Ирина Понаровская: «Мне не совсем понятна психология наших артистов, которые вернулись, но оставили в Америке своих детей».
Наибольшая слава Ирины Понаровской в СССР и в странах Восточной Европы, а затем в постсоветском пространстве пришлась на те годы, когда я уже жил в Америке. Но поскольку в Нью-Йорке я работал на русскоязычном радио, то всё же следил за культурной жизнью страны, из которой уехал в 1978 году. Поэтому я знал о невероятной популярности Понаровской, взлет которой был связан с исполнением главной роли в первой советской рок-опере «Орфей и Эвридика» (музыка А. Журбина, либретто Ю. Димитрина). Но не менее значительными оказались впоследствии и её сольные концерты, хотя в этом случае Ирина предпочитала музыку совершенно другого стиля. Пожалуй, только ей свойственен такой огромный жанровый диапазон.
Мы встретились в Нью-Йорке в 1990-м или в 1991 году. Я видел её на кино- и телеэкранах, слушал в записях, но мне хотелось увидеть её без грима, без концертного наряда и, главное, услышать её без микрофона, то есть понять, что она за человек. Меня поразили её откровенность, рассудительность, женственность без кокетства, отсутствие «звёздности». Она сама определила главную тему нашего разговора, тему общечеловеческую и самую важную для неё тогда: отношения матери и ребёнка.
Беседа началась со стандартного вопроса: каковы впечатления об Америке?
- Я думаю, какая бы страна ни была, маленькая или большая, очень трудно познать её за то короткое время, что ты проводишь, приезжая на несколько выступлений или навещая родственников, - сказала Ирина. - Ещё недели нет, как я в Америке, но я заметила то, что не замечала в свой предыдущий приезд. Есть вещи, которые вообще трудно осознать, например, как можно всего за одну минуту подняться на 107 этаж Всемирного торгового центра!
- Ваша основная цель приезда в Америку – концерты или смена обстановки с элементами отдыха и туризма?
- Наверно, и то, и другое. Вы же знаете, что мы – артисты – сумасшедшие люди. Артист – это не профессия, это диагноз. Куда бы мы ни приезжали, на какой бы, казалось, отдых, мы всё равно не можем находиться в покое, нам хочется выступить, тем более что здесь, в Америке, столько наших соотечественников, желающих собраться и послушать песни на русском языке. Здесь, на Западе, жизнь человека зависит от самого человека. У нас же, к сожалению, это не так, особенно в последнее время.
- По-вашему, то, что человек сам кузнец своего счастья, к России не относится?
- Нет.
- А к Америке относится?
- Да. Насколько я вижу, здесь люди сами делают свою жизнь, своим трудом, своим умом, активностью, работоспособностью.
- Устоялось мнение, будто американцы узнают россиян по их неприветливым, не улыбающимся лицам, а россияне узнают американцев по улыбкам, которые называют фальшивыми. Вы, находясь в Америке, испытываете некое раскрепощение и желание улыбаться в ответ, или вас и здесь не покидает груз той формы общения, какая принята в вашей стране?
- Честно говоря, я никогда не жила в своей стране по общепринятым там правилам. Я всегда всем улыбалась. Иногда в качестве ответного жеста, а иногда первой начинала с этого, сама. Если мне не отвечали тем же, я считала, что это их проблема, а не моя. Поэтому здесь, в Америке, когда я вижу улыбающегося мне незнакомого человека, у меня совершенно естественно возникает желание улыбнуться в ответ.
- Мне кажется, неулыбчивость россиян – явление больше городское. В деревнях, особенно в далёкой глубинке, помнится, незнакомцев встречали улыбкой, с ними здоровались, даже заговаривали и были готовы помочь.
- ...Я не могу сказать, что здесь, в Америке, я чувствую себя раскрепощённей, свободней, чем у себя в стране. Я и там всегда чувствовала себя независимой. Человек сам себе даёт свободу внутреннюю. Другое дело, что у меня нет больших возможностей для осуществления всех задуманных планов. Бывает, трудно пробить бюрократические преграды, недоверие и неприязнь власть имущих, но внутренне я себя чувствую свободной везде и позволяю себе не фальшивить в отношениях с людьми. Когда ты доброжелателен, открыт, то скорее увидишь ответное чувство. Кстати, в Америке, как я заметила, улыбки тоже бывают разные: искренние и, действительно, формальные. Например, в магазине вас могут встретить улыбкой вежливости, ибо таковы правила торговли. Это не маска, не фальшь, а норма делового общения.
- Разве это плохо?
- Не знаю. Наверно, это хорошо. Да, я тоже так делаю иногда, то есть заставляю себя улыбаться. Если мне плохо, я никогда не покажу это на людях. Разве что испытываю очень сильную физическую боль, которую скрыть просто невозможно. Тогда не до улыбок. Но я считаю, что тот человек, который купил билет и пришёл тебя послушать, не виноват, что тебе так или этак испортили настроение перед самым выходом на сцену, что у тебя закололо в боку или заболел зуб. Я знаю, что должна честно работать, доставить удовольствие публике. Конечно, лучше, когда улыбка – не просто растягивание губ, а – от сердца, хоть чуть-чуть от сердца... Ой, смотрите, белка перебегает дорогу! Прелесть! Глядя на неё, как видите, я улыбаюсь... В Америке люди друг на друга не так злы, как у нас, то есть гораздо меньше, чем у нас. Почему наши люди так обозлены друг на друга? За что? Не понимаю.
- Что ещё вам здесь, в Америке, бросилось в глаза?
- Самостоятельность детей. У нас дети больше зависят от родителей. Мы слишком долго держим наших подростков и даже взрослых детей в детях. Сыну 18 лет, а для российской мамы он ещё ребёнок.
- И это способствует инфантильности, боязни ответственности за свои поступки?
- Да. А здесь парень в 18 лет уже строит свою жизнь. Он выбирает колледж подальше от родителей, в другом штате, в другом конце страны... По закону природы и по теории Фрейда естественно, когда мужчина, отец, больше любит дочь, а мать больше любит сына. Я на себе испытала это. У меня есть родной брат, которого мама всю жизнь боготворила, а меня всю жизнь боготворил мой папа. Но это не значит, что я ходила с огромным бантом и папа всегда держал меня за ручку. Конечно, мы ходили гулять, и все вместе, и отдельно, однако я знаю, что папы гуляют с детьми гораздо меньше, чем мамы. Как всегда и везде львиная доля нагрузки по заботе о детях лежит на плечах женщины.
- Ваши отношения с сыном тоже в российских традициях?
- У меня отношения с сыном чудесные, нежные, добрые, очень честные и чистые. Люблю его безгранично, безумно. Обожаю его. И он, шестилетний малыш, тоже говорит мне: «Я тебя не просто люблю, я тебя обожаю!». Вообще, по-моему, гармония в отношениях родителей и детей, взаимное доверие, любовь - едва ли не основная ценность в жизни. Я не понимаю, как можно отдать родителей в дом престарелых, или как можно ребёнка десяти-двенадцати лет отдать в пансион. Мама с папой разошлись и не знают, как поделить ребёнка. Потом мама вышла замуж, папа женился, в новых семьях появились новые дети, а прежний, их общий ребёнок оказался лишним. Этого мне не понять никогда. Какими бы ни были условия развода, как бы ни сложились отношения, но есть святые вещи в жизни... Это безотносительно к стране. Такое может быть и в Америке, и в России, и в Австралии, и в Аргентине... Это очень горько, обидно и трудно оправдать...Но я отвлеклась. Мой сын хрупкий по своему телосложению, очень нежный, совершенно не хочет заниматься музыкой, ненавидит её, потому что музыка у него ассоциируется с моментом нашей разлуки.
- Он ревнует вас к музыке?
- Да, потому что он знает, что я пою, что я люблю петь, и ему кажется, что пение для меня важнее, чем он. И он говорит: «Мне не нужны твои песни, мне нужна ты»... Когда я иду на сцену, я подсознательно мучаюсь оттого, что предаю своего сына, а когда я провожу с ним много времени и не репетирую, не выступаю, то подсознательно мучаюсь оттого, что будто предаю свою профессию, дело своей жизни. Это, конечно, большая проблема, которая ведёт к тому, что мне придётся отказаться не от пения вообще, но от продолжительных гастролей. Совсем без гастролей эстрадному певцу обойтись сложно. Однако сократить эту часть, свести её к минимуму я попытаюсь.
- Цирковые артисты часто ездят семьями, с детьми. Артисты цыганских ансамблей тоже возят детей с собой. Почему вы не взяли сына в Америку?
- Сложность в том, что я не замужем, я в разводе с отцом моего сына, и меня могли не выпустить вдвоем с ребёнком. А точнее, не впустить. Да, американские власти могли не дать визу мне и ребёнку, опасаясь, что я захочу остаться в Штатах. Когда я просила визу, меня в американском консульстве спрашивали, не планирую ли я остаться в Америке? А если не планирую, то почему?
- И как вы ответили на этот вопрос?
- Я ответила, что люблю страну, в которой родилась, потому что в ней остаются мой сын, и моя мама, и моя работа, и мой зритель. Всё это для меня действительно важно. И, наконец, у меня уже есть имя там, дома. Я не юная певица, пробивающая себе место под солнцем. Начинать жизнь сначала мне уже поздно. За деньгами я тоже не гонюсь, я по жизни не материалист. А что поесть и что надеть на себя я всегда найду, в любой точке земного шара. Мне кажется, что многие люди уезжают из нашей страны в Америку или в Европу больше по материальным соображениям. Разве что у людей еврейской национальности есть дополнительная мотивировка: они бегут не столько от притеснений, сколько от боязни притеснений, от их реальной возможности при изменении ситуации. Ну и бытовой антисемитизм даёт о себе знать. Но я, например, никогда в своей жизни не слышала, чтобы кого-то прямо в лицо назвали, извините, «жидовской мордой». Я никогда не была свидетелем открытого проявления антисемитизма. Я не видела этого, хотя знаю, что такое было и в генетической памяти евреев это остаётся. Отсюда их обострённая реакция на любую форму национальной ненависти, и отсюда их желание уехать в другую страну, где к тому же можно лучше жить, лучше одеваться, лучше питаться. А для меня всё это не имеет большого значения.
- Значит, вы даже не примеряли на себя жизнь в Америке? Я, например, бывая в разных странах, думаю: «А смог бы я здесь жить?»
- Если честно, то я задумывалась над этим. У меня в общем-то тоже непростое положение: у меня ведь ребёнок... цветной. Его отец, то есть мой бывший муж - мулат, Вейланд Родд. Он из семьи американских эмигрантов. Его отец Вейланд Родд-старший, был в Америке известным негритянским актёром. В 1932 году он приехал в Советский Союз и остался здесь. Он был актёром в Америке, а потом и в Москве. Тут у него родился сын Вейланд Родд-младший, который стал джазовым певцом. А мать Вейланда – Паулина Марксити - пианистка. Она белая. Её родители-американцы – евреи из Сербии. Они были коммунистами и эмигрировали из Америки в СССР, что было модно в 30-х годах. В 1945 году Паулина и Вейланд-старший встретились в Москве, а через год у них родился сын – Вейланд-младший, который и стал потом моим мужем. У меня с ним сын, Энтони, темнокожий. Поскольку в России цветных детей мало, то Энтони чувствует, что он не такой как все. Для ребёнка это проблема. Поэтому у меня были мысли о перемене места жительства, тем более что малыш имеет прямое отношение к Америке. Мой бывший муж не хочет уезжать из России. Ему там хорошо, ему там нравится. А бабушка моего сына вернулась в Америку и живёт в Майами-Бич. Да, у меня были мысли о переезде, но, понимаете, я одна, и мне переезжать сюда на пустое место вряд ли... Если бы я была совсем одна, я, может быть и рискнула бы. Но поскольку у меня есть ребёнок, то я ответственна за него, за его жизнь. Мне же надо будет его выучить, обеспечить его и себя. А на что я могу здесь рассчитывать со своей профессией? Максимум, это петь в русском ресторане. Может быть, это и не плохо, но, знаете, когда в Советском Союзе на афише появляется моё имя и оно собирает десять тысяч зрителей на стадионе, то после этого петь в русском ресторане... Вы сами понимаете... Нет, как гость, то конечно, безусловно, спою и в ресторане, но сделать это основным и единственным источником дохода – это немножко тяжело морально. Мой сын, в конце концов, если захочет когда-нибудь уехать в страну своих предков по отцовской линии, он это сделает, но по собственному выбору. А мне переехать сейчас – значит, поставить крест на своей жизни, на своей душе, и идти переучиваться на другую какую-то профессию. Не знаю... Не знаю...
- В вашей родной стране вы популярная, известная певица. Многие думают, что вы богаты и счастливы. А на самом деле у вас много проблем, не простая семейная жизнь...
- Да. Конечно.
- ...Ваша слава и ваша удача, которой, наверно, многие завидуют, и многие девочки мечтали бы стать...
- Да, новыми Понаровскими, конечно...
- ...Но они не знают, что за этим стоит.
- Я думаю, что за этим стоит то же самое, что стоит за судьбой каждого состоявшегося в своей профессии человека. На пути вверх, и уже наверху бывали и бывают срывы, депрессии, неуверенность в себе, отчаяние... Но я не верю, что, скажем, любая женщина моего возраста за всю свою жизнь не испытала счастья, какого-то успеха. Это может быть успех в учёбе, в институте, в работе, в личных отношениях, в семье... Это жизнь, в которой всякое бывало. И в этом я ничем не отличаюсь от других женщин. Я испытываю такие же ощущения, такие же радости и страдания, какие испытывают многие другие. Каждый из нас теряет близких, болеет или переживает из-за болезни ребёнка. Артисты не небожители. Мы, как все, ходим по врачам, мучаемся от бессонницы, и у нас те же, как у всех, физиологические потребности. Мы не заводные куклы, красиво одетые, разрисованные, вечно молодые, радостно улыбающиеся. В силу профессии мы производим такое впечатление на публику, потому что мы должны дарить людям радость своим появлением на сцене, своим искусством. Пускай люди думают, что у нас, артистов, всё хорошо. Пускай так думают.
- Кого из американских эстрадных певиц вы считаете заслуженно популярной в Америке и в мире? А кого вы считаете «дутой» звездой?
- Поняла вопрос. Среди тех, кого я считаю истинными звёздами, среди моих кумиров, которых я слушаю, открыв рот, это прежде всего Глэдис Найт, Дайана Росс, Дион Уорвик... А из мужчин это Стиви Уандер, Джордж Бенсон, Джонатан Батлер. Я могу ещё называть и называть. Это настоящие звёзды.
- Почему вы не назвали Мадонну?
- Мне не нравится, как она поёт. На мой личный взгляд ей не хватает вокала, и мне не очень нравится музыка, которую она выбирает. Хотя ей как мастеру эпатажа, как мастеру саморекламы нет равных. Я не включаю её в список артистов, которые для меня лично безоговорочны и которые обладают всеми теми качествами, какие я бы сама хотела иметь. Это и шоу, и внешность, и голос.
- А Джанет Джексон, Майкл Джексон и другие члены знаменитой семьи?
- О, эта семья – уникальное явление в популярной музыке нашего времени. Майкл Джексон – редчайший самородок. Не будет ему подобных никогда. И, конечно, его сестра Джанет Джексон тоже уникальна. Но, поймите, они имели благоприятнейшие условия, в которых расцветал их талант. У них хорошие менеджеры, балетмейстеры, дизайнеры.
- Однако конкуренция в Америке гораздо сильнее и шире, чем в России. Здесь прорваться в звёзды невероятно трудно.
- Конечно, о чём разговор!
- Российские звёзды эстрады не раз пытались завоевать Америку, но не получилось.
- У нас нет и не было певцов уровня Майкла Джексона и Джанет Джексон. Они – настоящие, мировые звёзды, не дутые. Они внесли новую стилистику в пение, в шоу, в зрелище. Они открыли новую страницу в жанре популярной песни.
- В Америке, в частности в Нью-Йорке, живут и работают некоторые из ваших коллег, эстрадных певцов, эмигрировавших из Советского Союза. Кто-то из них, не добившись желаемого результата, вернулся в Россию и там весьма преуспел.
- Мне не совсем понятна психология артистов, которые вернулись, сохранив на всякий случай американское гражданство и оставив в Америке свои семьи, своих детей. Или вы уехали, или вы не уехали. В этом есть какая-то... фальшь, неискренность, унизительная двойственность. Мне так кажется.
Добавить комментарий