Её встречи с советской действительностью 

 ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ

 «Я сам знаю, что я ВАМ должен ставить». Эти восемь слов c ударением на ВАМ буквально впечатались в её мозг 3-го августа 1960 года. Забыть их она не могла. Они всегда, всю жизнь, были с ней как обязательное ношение «Звезды Давида», хотя её никто не заставлял помнить эти слова. Они сами навсегда поселились в ее памяти... 

 ... Школу Ника закончила прекрасно, с одной четверкой. Начиная с восьмого класса, посещала «химический кружок» в Ленинградском Дворце Пионеров, там на профессиональном научном уровне изучала химию с преподавателями университета. Учась в девятом и десятом классе, еженедельно в Центральном Лектории слушала лекции по физике для поступающих в ВУЗы старшеклассников. Там собирались юноши и девушки, умеющие мыслить, задавать вопросы, спорить и доказывать, одним словом, интеллектуальная молодежь. К вступительным экзаменам по математике Ника готовилась со специальным преподавателем-репетитором, тренировавшим ее в решении особо сложных задач. Так, «во всеоружии», семнадцатилетняя Ника подошла к поступлению в институт летом 1960 года.

Вопрос «Куда поступать?» решался давно. -Давай смотреть трезво: в университет тебя не возьмут, будь ты хоть семи пядей во лбу,--рассуждала Эстэр, мама Ники, не понаслышке знающая, как решается национальный вопрос в СССР. Она хотела уберечь свою дочь от психологической травмы провала экзаменов, организованного «специалистами по заваливанию» неугодных, с точки зрения идеологов государства, абитуриентов. Для Ники это не было большим откровением, от неё никогда не скрывали истинных исторических фактов прошлого и тем более настоящего. Несмотря на доброжелательное и поощрительное отношение к себе в обеих школах, во всех кружках, имея хороших друзей и знакомых, стремящихся к общению с ней, Ника каким-то внутренним чутьем ощущала незаметную национальную метку у себя и у людей той группы, к которой принадлежала она... 

 Семейные обсуждения, советы ближайших к семье друзей привели к выводу о том, что после окончания школы Нике стОит идти учиться в Технологический Институт им. Ленсовета, тем более, что до войны его закончили Никины мама и папа. Ими он воспринимался как второй дом. Ника посетила День Открытых Дверей в этом институте и консультации по всем предметам предстоящих вступительных экзаменов. Преподаватели ей понравились, отвечали на вопросы абитуриентов весьма доброжелательно, гостеприимно приглашали посмотреть аудитории этого старинного, постройки 1828 года, здания, рассказывали о его богатой истории и об окончивших его знаменитых ученых. На консультациях Ника поняла, что ее уровень знаний и подготовки к экзаменам вполне приличный и соответствует требованиям приема в этот ВУЗ. Но, будучи человеком эмоциональным, Ника, как всегда, волновалась по поводу своих знаний и продолжала ежедневно подолгу заниматься.

 Наконец, наступило первое августа – день сдачи первого экзамена, письменной математики. В Ленинграде в то лето стояла жара, влажный воздух прогревался до 30С и выше, «расплавленный» асфальт излучал дополнительное тепло. В городе дышать было нечем, особенно в центре, где находился Технологический Институт.

 Войдя в указанную в расписании аудиторию, Ника села подальше от окна, раскаленного солнцем, получила от преподавателя листок с заданиями по алгебре, геометрии и тригонометрии и начала работать. Со всеми заданиями она справилась немного раньше положенных трех часов, дважды проверила написанное и сдала экзаменатору.

 На следующий день Ника поехала в институт узнать результат первого экзамена. С сильно бьющимся сердцем подошла к вывешенным в коридоре спискам сдавших математику. Народу толпилось множество: абитуриенты, их мамы, иногда даже бабушки и друзья-болельщики. Кое-как протиснувшись поближе к спискам, она стала быстро пробегать глазами фамилии допущенных к следующему экзамену и от волнения не заметила свою. Потом пошла по второму разу и, наконец, увидела «Мильц – 5». Сердце подпрыгнуло и радостно затрепетало. «Один из пяти экзаменов сдала. Теперь сосредоточусь только на физике», - подумала Ника.

 Экзамен по физике в расписании был назначен на 3-го августа. Она пришла к 9 часам утра и попала в первую группу экзаменующихся. Вытащив билет с двумя теоретическими вопросами и задачей, Ника хотела занять место у доски, располагавшейся подальше от окна, чтобы солнце не пекло, но преподаватель преградил ей путь и подвел ее к доске, стоящей непосредственно у окна. Уже с утра солнце нещадно раскалило воздух в аудитории.

Примерно минут через 40 она пригласила экзаменатора: «Я готова отвечать». Он как-то странно отмахнулся от нее и сел за свой стол. Она продолжала стоять у доски на солнцепеке и ждать. Наконец, он подошел. Это был ничем неприметный, бесцветный внешне, мужчина неопределенного возраста. От него веяло каким-то нескрываемым безразличием и холодом. Он встал спиной к окну и закурил. Дым, распространявшийся вокруг нее, Ника с трудом переносила: дома курильщиков не было. Она отвечала на вопросы в билете, а преподаватель молчал и курил, не проявляя никакой реакции. Когда она закончила, он протянул ей листок с новой задачей и холодно произнес: »Решите эту задачу». Несмотря на жару, дым и усталость, Ника принялась за решение и своевременно вспомнила, что такого типа задачу решали на лекции в лектории. Написав ход решения на доске, пригласила экзаменатора, уверенная в том, что теперь ее выпустят из этого ада. Выслушав ответ на эту дополнительную задачу и никак не прореагировав на него, он вдруг сказал проходившей мимо преподавательнице: 

- Я устал. ПОПЫТАЙ ЕЕ. 

От этих двух акцентированных им слов у Ники похолодело в груди. Слова эти ассоциировались в ее голове с вражеским ГЕСТАПО, но никак не с процессом вступительных экзаменов . Преподавательница, которой дали указание пытать, вероятно, знала этот код и приступила к делу. С непроницаемым лицом она стояла рядом с Никой, никуда не отлучаясь, и сыпала вопросами, не комментируя ответы и не проявляя никакой реакции. 

 Уже шёл 4-й час этого мучительного для Ники экзамена. Все, кто вошли вместе с ней в 9 часов утра, давно закончили экзамен и ушли. Женщина-экзаменатор, возможно, тоже устала от накуренного душного воздуха и непосильной работы, перестала задавать теоретические вопросы и дала Нике решить ещё одну задачу. Но увидев на доске первые шаги решения, прервала Нику и сказала: «Достаточно.»

Потом подвела ее к столу, за которым сидел первый Никин экзаменатор, и сообщила, что задачу абитуриентка не решила: «Наверно, больше четверки я не получу, а может быть и тройку»,- промелькнуло в голове Ники. В этот момент она с ужасом увидела слово «неуд», которое медленно выводил этот физик на экзаменационном листке. Её мозг отказывался принять эту несправедливость и она спросила, глядя в его водянистые серые глаза: -За что вы мне ставите двойку? -Я сам знаю, что я ВАМ должен ставить,- чуть приподнявшись, положив обе руки на стол и глядя прямо в глаза Ники, отчеканил преподаватель физики.

Таков был приговор после нескольких часов пыток...

 В состоянии глубокого стресса Ника добралась до дома и буквально рухнула на диван, рыдая. Явная несправедливость, очевидное, мягко говоря, неприятие двумя экзаменаторами незнакомой им 17-летней абитуриентки, изнурительная атмосфера в аудитории и глубокая усталость – все это вместе взятое превратилось в одну нескончаемую душевную боль и непроходящий спазм в горле: говорить она не могла. Вообще ничего не хотелось, только плакать... 

 В течение долгого времени Эстэр периодически присаживалась к дочке на диван, на котором та безучастно лежала, нежно гладила ее и тихим голосом успокаивала: -Знаешь, Никушенька, я чувствую твое отчаяние, твою боль не меньше, чем ты сама, но этот провал поступления – не трагедия в масштабе жизни, на будущий год поступишь в другой институт, выберешь интересный факультет и будешь прекрасно учиться. 

Ника молча смотрела на маму... Эстэр встала, нашла экзаменационный листок Ники и увидела написанную на нем фамилию преподавателя физики – Цветков. Снова подсела к дочке на диван и произнесла запомнившиеся Нике на всю жизнь слова: -Никушенька, солнышко моё, ты не знаешь, как дальше повернется твоя жизнь. Может случиться так, что ты еще будешь благодарить этого Цветкова. То, что тяжело переживается сегодня, может обернуться неожиданным благоприятным поворотом Судьбы.

 ... Через три недели после провала по физике Ника получила пятерки по всем предметам на вступительных экзаменах в Ленинградский Институт Точной Механики и Оптики, в том числе и по физике, причем ни один учебник она больше не открывала с того ужасного августовского дня. ..

 ...Прошло много-много лет, и мамины слова оказались пророческими для Ники. Тот день 3-го августа 1960 года оказался началом непростого пути к судьбоносной Встрече...

 ВСТРЕЧА ВТОРАЯ

 Студенческие годы пролетели быстро и подошли к своему завершению, одним из волнующих событий которого являлось “ распределение”. Каждый студент получал направление в научно-исследовательские, учебные институты, на профильные заводы, где по закону выпускник обязан был отработать три года. Старшекурсники- ленинградцы, волновались особенно: их могли направить на работу в любые города страны.

 Ника училась в группе, которую готовили по специальной программе для «ящиков», т.е. для «закрытых» заводов и НИИ, где в основном развивалась передовая наука и работали высококлассные профессионалы. Не только в своей группе, но и на факультете Ника оказалась первой по успеваемости, ее средний бал за все годы учебы в институте был -4,99. Несмотря на этот результат, Ника волновалась по поводу распределения и обсуждала возможные варианты дома и с друзьями. Эстэр, мама Ники, опытный человек, трезво оценивала ситуацию с местом будущей работы дочки. -Наилучшее для тебя распределение – НИИ, там ты бы занималась наукой, ты любишь расчеты и теорию больше ее практического применения, во всяком случае, на данный момент твоей жизни,- рассуждала Эстэр. Самый главный научный центр по твоей профессии – ЛОИ (Ленинградский Оптический Институт), - продолжала она,- но сомневаюсь, что тебя туда возьмут... Такова сегодня реальная жизнь. Понимаешь? -Да, уже имею такой опыт,- ответила с расстановкой Ника. 

 В один прекрасный день официально объявили, что из ЛОИ пришел запрос на выпускников, окончивших по той специальности, которую получила Ника. Ленинградцы очень обрадовались, а Ника озадачилась: “Что делать? Подавать ли мне в ЛОИ заявление вместе со всеми или нет? Ведь никаких предложений из других мест на мою специальность не поступало. Если больше идти некуда, то, может быть, и меня возьмут? “ - мысленно рассуждала Ника. Поколебавшись, решила посоветоваться с куратором по распределению. Он успокоил ее, сказав: -Ника, кому же еще идти работать в ЛОИ, если не вам? По этой редкой специальности вы – наша самая успешная студентка.

 Все выпускники из Никиной группы, имеющие ленинградскую прописку, написали заявления о приеме на работу в ЛОИ, и Ника в том числе.

 Окончательная процедура распределения проходила в кабинете декана факультета. За большим столом, покрытым красным сукном, сидели несколько человек: начальница отдела кадров ЛОИ, зам. директора ЛОИ по науке, куратор по распределению, парторг института и секретарь комсомольской организации, который учился вместе с Никой в одной группе. Руководила этим заседанием, похожим больше на партсобрание, чем на распределение студентов на работу, “баба Соня” – заместитель декана факультета Софья Михайловна Дрекман. Она относилась к той категории евреев-антисемитов, которые еще более омерзительны, чем любые другие антисемиты. Своими речами и действиями она демонстрировала себя исконно русским человеком, никакого отношения к евреям не имеющим. Студенты старались обходить бабу Соню стороной и, если возникала необходимость решить какой-то важный вопрос, обращались прямо к декану факультета Василию Васильевичу, милейшему человеку и прекрасному преподавателю.

 Студенты толпились в коридоре. На комиссию их вызывали по одному в соответствии с успеваемостью: от самого высокого балла по убывающей к самому низкому. Нику пригласили первой. Она вошла и встала перед столом, за которым сидела “государственная комиссия по распределению”. Начальница отдела кадров ЛОИ – мощного телосложения крашеная блондинка с модной в те годы прической «хала» на голове - задала Нике ряд анкетных вопросов и уверенно констатировала:

-Принять Вас на работу мы не можем.

-Почему?—удивилась Ника.

-Ваши документы не подходят нашему институту.

-В моих документах,- срывающимся от волнения голосом проговорила Ника,- нет ничего, кроме «не была», «не значилась», «не имела» и «не состояла». Почему я не могу работать в ЛОИ? Объясните, пожалуйста. 

В этот момент, не дав кадровику найти хоть какой- нибудь приличный ответ на прямой вопрос Ники, вскочила разъяренная баба Соня и, желая помочь “правильной” представительнице отдела кадров, точно знающей чьи документы подходят, а чьи нет, произнесла: -Вам сказали, что ваши документы не годятся. Не задавайте никаких вопросов. Пишите лучше другое заявление. Мы направляем вас на работу на завод. Скажите еще спасибо.

-Нам объявили, что всех выпускников по моей специальности берут в ЛОИ,- не сдавалась Ника,- у меня самый высокий бал – 4,99. Я не понимаю, почему всем можно, а мне нельзя.

-Ника,- негодовала баба Соня,- если ты не подпишешь распределение на завод, Я ЗАШЛЮ ТЕБЯ В НОВОСИБИРСК! Поняла?

-Нет. Не поняла.

-Тогда иди и подумай: завод в Ленинграде или в Новосибирске. Выбирай. Могу заслать тебя еще и подальше.

-Вы свободны,-ьсказала, как отрезала, ЛОИевский кадровик Нике.- Следующий.

Как ни пыталась Ника сдерживать слезы, но, выйдя в коридор, расплакалась. Вдруг из кабинета выскочил комсомольский босс Толя Молошин, принимавший участие в комиссии и учившийся в той же группе, что и Ника. Он подлетел к ней и возмущенно прошипел:

-Ты что ? Сама не понимаешь? 

-Что я должна понимать?—сквозь слезы спросила Ника.

-Слушай, ну ты же сама все понимаешь. 

-Объясни мне простыми словами, что мне надо понять. Ты сам-то понимаешь?

Вместо ответа он махнул рукой и убежал со словами «мне некогда».

Полная безысходность, чувство оскорбленного достоинства и непонимание того, почему именно этим, сидящим за покрытым красным сукном столом, людям дано право решать судьбы молодых людей и ее, Никину, судьбу в том числе, - все это переполняло ее, она захлебывалась слезами и мучалась душевной болью...Сокурсники, не зная, что происходило в кабинете, успокаивали Нику как могли: «Не плачь, все будет хорошо», « Да плюнь, не расстраивайся, только нервы себе портишь», «Ты что, бабу Соню не знаешь? Она студентов не защищает, а предает, зарабатывает поощрения от начальства», «Ника, скажи кому, и я пойду набью ему морду». 

 Дома Ника описала в красках, как проходила ее встреча с комиссией. Эстэр слушала и всей душой сопереживала дочке. Потом произнесла:

-Не хочу еще больше расстраивать тебя, но мы с тобой ничего сделать не можем, у нас нет никаких рычагов изменить эту абсолютно несправедливую горькую ситуацию, нет никакого блата, чтобы нам помочь. Но Жизнь сама расставит все по местам. Сейчас мы не знаем, чем обернется такое нежелательное тебе распределение. Может быть, все окажется не так страшно, как представляется тебе в данную минуту. Отработаешь три года, а там видно будет...

 ...Мамины слова вновь оказались пророческими...

 ...Не три года, а двадцать лет проработала Ника в хорошей и интересной по своей тематике лаборатории... 

 Там же произошла ее главная в жизни Встреча...

P.S. Толя Молошин получил распределение в ЛОИ, но вскоре перешел на работу в КГБ...

Баба Соня через десять лет после описываемых событий эмигрировала в Израиль...

 ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ

 Написать интересную диссертацию на актуальную тему в науке было ее мечтой с ранней юности. Может быть, прекрасный фильм «Девять дней одного года» оказался тем зерном, из которого эта мечта выросла, а, может быть, просто Ника имела такой склад ума, любила теоретическую физику, математику, а высшая математика вызывала в ней такие же чувства, как концерт симфонической музыки в Большом Зале Ленинградской Филармонии.

 Уже несколько лет Ника успешно работала в лаборатории ЦКБ, дружный и высокопрофессиональный коллектив которой разрабатывал некоторые весьма нужные приборы. Она занималась расчетами и связями с научными центрами в других городах. 

 Как-то в конце рабочего дня Сансаныч, импозантный мужчина, но бесцветный начальник лаборатории, сказал проходящей мимо его стола Нике: -Да, совсем забыл. Пришел запрос из нашего главного научного центра: им нужен соискатель на получение звания кандидата технических наук. Я правильно помню, что вы хотели найти тему и писать диссертацию, кажется, даже пытались пойти в аспирантуру, да?

«Все он прекрасно помнит, но не хочет наступить на больную тему. Не говорит ЛОИ, а завуалировал это как главный научный центр»,- думала Ника.

-Да, Сансаныч, все правильно, только меня не взяли в аспирантуру, мои документы не подошли...Взяли Лешу Потапенко, но он через год бросил аспирантуру...А этот запрос пришел из ЛОИ? Он ведь наш научный руководитель? - спросила Ника и посмотрела прямо в глаза Сансаныча.

-Да... Не волнуйтесь, Никочка, вы продолжите свою работу у нас и будете разрабатывать тему, нужную и нам, и ЛОИ. Они же предлагают своего научного руководителя. 

-Думаю, что меня не возьмут. У них аллергия на меня,- грустно пошутила Ника. 

-Вы же будете только соискателем, никакого отношения ни к отделу кадров, ни к аспирантуре. Попробуйте, Ника, познакомьтесь с тем человеком, который хочет быть руководителем соискателя. А мы пошлем туда классную характеристику на вас , с подписями, печатями, на гербовой бумаге. Вы ничем не рискуете: вы им нужны не меньше, чем они вам.

-Я рискую, Сансаныч, получить очередную эмоциональную травму и потратить множество нервных клеток...не говоря о потраченном времени. Стоит ли?

-Подумайте. Пока отложим до завтра.

 Вечером дома долго обсуждали это неожиданное предложение, взвешивали за и против и решили попробовать, при условии «не нервничать - как будет, так будет». Это условие соблюсти было нелегко, но маленькая надежда затеплилась: а вдруг получится?

 И вот уже отосланы все необходимые бумаги, характеристика-рекомендация и Ника позвонила в ЛОИ тому старшему научному сотруднику, который подал заявку на соискателя, желающего писать диссертацию под его руководством. Между ними состоялся такой разговор:

-Здравствуйте, Николай Алексеевич! С вами говорит Ника Михайловна из лаборатории 

Петровского. Хотела бы стать соискателем и разработать интересную тему под вашим руководством.

- А вы имеете сертификат о сдаче кандидатского минимума?

-Да, год назад сдала все три экзамена.

-Какая оценка?

-Все на отлично.

-Ну что ж, надо встретиться, поговорить. Приходите в среду в 10 утра.

 Минут за 15 до указанного времени Ника вошла в нужную ей «комнату переговоров». Она была пуста. Села за стол напротив входной двери, разложила разные бумаги, продумала план разговора, записала важные для себя вопросы к будущему руководителю. Долго никто не появлялся. На висящих на стене часах – 10: 20 утра.

 Вдруг дверь наполовину приоткрывается, в ее проеме появляется мужская фигура неопределенного возраста. Он оглядывает пространство комнаты слева направо и произносит:

-НИКОГО НЕТ.

Ника не успевает сообщить, что она здесь, как фигура мгновенно закрывает дверь. Потерявшая дар речи, Ника через секунду выскочила в коридор, но никого вокруг не было. Побежала в одну сторону, потом в другую—никого. Позвонила по внутреннему телефону, мужской голос сказал, что его нет на месте.

 Возвращаясь на работу после не состоявшейся встречи, Ника думала:

«Если это был Николай Алексеевич, то мог более завуалированно отказать мне. Ну, например, мог сказать, что накануне нашей встречи взял в соискатели сына своего сокурсника и забыл меня предупредить, чтобы я не приезжала. Если же это был не он, то он сегодня же позвонит в лабораторию чтобы узнать обо мне».

 Ни в этот день, ни на следующий никто из ЛОИ не позвонил. А через некоторое время Ника узнала, что соискателем взяли Гошу Воробьева и его руководителем является Николай Алексеевич. Правда, Гоша вскоре раздумал писать диссертацию и ушел на работу в КГБ...

 Эта очередная встреча с советской действительностью слез у Ники уже не вызвала...