вербовка. Не в смысле «вербовка» как в КГБ, чтобы на кого-то доносить, а просто привлечение в свои ряды, наглядная демонстрация истинного образа жизни. Они пригласили нас прийти к ним в субботу (то есть в пятницу вечером, когда наступает шаббат) на обед.
Мы с дочкой ужасно любим поесть, что в праздник, что без праздника, можем по несколько раз в день пообедать, но главное интересно было к ним пойти, для меня ведь все это внове – он в таком черном длинном и шляпа черная широкополая (потом уж меня научили говорить: фликер-теллер, то есть летающая тарелка), а она в парике молодая красавица и штук шесть или восемь детишек: они крутятся, я сосчитать не успеваю. Заколебалась, пойти или отказаться. Честно сказала, что побаиваюсь: вдруг вечером обстрел, а мы у них или как раз на улице. Они меня заверили, что в шаббат Всевышний не допустит.
Религиозным людям нельзя на шаббат слушать радио (про телевизор и речи нет, в религиозных домах не бывает телевизора), и, естественно, нельзя крутить ручки приемника – прикасаться к электричеству. Поэтому на радио выделили специальную волну, по которой постоянно передавались только извещения об обстрелах. Не помню уже, то ли нужно было оставить радио на шаббат включенным на малую громкость и усилить громкость на определенный сигнал, или как-то еще, но в общем, для этого были спицы - обычные вязальные спицы, которыми поворачивали регулятор громкости, чтобы не дотрагиваться до него рукой в шаббат. Специальное постановление раввината было, что хотя руками нельзя, но спицами разрешается. Только мы съели фаршированную рыбу – не домашнюю, из стеклянных консервных банок (куда ей с этой оравой детишек с гефилте-фиш возиться!). Надо сказать, что в Израиле даже хорошие хозяйки в основном делают в виде котлеток, а не начиняют рыбью кожу, за формой не гонятся, спор только о том, подслащать ли – польские евреи подслащали, а прибалтийские нет. В общем, съели рыбу, вполне вкусно, если кто любит, и тут как раз сигнал тревоги из радио пошел.
Тогда главой пресс-службы Армии обороны Израиля был журналист Нахман Шай с удивительно приятной манерой говорить. Он объявлял о начале и о конце бомбежки, и так всем запомнился и полюбился, что прошел потом в Кнессет от центристской партии, но это я отвлеклась. Громкость спицей увеличили, к супу не перешли, а бросились в герметически закрытую комнату. Хозяйка, чтобы надеть противогаз, должна была снять парик. А я тогда и не знала, что под париком у женщин голова бритая – а откуда мне было знать, если еще не было никаких сериалов о религиозных, это сейчас все смотрят «Неортодоксальную» и «Штисселя» и обсуждают, что достовернее.
Представляете, на шестерых орущих детей противогазы напялить... Маленький был в специальной люльке, покрытой пластиком, там как-то было сделано, чтобы младенцы не задохнулись, но и не наглотались химического воздуха. Для собак тоже что-то вроде этого существовало, но у них собак, конечно, не было – религиозным не полагается. После отбоя мы ушли, нас не задерживали, - хорошо дома тефтели в томате рядком стояли. Больше они нас никогда не звали. Я подумала, может, тоже решили, что я виновата, – как пришла, так обстрел.
А в другой раз к обеду – к ланчу в субботу – нас пригласила моя новая знакомая итальянка. Совсем не религиозная, просто в субботу как в выходной день. Обещала, что она за нами заедет, она не рядом жила. А на ланч собиралась сделать итальянскую пасту. Я еще не знала, что это примерно адекватно макаронам с томатным соусом, просто все должно быть очень хорошего качества, а не привычная серость – перед нашим отъездом с едой в Москве было плохо. И как она живет, тоже интересно было посмотреть. И на машине по городу проехаться. Да и просто выбраться из дома, из не своего подвальчика.
И вот мы ее ждем, а я замечаю, что дочка все время норовит голову почесать. Я думаю: что это с ней? Посмотрела, чуть в обморок не упала. Я никогда раньше вшей не видела, но сразу поняла, что это такое, потому что я вообще начитанная. Я позвонила этой знакомой, рассказала, какие у нас неприятные новости. Она сказала, что тогда не надо к ней в гости приходить, потому что даже, если девочка будет в платочке, вши могу перебежать на другие головы, она ведь еще гостей пригласила, не только нас. Много лет потом, очень со мной подружившись, она мучилась, как это она не догадалась наши порции пасты нам привезти, оставила нас без ланча. На самом деле, нас опять выручили эти чудовищные тефтели в томате – я-то ничего на ланч не припасла, думала, что мы в гостях попируем.
Ну, я, как всегда, позвонила Сюзан – узнать, что мне с дочкиной головой делать. Она меня заверила, что в израильских школах вши у всех, ничего нет в этом позорного – такой климат. Кончится суббота, откроются магазины, мы поедем в аптеку, купим шампунь против вшей, и все будет хорошо. Вернулись с шампунем, и я намазала им дочкину голову. В инструкции было четко написано, что надо подержать двадцать минут, а потом обязательно смыть, так как это очень опасная химия, может проникнуть в мозг, если дольше держать. Только собрались смыть, уже и воду нагрели – а в нашей открытой ванной это тоже было проблемой, боже мой, сирена – сигнал воздушной тревоги.
У меня выбор: опасная химия на девочкиной голове или возможность падения ракеты, потенциального химического оружия. Я решила вымыть девочке голову. В первый раз мы не надели, как положено было, противогазы, не положили мокрую тряпку и не спрятались в комнате. Для нас на этом война закончилась, хотя она еще какое-то время длилась, до самого конца февраля.
Когда я в Москве училась в университете, мы проходили военное дело, даже девочки. Потом был военный перевод – вполне полезно, а сначала строевая подготовка. Полковник, старичок, но крепенький, любил рассказывать: мы сюда, они туда, а мы сюда. И показывал руками направо и налево. Чувствовалось, что приятно ему о войне вспоминать. Наверное, не обо всех моментах, а об этих, о тех, о которых он рассказывал: мы сюда, а они туда. Вот мне тоже о каких-то моментах войны очень приятно вспоминать.
Добавить комментарий