Трудно представить, что большинство людей в бывшем Советском Союзе проживали в коммунальных квартирах. Обычно на входной двери укреплялась панель с фамилиями и кнопками звонков к жильцам. Некоторые из моих родственников жили в многонаселенных квартирах, где на всех был один туалет. Это всегда составляло проблему. Как рассказывал мой дальний родственник Саммуил Мидлер, проживавший с семьёй на улице Горького дом 34 (теперь - Тверская), часто соседи стучали в дверь места общего пользования со словами: «Хватит сидеть, освобождайте…». Однажды к ним приехала тётя из Америки. Она пришла в ужас от того, что туалет был один и, к тому же, всегда занят. Поэтому она не могла долго находиться у них в гостях и убегала в гостиницу, где остановилась. Вернувшись в Америку, она стала посылать им посылки с шубами из искусственного меха. Это помогло им купить кооперативную квартиру на Преображенке.
Мой папа приехал в Москву в 1936 году из Ярославля, где он работал инженером в Техническом отделе ТЭЦ. По объявлению сумел купить 2 комнаты в коммунальной квартире одноэтажного дома во дворе по адресу: Чистые пруды, дом 3, квартира 19. Благодаря этому переезду, папа спас свою жизнь, так как всех руководящих работников Ярославской ТЭЦ арестовали как «врагов народа». Наш дом был перестроен из конюшни. Балка на потолке напоминала об этом. Дом состоял из двух секций. В нашей квартире, под номером 19, были ещё две изолированные комнаты. Их купили пожилые люди Херсонские. Вторую половину дома (квартира 20 ) выкупил Георгий Смирнов с женой и двумя сыновьями. Я помню, что пытался учить игре на фортепиано старшего сына Серёжу. Спустя много лет он стал архитектором, но всегда вспоминал наши занятия музыкой. Главный вход в квартиру был со двора и проходил через кухню. Но был ещё «чёрный ход» на Большевистский переулок, теперь Гусятников. Наш дом всегда красили только со стороны переулка, так как напротив находилось Швейцарское посольство. Мы с сестрой Мэри любили наблюдать из окна за подъезжавшими дипломатическими машинами.
Учась на пятом курсе Московского инженерно-экономического института, в 1952 году сестра вышла замуж за студента Энергетического института Евгения Дубинчика.
Итак, в двух смежных комнатах стало проживать 6 человек: папа, мама, бабушка (папина мама), сестра с мужем и я. На ночь ставили раскладушку, и я спал под пианино немецкой марки «SHTURZVAGE». Это пианино было подарком, который сделал папа маме в честь моего рождения. Звуки этого инструмента сопровождали меня всю жизнь до отъезда на ПМЖ в США.
В нашей небольшой квартире появился первый телевизор марки КВН-49, с экраном размером с почтовую открытку и огромной линзой, увеличивающей изображение. Каждый вечер родственники и соседи (о них позже) приходили «на телевизор с буфетом». В двенадцатиметровой комнате перед телевизором ставили стулья, и все получали удовольствие от этого чуда техники. После окончания телепередачи неизменно накрывался круглый стол под абажуром с кистями и мама выставляла угощение, всё что было в холодильнике.
Во время войны наша семья и соседи по коммуналке Херсонские уехали в эвакуацию. Когда в конце 1943 года мы вернулись в Москву, то у нас оказались новые соседи. Управдом вскрыл замки комнат Херсонских и поселил на их площадь Варвару Ивановну и её 35-летнего сына Петю. Она не любила закрывать наружную дверь нашего дома. Я помню, как в этом «доме открытых дверей» украли папино пальто, исчезли калоши с вешалки, стоящей в общем коридоре. Когда вернувшиеся из эвакуации Херсонские потеряли всякую надежду вернуть свои комнаты, они дали папе доверенность для судебных разбирательств. Но суд оказался на стороне Варвары Ивановны, которая дожила свой век на чужой жилой площади. Соседка по-своему меня любила. Я составлял ей компанию, играя в карты в «подкидного дурака». Но ее отношение ко мне изменилось, когда я поступил учиться на фортепианное отделение Московского музыкального училища имени Гнесиных. Её музыкальные вкусы были связаны с русской песней, и она мне говорила, когда я учил классический репертуар: «Лучше бы на баяне играл, чем на этой бандуре». Так она называла пианино.
Её нервы сдали, когда я начал учить произведения Родиона Щедрина: «Юмореска» и особенно «Бассо остинато». Движущиеся октавы в басовом ключе добили её - и она вызвала милицию. Поскольку поздно вечером и ночью я не играл, то избежал судебных санкций. Сын Варвары Ивановны Петя был здоровый, но пьющий мужик. Он работал надзирателем в тюрьме. Так как у него убежал преступник из тюрьмы, его уволили и он всегда был дома. Когда мне было лет 10 -11 он любил преследовать меня, шутливо приговаривая: «Какой хочешь получить щелбан: Южноафриканский или Американский?». Растопырив пальцы огромного кулака, он шёл на меня, а я увертывался. Иногда он предлагал «показать Москву». Это означало - поднять меня вверх за уши. Я думаю, что это были его методы воспитания заключенных, когда он работал надзирателем. Петя женился на женщине с сыном. Количество соседей увеличилось. Сын быстро рос, попал в дурную компанию и стал настоящим хулиганом. Однажды Петя попросил меня вызвать милицию, так как Колька угрожал его убить. Телефон находился на письменном столе нашей комнаты. В милиции мне ответили: «Когда убьёт, тогда и приедем».
Был случай, когда Колька кого-то избил на станции метро Кировская, теперь Чистые пруды. Во взвинченном состоянии он решил повеситься в нашем туалете. В старых санузлах использовали верёвку для спуска воды из верхнего бачка. На ней он решил закончить свою жизнь. Но мать его спасла. Когда ему исполнилось 18 лет, его забрали в армию. Уходя, он мне сказал, что скоро вернется. И действительно, вскоре его комиссовали. Петя разошёлся со своей женой. Из нашей квартиры исчезли Аня и ее сын Коля, но появилась новая жена Наташа. Она работала в продуктовом магазине, так что Петя всегда был сыт. Когда у Наташи было хорошее настроение, она могла нас угостить чёрной икрой. К сожалению, из-за долгого хранения её трудно было прожевать. На кухне стояли два стола и газовая плита. На газовые камфорки Наташа любила ставить баки, где кипятила белье. Иногда кипящая мыльная вода стекала на нашу кастрюлю с супом. Надо было вовремя забрать кастрюлю - и исчезнуть в свои апартаменты. Мы ей мешали быть полновластной хозяйкой на кухне, поэтому она часто посылала нас в Израиль.
Когда папа умер, я стал владельцем этих двух комнат. Кроме квартплаты, должен был платить налог за землю и ренту со строения. Я пошёл в Моссовет, чтобы отказаться от собственности, но мне сказали, что эта жилая площадь городу не нужна. В 70-е годы территория нашего двора приглянулась Первому секретарю ЦК КП Казахстана Д.А. Кунаеву. Он решил расширить территорию Казахского Представительства за счёт сноса нашего одноэтажного дома и двухэтажных строений в нашем дворе. Я думал, что при сносе дома как собственник имею право выбора района. Но увы, в то время частная собственность не давала льгот.
Мы с мамой получили хорошую двухкомнатную квартиру на пятнадцатом этаже одноподъездного 16-этажного дома - в Бибирево. Впервые в своей жизни мама стала жить без соседей. Из своих 86 последние 15 лет она прожила в комфортных условиях. В этом же доме получили квартиру наши бывшие соседи Петя и Наташа. К счастью, мы уже редко встречались.
Добавить комментарий