Do you speak English?

В кинотеатре «Магнит» в Магнитогорске, на Урале, в детстве, я увидел в кассовом зале надпись: «Анонс. Тарзан». Я не знал, кто такой «Анонс», и не знал, что такое «Тарзан». Кинотеатр «Магнит» был звуковой, хотя в нём тоже показывали и «немые» фильмы, и даже с тапёром. У экрана стояло пианино и иногда во время сеанса появлялся пианист, поглядывал на экран и что-то играл. Но это было редко. Практически на каждом сеансе, минут через 10 после начала, появлялись урки и шмонали зрителей, проходя по рядам: лазали по карманам, проверяли, нет ли у кого часов, колец, серёг в ушах? Но наручные часы были большой редкостью и в кино их никто не надевал. Мимо нас, пацанов, урки проходили молча – нищета.

В кино мы ходили раз пять в году – не было денег, а выпросить у родителей было трудно, практически невозможно. Можно было попросить денег на кино за трудовой подвиг, но каторжный труд в огороде, за городом, «прогулки» с коровой за 10 км. подвигом не считались и никак не поощрялись. Лет с шести, а может, и раньше, все пацаны хорошо играли в «очко», в «буру». Устный счёт был поднят на небывалую высоту, и в школе мы только удивлялись тупости девчонок, не знавших, что сумма 6+7+8 равна «очко», то есть 21-му. Выиграть в карты на кино было проблематично – много желающих выиграть и мало желающих проиграть. Билет на дневной сеанс стоил 2 рубля. Буханка хлеба на базаре – от 200 до 400 рублей.

Любовь к чтению привил отец – он не переносил даже вида детей с книгой: «Всю эту хренотень не перечитать!» Я научился читать книги на ходу, идя из библиотеки, – от последней остановки трамвая до дома. Расстояние было 2 километра, и можно было читать. Хорошо развил боковое зрение, что потом пригодилось в баскетболе. Любовь к меньшим и слабым привила мать — она раздавала тумаки и затрещины постоянно и «качественно» — жизнь была тяжёлая, семья большая, а жрать нечего. Я плохо переношу детский плач и сейчас и имею всегда с собой плитку шоколада, чтобы, при случае, скрасить печаль ребёнка.

«Тарзана» я впервые увидел, живя в другом городе, в Челябинске-40, куда мы переехали, когда мне было 13 лет. Тогда были «в моде» фильмы, «взятые в качестве трофея». Помню американские фильмы «Остров сокровищ», «Знак Зорро» и пять серий «Тарзана». На экране появлялась надпись: «этот фильм взят в качестве трофея», и я не мог понять, почему фильмы союзников взяты в качестве трофеев? 

В этом городе, в центре, рядом с огромным лагерем для заключённых, с пулемётами на вышках, располагалась воинская часть, где летом, три раза в неделю, показывали фильмы. Достаточно было перелезть через забор, прийти на смотровую площадку, где знакомый солдат уже держал на скамейке для зрителей, место для «земели». Меня поразили звуки незнакомого английского (американского) языка, «в исполнении» Джонни Вейсмюллера. С обезьяной Читой всё было проще и понятней. Все пацаны отлично копировали Читу, а некоторые пытались издавать переливающиеся звуки голоса Тарзана.

В 1952 году я поступил в техникум после 7-летки. В школе с 5-го класса по 7-й учил немецкий язык. Помню одного преподавателя Вильгельма Вильгельмовича Бауэра и два-три слова по-немецки. В техникуме делали упор на технический английский. Но ни технического, ни обыденного английского мы не познали. Преподавателем английского была жена начальника факультета, непригодная к преподаванию. На последнем четвёртом курсе решили проверить наши знания в английском: показали первую букву алфавита и спросили, как она называется. Мы хором ответили, что это буква «А-а-а». Начали с алфавита, но подошла преддипломная практика, написание дипломов - и про английский уже никто не вспоминал.

Первый раз мне взбрело в голову начать учить английский году в 1959, когда я был членом экипажа атомного ледокола «Ленин». Мы были на приёмке ледокола, строившегося на Адмиралтейском заводе в Ленинграде. Мой начальник, узнав о моём сумасбродстве, сказал, что даже его приятели…А они все были не ниже кандидатов наук, мастеров спорта, а один даже имел удостоверение, которое нельзя было предъявлять. Называл он их всех Петьками, Кольками и Васьками, а о себе скромно заметил, что является прямым потомком Френсиса Дрейка. Так вот, никто из его приятелей, при самостоятельном изучении английского, не продвинулся дальше восьмого урока. Учебником у меня был самоучитель Петровой и Понтович. Нельзя сказать, что у меня было серьёзное намерение изучать английский. Во-первых, не было смысла — никто из нас не мог предположить, что ему когда-нибудь в жизни придётся разговаривать с иностранцем на английском языке без особого дозволения и контроля — иначе это приравнивалось к измене родине. Во-вторых, если понадобится перевести текст, то есть переводчики, которые напишут этот текст на русском. И моё увлечение всем, в том числе и мне, казалось неуместной и глупой шуткой. Единственно, кому это доставило какое-то развлечение, — «стукачам», которые в большом количестве сообщили «куда надо», что я, вероятно, собираюсь продать великую родину.

В то время самостоятельно английскому учиться — бесполезно учиться: ни хороших и разнообразных учебников, ни аудиокниг, ни интернета — ничего не было. После долгих поисков и регулярных захаживаний в «Дом книги» на Невском, мне удалось купить виниловую пластинку уроков английского языка. Я дословно помню и сейчас текст первого урока, как на английском, так и на русском. Вот он: «Урок первый. О себе. Я токарь. Я работаю на большом заводе. Наш завод оборудован современными механизмами, и мой цех, где я работаю, часто занимает первое место в социалистическом соревновании». Я понял, что как только я встречу англоязычного иностранца, я сразу спрошу: «А скажи-ка, мой дорогой иностранный недруг (все иностранцы – шпионы), какое место ваш цех, в котором вы работаете, занимает на заводе в социалистическом соревновании?» Ни один иностранец не сможет ответить на мой вопрос, потому что, как говорил поэт: «У советских собственная гордость – на буржуев смотрим свысока», что и отразили эта пластинка и этот текст. 

Работал я в монашеских кельях Александро-Невской лавры в Ленинграде. Ни монахом, ни послушником, ни настоятелем, а простым советским начальником службы Радиационной безопасности – в кельях были высокорадиоактивные источники для научных работ (потом учреждение, вместе с источниками, переехало в Гатчину, в ИЯФ – институт ядерной физики). Один из научных работников, узнав о моём ненужном увлечении, спросил, знаю ли я как будет по-английски женская юбка, штопор и что-то ещё. Не услышав исчерпывающих ответов, учёный сказал: «Я смотрю, ты в самом начале познания английского языка, если не знаешь столь необходимых в жизни слов».

Я месяцами не заглядывал в учебник, понимая бессмысленность своих занятий – я был невыездной и меня не выпустили даже в Болгарию во время моей работы на ледоколе «Ленин». Но покупал книжечки с адаптированными текстами, выписывал польский журнал «Мозаика», в котором был англо-польский словарь, и там было кое-что про Англию. В одной из адаптированных книг про английского доктора-терапевта была сноска на русском языке: бесплатное медицинское обслуживание, ранее доступное только застрахованным лицам, с 06 июня 1948 года стало доступно всем». Потом выяснилось, что лекарства, выписанные доктором по рецепту, в аптеке выдаются бесплатно. Это уже была идеологическая диверсия против лучшей медицины в мире, советской медицины, и об этом следовало помалкивать в тряпочку и никому не говорить. 

Через много лет, читая Хэмингуэя в подлиннике, я обнаруживал в советских переводах на русский язык отсутствие целых абзацев. Название американской книги Митчелла Вильсона «Живи с молнией» в советском переводе было: «Жизнь во мгле». Да что переводы с иностранных языков? Шолохов был издан полностью только после перестройки.

В 1980, работая на ледоколе «Арктика», выменял у судового радиста за бутылку коньяка книгу «The complete illustrated book of Yoga» by Swami Vishnudevananda («Полностью иллюстрированная книга Йоги» автора Свами Вишнудевананда) со 146 фото асан (поз) Хатха-Йоги, изданную в Нью-Йорке. Удивило то, что книга выдержала в Америке девять изданий. Я знал, что такое выдержать два издания в Америке, а эта книга выдержала девять. Пришлось засесть вплотную за английский, перевести книгу на русский и попробовать «на своей шкуре» комплексы упражнений. Я избавилсяся от многих недугов и через 30 лет написать на русском языке компилированную, но с учётом своего опыта, книгу «Как без лекарств сохранить и укрепить здоровье». 

Году в 1985, по просьбе баскетбольного тренера сборной СССР Владимира Петровича Кондрашина, приступил к переводу книги «Новая тактика игры в баскетбол» американского тренера Брауна. Это было авантюрой – я не знал американского спортивного сленга, многих международных спортивных терминов и не имел спортивного словаря. Был только всё тот же словарь Мюллера. Переводил четыре месяца – всю арктическую навигацию. К концу навигации, поняв, что я не успеваю перевести, напечатать на машинке 5 экземпляров, сброшюровать и т.д. перестал посещать спортзал (5 раз в неделю), отделывался только физическими упражнениями из Йоги в каюте и дыхательными упражнениями на вахте. Но работу закончил и в Питере передал плоды свих трудов уважаемому человеку, великому спортивному тренеру, под руководством которого сборная СССР в 1972 году выиграла Олимпийские игры, Владимиру Петровичу Кондрашину.

Году в 1989 на приёмке атомного ледокола «Таймыр» в Мурманске, построенного фирмой «Вяртсиля» в Хельсинки (кроме центрального отсека с атомной установкой), среди членов экипажа образовалась группа, желающих изучать английский язык. На борту был англичанин – специалист по дейдвуду. Мы решили пригласить его и послушать настоящую английскую речь. Приглашать пошёл главный механик Борис Рудольфович Гирш, который 5 лет был на строительстве ледокола в Хельсинки представителем Мурманского морского пароходства. Борис Рудольфович знал родной немецкий и неродной английский. Кстати, там, в Хельсинки, Гирш спросил разрешения у руководства посещать курсы английского языка. Ему не разрешили. Позволили изучать финский язык. Но с финнами он общался на английском.

Пришёл смущённый англичанин. Он спросил, какие языки мы знаем. Англичанин наверняка не знал, что знание нами трёх языков подразумевает русский, русский-канцелярский и русский-матерный и что все они входят в сокровищницу только русского языка. И во всём мире почитаются как один язык – русский. Есть ещё местечковое наречие для мест не столь отдалённых, но никто из нас «по-фене не бОтал». Мы честно сознались англичанину, что знаем только «великий и могучий». На вопрос, какие языки мы изучали в школе и институте, мы скромно ответили, что учили английский, но всего-ничего: в школе шесть лет и в мореходке шесть. «И что?» - «А ничего!» - «Как это, как это?, - заволновался англичанин, - 12 лет – и ничего?» Он явно не был знаком с советской школой обучения иностранным языкам. Я взял инициативу на себя: «Видите ли, мистер англичанин, - сказал я, - советская высшая школа обучения иностранным языкам считает свою работу выполненной, если выпускник НЕ МОЖЕТ ни на каком языке сказать: «Как мне пройти в иностранное консульство (посольство)?» До англичанина, наконец, «доехало», он обмяк и долго вежливо улыбался. Какие они все на западе непонятливые! Это вам не Англия, где даже Конституции нет, а на государственном гербе написано «Бог и мои права», да и то по-французски. Ошалеть можно! А у испанцев даже нет слов к музыке государственного гимна. Обратились бы к нам – у нас по гимнам специальный товарищ был по фамилии Михалков. Для любого правительства писал гимны в два счёта! Поэт-переводчик Самуил Яковлевич Маршак так его и называл: «Гимнюк». Во время смены правления нашим государством наши космонавты из космоса дали телеграмму: «Готовы выполнить любое задание любого правительства!» Вот как родину любить надо!

Году в 2000-м принимал я в Петербурге гостей из Лондона — семейство из трёх человек: супружескую пару с шестилетним мальчуганом. Посещали пригороды, хрдили по музеям. Зашли мы с Джоном в Дом-музей «Ботик Петра Первого». Этот ботик был подарен англичанами отцу Петра Первого Алексею Михайловичу. Ботик хорошо сохранился и вызвал живой интерес Джона. Я оставил англичанина наедине с ботиком и подошёл к группе иностранцев, которым наш гид вещал с небольшого возвышения. Увидев новое лицо, гид сделал паузу и спросил: «Where do you come from?» - «I’m from Tootation». – «What’s Tootation?» - недоумённо спросил гид. Пришлось перейти на русский: «Да, тутошний я, тутошний!» Гид потерял дар речи на всех языках мира. Вернувшись в изначальное состояние, гид часто посматривал на моё тупое выражение лица, и мне пришлось уйти.

Интересный случай произошёл в ресторане в Испании. Я два раза станцевал с дамой, и она что-то спрашивала на немецком языке. Из немецкого я знал только звучное слово «цурюк» (назад) и «хендехох!». Отступать я не привык, а предложить даме поднять руки вверх и сдаться, мне казалось несколько преждевременным. Дама была настойчива, и мы обратились к администратору, который, по его словам, мог объясняться языках на восьми - десяти. Он с улыбкой повернулся ко мне: «Дама спрашивает, женаты ли вы?» - «А что, она уже согласна выйти за меня замуж?». Администратор был человек весёлый и, что он объяснил даме, я не знаю. Полагаю, он сказал, что в ресторане все мужчины свободны.

В аэропорту Хитроу таможенник спросила о моей профессии (я не заполнил эту графу в декларации) и, узнав о ядерной физике с моих слов, спросила, все ли мы трое – одна семья? Услышав твёрдое «Йес», пригласила нас в Англию. Это было моё первое путешествие за кордон. Остались позади запреты на поездку в Болгарию, в международный спортивный лагерь в Геленджике, впереди лежал Лондон и Джон и Джуди приветствовали нас. О своих огрехах незнания простых английских правил, писать не буду – их было слишком много, но англичане улыбались и мы понемногу обучались. А на улице ко мне подошёл итальянец и спросил, как ему проехать до Гайд-парка. В другой раз с верхней палубы двухэтажного автобуса, у которого я остановился, услышав русскую речь, нежный женский голос спросил: «Ну, чего вылупился?»

В кафе, в Париже, можно не знать ни французского, ни английского, а просто пальчиком показывать на цветные фото блюд, которые вы желаете «откушать». Никаких трудностей! Даже необычно. В Париже, в конце тротуара, стоит на штанге небольшая карта с названиями улиц во все стороны, и зелёным кружочком обозначено место, где вы находитесь. В Италии, в Пизе, на переходах нарисована падающая башня и ступни босых ног – указатель, в какую сторону следует шлёпать. На морском пароме в кафе посетители сами себе наливают пиво. Я поразился умению европейцев наливать пиво по стенке кружки без пены и с выпуклым мениском по краям кружки. Во дают! В Штутгарте, в кафе, я взял кусок яблочного пирога, но не хватило нескольких центов. Продавец, улыбаясь, замахала на меня руками — ничего не надо доплачивать. Дикие люди!

Во время чемпионата мира по футболу в России, в 2018, мы снова оказались впереди планеты всей, поразив весь мир всеобщим незнанием международного английского языка. В центре Москвы, где собирались иностранные фанаты футбола, карманников оказалось в десять раз больше, чем русских знатоков английского на уровне «my name is Vasya». 

Лет 50 назад я прочитал о том, что в Европе не тратят деньги на перевод с английского технической литературы — все, окончившие школу, знают английский на достаточном уровне.

Ленинград. Встреча по баскетболу американских и питерских школьников. Американцы представлены школьной командой из маленького городка, питерцы сборной Ленинграда, без объявления об этом. Перед матчем команды построились. Сделать фото вышли американец и я. Американцы, помешанные на том, что все советские граждане – сотрудники КГБ (что недалеко от истины), спрашивает меня: «KGB?» Отвечаю, что игрок № 11 мой сын Игорь. – «О-о!, - обрадовался американец, — игрок № 6 мой сын». И мы пожали друг другу руки.

Александр Сергеевич Грибоедов поинтересовался у своего приятеля, читал ли тот Шекспира. Приятель ответил, что читал на французском и немецком. «Обязательно прочтите на английским. Высокую поэзию надо читать на языке оригинала».

 В разговоре мой внук Артур сказал, что в английском языке нет слова «совесть» в нашем русском понимании. Не поверить ему я не мог — он окончил Вторую питерскую гимназию с английским уклоном, в которой когда-то учились дети Пушкина и в которой 92 преподавателя. После поездки в Англию школьной группой внук сказал, что за рубежом его принимали за англичанина. «Ты молчал?» – спросил я его. В университете он освобождён от лекций английского, чтобы другие студенты не завидовали. После поисков выяснил, что англичане не говорят «сделано на совесть», а употребляют выражения «to do right», или «to do wrong» —сделано правильно, или неправильно. При переводе слова «conscience» в классике, например, в «Гамлете», переведено как «осознание», «знание», «понимание». А русское «бессовестный человек» переведено как «unscrupulous person».

Анекдот о том, что увидев потасовку у пивного бара, подошедший спрашивает: «Это частная драка или любой желающий может принять в ней участие?» – выдаёт в нём английское происхождение.

Об английских поговорках написаны книги, но мне особенно нравится правильное отношение к жизни, если их пословица гласит, что из двух зол ничего выбирать не стоит, а также не стоит переходить мосты, не дойдя до них. Русское выражение «вы можете мне вешать на уши любую лапшу, но я вам всё равно не поверю», по-английски пишется: «you can lead a horse to the water, but you can’t take him drink» - вы можете подвести лошадь к воде, но не можете заставить её пить воду». В русском языке, не только могучем, но и правдивом, можно даже одним словом выразить большую и глубокую мысль. К примеру, прослушав речь политика или просмотрев целую передачу центрального телевидения, можно высказать своё отношение одним словом: «брехня-я-я». Тут уж никакому языку не сравниться с русским!

Англичане признаются в национальном грехе – нежелании изучать иностранные языки и в хоровом пении во всё горло на улицах часа в два ночи, выйдя из пивбара. В чём-то мы с ними схожи. Не зря же в допереворотной России было огромное количество английских клубов. Желающих стать членом клуба было столь велико, что членство в клубах ограничивалось и многие, даже графы, стояли в очереди годами. Старшиной одного из петербургских английских клубов был Михаил Илларионович Кутузов.

Иностранный студент, обучавшийся в Москве, звонит сокурсникам: он заблудился в метро. Его просят прочитать название станции, где он находится, – русские буквы он уже знал. Студент читает: «Выхода нет». 

(В Японии пишут: «Выход рядом» со стрелкой-указателем).

Россияне, учите иностранные языки — иногда это просто необходимо.