Наш корреспондент в роли полицейского

Окончание. Начало № 15 (74) от 01 августа 2006 г.]

Овчарка с визиткой

В стрелковый центр меня везли какими-то огородами. За сеткой-забором непримечательное строение. Полиция за архитектурными изысками не гоняется и строит свои здания исходя не из писка моды, а функционального назначения. Обслуживают стрельбище три сотрудника. На данный момент один в отпуске, на месте миловидный сержант Сиси и в три обхвата весельчак Джон. Сиси отвечает за бумажную работу, Джон за оружие и тир. Что примечательно, чем бы не был занят сотрудник полиции, на службе он должен быть обязательно при всех причиндалах, прикрепленных к его поясу. Немножко забавно видеть Сиси за компьютером, обвешанную дубинками и пистолетами или Джона с метлой в тире и в шортах, но тоже при поясе.

На “пояс шахида” крепятся пистолет, электрошоковый “Тайзер”, наручники, дубинка, рация, еще какие-то цацки, общий вес до 11 фунтов. Джон знакомит меня с джентльменским набором полицейского. Табельное оружие луисвиллской полиции (и в основном по стране) — австрийский 9-миллиметровый пистолет “Глок” с патронами “Люгер”. Емкость магазина — 15 патронов. Допускается шестнадцатый, досланный в патронник, а также использование магазинов до 19 патронов емкости.

При поступлении на службу сотрудник автоматически получает разрешение на постоянное ношение и хранение личного табельного оружия, поэтому ему не надо каждый раз сдавать и получать пистолет и патроны. Не возбраняется скрытое ношение дополнительного малогабаритного пистолета, оружия “последнего шанса” (backup weapon). Полицейские боеприпасы обладают мощным эффектом и наносят очень тяжелые раны.

Кроме того, в случае необходимости, в ход идут винтовки “Винчестер”, при чрезвычайной ситуации — пистолеты-пулеметы “Хеклер унд Кох”. Винтовки и пулеметы на дом не выдаются и хранятся в арсенале. Джон проводит со мной стрелковый ликбез, дает пощелкать затворами, поцелиться, но к практической стрельбе не допускает — требуется специальное разрешение. Пользоваться тиром могут все полицейские и детективы без всяких ограничений, когда есть время и желание.

...Эрос — первая в моей жизни собака с собственной визиткой. На ней синим по белому впечатано: “Officer Teddy Parks — Police Canine Unit. Eros — Narcotics Detector”. Полдня мотаемся по городу в машине с аббревиатурой К-9. Все собачьи службы страны носят эту кодировку, будь это обычный уличный патруль, таможня, охрана важных объектов. С одной стороны кабины — инструктор Тедди Паркс, с другой — я, временами между нами морда мистера детектора. Заднее сидение — резиденция-конура Эроса. Когда мы выходим из машины без собаки, Тедди включает специальную сигнализацию на случай отключения кондиционера.

Эрос — немецкая овчарка, одна из дюжины собак луисвиллской полиции. Родом из Чехословакии. В ответ на мое удивление, зачем покупать собак в Европе, когда своих пруд пруди, Тедди грустно констатирует: в Америке явный крен в сторону собачьей красоты, а не практической пользы. Поэтому в основном закупают служебных собак в Голландии и Чехословакии. Один из таких закупочных центров в Индиане, где молодые щенки проходят “курс молодого бойца”, затем расходятся по покупателям, которые лепят из “полуфабрикатов” собаку нужного профиля. В полиции это патрульная служба, вынюхивание преступника по следам, наркотики и взрывчатые вещества. Специализация Эроса — наркотики.

Большинство собак живут дома у инструкторов и приходят вместе с ними на службу, некоторые на псарне. Впрочем, у каждого есть своя персональная клетка. Там они отдыхают, или ждут вызова на задание. Когда мы с Тедди вошли на псарню, поднялся такой гвалт и лай, будто там не десять собак, а целая сотня. Увидев незнакомца, шерстяные полицейские захлебывались от злобы и яростно бросались на сетки ограждения.

Собачий питомник одновременно их гостиница (кому и дом) и место для дрессировки, рядом большая тренировочная площадка. Кормежкой, выгулом и уходом за животными занята Сью, полная женщина за пятьдесят, она же следит за их здоровьем. В течение года собаки дважды проходят ветеринарный осмотр. В полиции нет собачьей дискриминации по породе и полу, главное, соответствие выполняемой работе. Но все-таки заметно преобладание немецких овчарок.

В среднем закупочная цена одного “хвоста” — 5-6 тысяч долларов, но животное быстро себя окупает, особенно собаки по наркотикам. Например, Эрос за восемь лет службы “заработал” около сотни тысяч долларов. Рекордсменом был пес, нашедший несколько лет назад в обшивке машины 700 тысяч (!) наркодолларов. Эрос способен учуять наркотики, не выходя из машины. Правда, если достаточная концентрация зелья и попутный ветер. Сегодня спокойный день, мы никого не поймали. Тедди останавливается у тренировочного пожарного депо, от которого у него есть ключи. Показывает мне три упаковки с марихуаной и героином, затем прячет пакетики на кухне, в туалете и на днище пожарной машины. Эрос находит наркотики за несколько минут. Награда “герою” стандартная — побегать за мячиком.

Работают собаки по 8-10 лет, затем уходят на пенсию. Остаются у своих инструкторов, либо находят хозяев через объявления. Невостребованные доживают век в полицейском питомнике, труднее всех приживаются у новых хозяев приученные к агрессии патрульные собаки.

Возвращаюсь домой с чувством исполненного долга и насквозь пропахший псиной.

— Конечно, толерантность.

— Да, к счастью я никого не убил, но двоих ранил.

— Этому и учат в полицейской академии. Конечно же, в подобных случаях, нами принимаются особые меры. С полицейским работают врачи-психотерапевты, он на два-три месяца отстраняется от оперативной работы. Пока не закончится служебное расследование обстоятельств происшедшего. Но убивают не только полицейские, убивают и их. И этот мартиролог, к сожалению, растет с каждым годом.

Полицейское “Министерство Правды” находится на втором этаже главного офиса управления. Чтобы попасть туда, надо пройти обычный “предбанник” с дежурным при входе в здание, затем через домофон пообщаться с очередным охранником, затем к тебе выходят два добрых статных молодца — Кевин Боулинг и Марк Братчер — и с лучезарными американскими улыбками ведут в свой кабинет. Оба детектива спортивны, подтянуты, энергичны, охотно откликаются на юмор. В отличие от патрульных и спецназовцев, полицейские детективы хотя и имеют, но не носят униформу. Ничто в Марке и Кевине не выдает местных “Больших братьев”, через их руки и полиграфы проходят поголовно все работники полиции: от уборщицы до самого Шефа.

Полиграф, или в простонародье “детектор лжи”, итальянское изобретение еще конца XIX века, но получившее признание и расцвет на американской почве. В полиграф то безоглядно верили, то предавали анафеме. Последний спад полиграф пережил лет 20-30 назад, но в последнее время он опять выглядит бодрячком. “Детектором лжи” охотно пользуются правительственные органы и силовые министерства, не говоря уже о разведке и контрразведке. Самое смешное — лучший полиграф в Кентукки находится в стенах Общества охоты и рыбных ресурсов. Основная идея полиграфа заключается в том, что наше сознание изначально запрограммировано на правду. Когда мы лжем, в нашем организме возникает эмоциональный дискомфорт, который фиксируется аппаратурой. Мишень полиграфа — наша память, наш предатель — наш организм.

В луисвиллской полиции два полиграфа: для “кадровой” работы и проведения следствия. Кроме того, служба полиграфа выполняет заказы по просьбам коллег из небольших городов штата или по особым заявкам. Стоимость заказа на тест “со стороны” 200-500 долларов, в остальных случаях бесплатно. Чтобы получить лицензию на работу с полиграфом, надо пройти 15-недельные курсы. Казалось бы, немного, но попасть туда можно, лишь имея значительный опыт следовательской работы, притом на важных участках, как расследование убийств, грабежей, изнасилований и т.п. Опыт нужен для составления вопросов. Полиграф без грамотно составленных вопросов просто машина. Одинаковых криминальных дел не бывает и при каждом тесте требуется индивидуальный подход.

В год Кевин и Марк проводят до 500 тестов. Каждый занимает по несколько часов, не считая предварительной подготовки и составления вопросов. Оба детектива дружно верят в эффективность полиграфа и оценивают его КПД на 99,99 процентов. Столь оптимистическая цифра вызывает у меня скепсис. Если такая степень достоверности, то зачем тогда все эти адвокаты, прокуроры, судьи? Прошел тест — иди на свободу, не прошел — шагай в тюрьму. Наверное, что-то не до конца убеждает законодательную и судебную ветви власти, если далеко не во всех штатах признается судебная сила доказательств на “детекторе лжи”. Кевин и Марк продолжают упорствовать, и считают, что если защита и обвинение признают самоценность полиграфа, то они просто останутся без куска хлеба.

Спрашиваю детективов, можно ли подозреваемому отказаться от прохождения теста? Можно, тест — добровольное решение человека. Иду от противного и напрашиваюсь на тест. Хотя внутри небольшой мандраж. Ну не такой я уж честняга, чтобы не провалить экзамен, с другой — а что я теряю? К удовлетворению сторон, дело заканчивается полюбовно. Марку и Кевину не нужна двухчасовая морока со мной, да еще надо подготовиться, о чем спрашивать столь нестандартного клиента. Детективы просто заводят меня в маленькую полутемную каморку за бронированной дверью, Кевин сажает в очень похожее на электрический стул кресло, опутывает тело проводами, крепит на подушки пальцев электроды. Для полного счастья не хватает рубильника. Марк по моей просьбе фотографирует исторический момент — я на “детекторе лжи”!

Последняя моя работа в полиции — патрулирование улиц. Место — один из восьми участков города, самый небольшой по числу полицейских — в штате всего 78. Маленький, да удаленький, подведомственная территория в самом сердце черного даунтауна — луисвиллский Гарлем. На входе в участок портрет молодого полицейского, погибшего при исполнении два года назад. Если “повезет”, у меня есть шанс оказаться с ним рядом. Подписываю бумаги, что полиция не несет никакой ответственности за мое сумасбродство, а также кому в случае чего передать мои останки, и поступаю под начало патрульного офицера Криса Хилла.

Как и большинство моих предыдущих “начальников”, Крис из потомственных полицейских. Похоже, семейный фактор один их самых эффективных при выборе профессии. Крис чуть было не стал спортивным журналистом, но верх взяла семейная традиция — полицейскими были его дед, отец и двое дядей. Первые несколько часов патрулирования я едва не сдох со скуки. Ну и работенка, бесцельно кружить от 34-й стрит до Бродвея! Чтобы убить время, расспрашиваю Криса о полицейских машинах. Основная рабочая лошадка — Cruisers Ford Crown Victoria и Chevrolet Caprice Classic, минивэны Ford Econoline и Chevrolet Chevivan, внедорожники Ford Bronco и Chevrolet Blazer.

Для транспортных средств полиции обязательны форсированный двигатель, усиленные подвеска, рама и трансмиссия. Мощь патрульной легковушки, наверное, почище “Хаммера”. Все машины оснащены проблесковыми маяками, громкоговорителями, радио и уоки-токи, многие подключены через интернет к полицейской базе данных, охватывающей всю территорию США.

Перед началом смены заливается полный бак, лимита на горючее нет. Тот же Крис в день наезжает по несколько сот миль. Автомобиль списывается через три года и продается на аукционах. По пути выпытываю о полицейской экипировке. В обязательный комплект входят: служебное удостоверение, жетон, блокнот, авторучка, перочинный нож, свисток, хирургические перчатки, газовый баллон, наручники, ключ к ним, дубинка, фонарик, два пистолета, два запасных магазина, радиостанция, бронежилет. Хлопаю Криса по животу, бронежилет на месте, патрульный предлагает мне запасной из багажника, пробую на вес, но тут же легкомысленно отказываюсь — в такую жару таскать на себе “майку” весом в три килограмма!

Район нашего патрулирования, как Серенгети, — бок о бок травоядные и хищники. По одному тротуару гуляют респектабельные господа, на другом кучкуется шпана и проститутки. Проезжаем несколько жилых комплексов на 8-й программе. Выбитые двери, заклеенные пластиком или картоном окна, забитые под завязку мусорники. В большинстве домов нет кондиционеров, если есть, то только наружные. Полдень рабочего дня, но возле домов полно бездельничающих людей, в основном молодежи и подростков. Каждый с мобильником. “И с ножом и пистолетом”, — добавляет Крис. — “Это что, настоящая жизнь здесь начинается после полуночи, сотни людей на улицах, под парами и наркотой”.

Спрашиваю, не боится ли ехать в эти логова ночью? Привык, но опасность, конечно же, есть. Зачастую эти люди непредсказуемы, да и дежурят патрульные в одиночку. Сдвоенные патрули только по выходным и праздникам. Хочу выйти пощелкать камерой, но Крис не советует, не стоит дразнить гусей. Местная публика знает своего патрульного и уже привыкла к нему, к чужакам относится подозрительно. Делится секретом: некоторые из шпаны на крючке у полиции и работают осведомителями. Иногда за плату.

Главный бич кварталов бедноты — наркотики. От них рождается вся преступность: грабежи, убийства, перестрелки, проституция. Парадокс: в этих трущобах крутятся огромные деньги — не так давно у одного местного наркодилера изъяли несколько сот тысяч долларов наличными. Охранниками дилера были девять питбультерьеров. Пацаны в 12-13 лет уже вооружены и вовлечены в наркобизнес. Дурные деньги тратятся не по уму. На 200-долларовый рыдван ставят двухтысячную аудиосистему, и ту вскоре украдут. Крис отмечает противоречивость местного уклада. На каждом углу церковь, притон и наркоточка. В очередной раз отмечаю про себя неожиданный политически корректный аспект проблемы преступности. Уже не первый из полицейских (белых!) мне говорит, что проблема не столько в цвете кожи обитателей гетто, сколько в их социальном положении. Крис приводит в пример один из самых криминальных районов города — Портленд — преимущественно заселенный белыми. Как решить проблему, никто из полицейских не знает.

Внимание Криса привлекают две фланирующие черные особы, одна так себе, другая — вся секси. “Секси” оттопыривает зад а ля Дженнифер Лопес и склоняется к окну машины. Что делают? А ничего. Встретилась со знакомой, стоим, болтаем. Формально придраться не к чему. Спрашиваю Криса, почем местные красотки? До 30 долларов, малолетки и вышедшие в тираж могут стоить 3-5 баксов или самокрутку гашиша.

Следующая особа — женщина лет 35-ти с неожиданным для района белым цветом кожи. Крис останавливается, спрашивает: есть проблемы? Нет. Крис просит протянуть вперед руки. Ладони бьет крупная дрожь. Подушечки пальцев в волдырях — героин растапливают на стекле и наркоманы постоянно получают ожоги. Но опять же, непойманный — не вор и мы отъезжаем восвояси.

Сегодня нам везет на женщин. Проезжаем мимо одного из гетто. К машине кидается подросткового сложения черная девица, вся в соплях и слезах, за ее спиной группка ухмыляющихся парней с золотыми зубами. Крис открывает заднюю дверь и девушка садится в машину — ни он, ни она не хотят разговаривать при “свидетелях”. Припарковываемся в спокойном районе, слушаем версию девицы. В субботу она гостила у подруги, живущей в этом районе, вышла на улицу, как ее схватили несколько парней и затащили в большую машину, отвезли на какую-то квартиру и насиловали. Девять человек в течение пяти дней! Черные и белые. Выпустили только сегодня.

Групповое изнасилование — это серьезно. Крис вызывает по мобильнику “скорую”, но наша подопечная неожиданно отказывается ехать в госпиталь или, на худой случай, сдать анализы в машине “скорой”. Пока медики уговаривают потерпевшую, Крис наводит справки о нашей девице. Выясняется предварительная картина. Ей 21 год, уже трижды мама, находится на probation за систематический недосмотр за детьми, и в случае рецидива ей светит тюрьма. Мать девицы говорит по телефону Крису: не верьте изнасилованию, дочь была в загуле, эти сказки не в первый раз.

Крис выводит девицу из машины, защелкивает наручники, и мы едем в городскую тюрьму. Недоумеваю, почему так круто? Крис поясняет: решение суда и обман полицейского. Да, в Америке с законом не шутят. Сдаем нашу “потерпевшую” тюремщикам, прощаюсь с Крисом и выхожу на улицу, как раз напротив Департамента полиции — места, где началась и закончилась моя “полицейская карьера”. На минутку представил, как город бы жил без полиции, и стало не по себе от своей фантазии. Правовой произвол, хаос на дорогах, беззащитность дома, беспредел на улицах, полный паралич деловой, общественной и личной жизни... Нет, все-таки хорошо, что у нас есть полиция.

— Какие-то нюансы существуют, но по большому счету на деловых и личных отношениях никак не отражаются.

— Я могу сказать не о Луисвилле, а моем опыте в целом. У нас были проблемы с сомалийцами в отмывании денег и банковских аферах, и с латинос. С последними, по большей части, связанные с нарушением законов об эмиграции.

— (Смеется). О, с вами пока no problem!

— Правда.

— Опасны все мегаполисы, но если брать за точку отсчета преступность не в целом, а на душу населения, самый опасный город в США — Трентон, столица штата Нью-Джерси.

— Нет вопросов. Американская.