В конце августа перед четвёртым курсом мне и самому близкому моему другу Жене Марголину наши родители сделали поистине царский подарок – купили билеты на одно из пассажирских судов, курсировавших по Крымско-Кавказской линии. Билеты смогли достать только самые дешёвые – в 8-местной каюте.
Но нас это совершенно не смущало – впереди была неделя настоящего морского путешествия с заходами в Ялту, Новороссийск, Сочи, Сухуми, Батуми!
Кроме покупки билетов, родители снабдили нас некоторой суммой, позволявшей вместе с остатками выданной вперёд и почти полностью растраченной за лето стипендии, хоть и весьма скромно, но прокормиться в поездке и поучаствовать в экскурсиях.
Когда в первое утро мы из полутёмной, тесной, заставленной двухъярусными койками каюты поднялись по нескольким трапам на палубу, нас буквально ослепило яркое солнце, синее безоблачное небо и непривычно простирающийся во все стороны бескрайний морской простор. Для Жени, кандидата в мастера парусного спорта, эта панорама была не в диковинку, а меня – человека сухопутного, хоть и жившего с самого рождения в Одессе, она поразила.
Неожиданно мы решили позавтракать в ресторане – гулять так гулять, начнём путешествие шикарно, а там видно будет. Подобное поведение нам ни по характеру, ни по финансовой обеспеченности никогда не было свойственно; вероятно, повлияла необычность утренних ощущений.
В ресторане в ту раннюю пору посетителей почти не было. Нашей фантазии при полном отсутствии опыта хватило лишь на яичницу с ветчиной и почему-то кофе с коньяком. Принимавшая заказ официантка удивлённо посмотрела на молодых парней в клетчатых «ковбойках» и сатиновых шароварах, но просьбу выполнила без комментариев.
На яичницу мы налегли с аппетитом и разделались с ней легко, а перед кофе мнения разделились. Один из нас полагал, что коньяк надо попивать из вмещавшей его хрустальной рюмки маленькими глоточками, чередуя их с кофе, а второй настаивал, что этот божественный напиток следует влить в кофе для придания ему особого вкуса. Попытки разрешить спор, подглядывая, как поступают более опытные посетители, успеха не имели – никто из немногих сидевших недалеко от нас людей кофе с коньяком с утра почему-то не заказывал.
В результате каждый поступил по-своему, но этот эпизод окончательно отбил у нас впредь охоту пускать пыль в глаза самим себе. Мы переглянулись и рассмеялись, не вдаваясь в обсуждение очевидного; так мы поступали, понимая друг друга без слов, все тридцать семь лет нашей дружбы, до внезапной смерти Жени в возрасте 56-ти лет…
Ни игрушечная Ялта, ни обыденный Новороссийск на нас особенного впечатления не произвели. Сочи – курортный город, до отказа наполненный приезжими любителями солнца, моря и отпускных удовольствий, вызвал смешанные чувства, но на зависть совсем не вдохновлял. Довершила наше отношение твёрдая противная галька, покрывавшая пляжи, вместо привычного бархатного песка.
А Сухуми, небольшой город со своеобразным необычным колоритом, понравился сразу. Перед выходом в порт, в конце пирса, к которому пришвартовался наш теплоход, стояла невысокая жаровня, наполненная песком. Под ней на железном листе тлели угли, а в песок были глубоко погружены фигурные медные сосуды с длинными деревянными ручками и носиками сбоку (мы тогда не знали, что они называются турками), наполненные кофе с плавающей сверху аппетитной пенкой. Запах распространялся вокруг непередаваемый!
Рядом с жаровней на низком стульчике сидел невысокий человек с выдававшимся вперёд крупный носом. Его тёмно-коричневая голова была совершенно лысой и блестела на солнце, а грубая кожа морщинистого лица в сочетании с неожиданно молодыми чёрными глазами затрудняли определение возраста – тем более, что человек был явно не славянской внешности.
Мы с наслаждением выпили по чашечке ароматного напитка и попросили ещё по одной. К нашему удивлению, продавец сказал:
– Приходите через час.
– Почему?!
– Сразу нельзя, сердце не выдержит.
Мне было двадцать, Жене чуть больше, поэтому мы не могли отнестись к этому всерьёз:
– Послушайте: мы вполне здоровы, пьём и любим кофе. И вообще – ведь это ваш заработок. Налейте нам ещё по одной!
– Нет, уважаемые молодые люди, – твёрдо сказал старик, – не хочу брать грех на душу. Вы не знаете силу такого кофе. Приходите через час.
Он оказался прав – у нас почти сразу будто крылья выросли, но сердце из груди стало выскакивать. Только на обратном пути, после прогулки по городу и посещения обезьяньего питомника, нам удалось выпить ещё по чашечке. Потом много лет помнили незабываемый вкус этого кофе.
В Батуми мы погуляли по приморскому парку, потом побывали на Зелёном мысу в знаменитом Ботаническом саду с субтропическими растениями. Там были фонтан с золотыми рыбками и пруд с лотосами, цвели магнолии, росли апельсиновые, лимонные, банановые деревья, огромные эвкалипты, высокие пальмы и даже тюльпановое дерево.
Особенно впечатлила нас зелёная бамбуковая роща. Прежде всего, мы с удивлением узнали, что бамбук – это трава! Для нас он был однозначно жёлтым и ассоциировался с лёгкими, прочными и гибкими удилищами, в меньшей степени – с лыжными палками (тогда в Одессе ещё бывали снежные зимы и нам иногда удавалось покататься на взятых напрокат лыжах). Но особенно поразило нас, что бамбук некоторых видов может вырасти за сутки на полметра!
Уставшие от впечатлений, мы сели на скамейку недалеко от порта и после небольшого отдыха собрались запастись продуктами на трёхдневный обратный путь. Подсчитав оставшиеся деньги, с удивлением обнаружили, что их совсем немного. Решили плотно пообедать в столовой, а потом купить простую дешёвую еду и как-то продержаться всухомятку до Одессы.
По нашему мнению, наиболее подходила для этого колбаса (естественно, варёная; копчёных тогда в магазинах не было). Прикинули, что большого круглого аппетитного местного белого хлеба и килограмма «Докторской» должно хватить. Зная цены, деньги мы на это оставили, а о сохранении продуктов в неиспорченном виде почему-то не подумали.
В столовой приятно пахло мясом, специями и ещё чем-то вкусным. Сели за столик, изучили меню. Самым сытным показался нам суп харчо, но стоил он недёшево. Решили, что одной порции этого знаменитого грузинского блюда в сочетании с крупно нарезанным бесплатным хлебом хватит – больше ни на что денег всё равно нет.
Подошла официантка – приветливая полная женщина с добрым лицом, возраста наших мам. Я попросил её принести одну порцию харчо.
– Я правильно поняла вас – только одну порцию? – с небольшим грузинским акцентом спросила она.
– Одну для моего друга, я не голоден.
Официантка внимательно посмотрела на нас, улыбнулась и ушла. Вернулась с подносом, на котором стояла одна тарелка с харчо, но – какая! Она была из толстого фаянса, не с фигурными, а с ровными, конусными и довольно высокими боковыми стенками, а главное – размером намного больше, чем обычные обеденные тарелки.
Поставив её на стол между нами, официантка положила рядом с ней одну ложку. Потом оглянулась и, убедившись, что её никто не видит, ловко достала из-под передника вторую ложку, положила сзади тарелки, снова со значением улыбнулась и ушла.
Прошло уже очень много лет, а у меня до сих пор перед глазами эта яркая картинка: на тёмно-красной поверхности очень густой на вид
жидкости плавают кружочки жира, из них выступает вверх неправдоподобно большой кусок мяса в окружении риса, кусочков помидоров, сладкого красного перца и обилия рубленой зелени. Запах описать не берусь, могу лишь вспомнить впечатление от него – восторг!
Заедая суп вкуснейшим свежим хлебом, мы насытились так, что с трудом встали из-за стола. А официантка, выслушав наши изъявления благодарности, сказала: – На здоровье! – и почему-то продолжила: – Скажите вашим мамам, что у них хорошие сыновья!
Теплоход отходил от причала тёплым южным вечером. Мы стояли у бортового ограждения, не спеша спуститься в каюту – несмотря на открытый иллюминатор, в ней было душно. Но вскоре накопившаяся за день усталость заставила нас отправиться вниз.
Прежде чем забраться на второй ярус койки, я обернул ручками «авоськи», в которой лежала завёрнутая в бумагу колбаса, откидной винт с гайкой-«барашком», служащий для запирания иллюминатора, а саму плетёнку вывесил наружу. Курс теплохода на участке Батуми-Сухуми пролегал почти точно на север, каюта располагалась по левому борту, т. е. иллюминатор был обращён на запад. Поэтому я посчитал, что как бы поздно мы ни проснулись, опасаться нагрева содержимого «авоськи» утренним солнцем нет оснований. А как будем сохранять колбасу потом, думать не стал, – «разберёмся»…
Проснулся я действительно поздно. Женя ещё спал. Каюта на этот раз показалась мне светлее, чем обычно, и была почти пустой. Кроме нас, там присутствовал только один из её обитателей. Вёл он себя очень странно – ходил по узкому проходу между двухъярусными койками и громко втягивал носом воздух. Особенно удивило меня, что он «прицельно» и демонстративно принюхивался, проходя мимо моих ступней.
– Что это вы делаете? – поинтересовался я.
– Неужели вы не чувствуете отвратительный запах? Пахнет невыносимо!
Сначала я не учуял ничего, но через несколько секунд меня как током ударило: «Неужели колбаса?!!». С безразличным видом спрыгнул с верхней койки на пол, оделся и, дождавшись, когда разочарованный безрезультативностью поисков сосед выйдет из каюты, бросился к иллюминатору.
Увы, вместо свежего дыхания моря снаружи тянуло настолько определённым запахом, что сомнений не было – это пахнет наша колбаса… «Но ведь солнце светит на другой борт, – растерянно подумал я и тут же оборвал себя: – Какое это теперь имеет значение?». Стыдливо оглянулся на закрытую дверь, быстро раскрутил ручки «авоськи», и она вместе с содержимым упала в море.
Разбудил Женю и тихо ему рассказал, что произошло. Сначала он спросонья не понял, о чём речь. Сообразив, вздохнул и сказал слова, которые я потом слышал от него неоднократно в течение многих лет: «Значит, не судьба».
Мы поняли, что в ближайшие дни нам придётся соблюдать голодную диету. Но выхода не было…
Поднявшись на палубу, мы увидели, что наш теплоход уже вошёл в акваторию сухумского порта и швартуется к уже известному нам пирсу. На нём заметили группу людей разного возраста, в центре которой – наш однокурсник и товарищ Сергей Калайджян, уроженец Сухуми. Рядом с ним стояли два чемодана.
– Наверное, Серёжу провожают к началу учебного года, – сказал Женя и помахал ему рукой. Сергей, увидев нас, улыбнулся и тоже помахал: «Привет!»
Когда мы сошли с трапа, Сергей бросился к нам, обнял и с узнаваемым акцентом спросил:
– Ребята, как вы здесь оказались? – и тут же, не дожидаясь ответа, радостно добавил. – Значит, до самой Одессы будем вместе!
Сказав своим провожающим: «Это мои друзья из Одессы, немного покажу им город», он приобнял нас за плечи и повёл с пирса. Надо сказать, что друзьями в полном понимании этого слова мы с ним не были, но симпатизировали этому сдержанному, трудолюбивому, принципиальному парню и очень его уважали.
– Серёжа, как же твои родители и родственники? Ведь они тебя провожают почти на полгода, а ты их оставляешь?
– На Кавказе гость становится на время его приёма важнее всех, – убеждённо сказал Сергей, – они поймут.
Мы с Женей переглянулись и промолчали.
Выйдя из порта, Сергей повёл нас на рынок. Даже мы, привычные к разнообразию одесского Привоза, были приятно удивлены.
– Смотрите, ребята, такого в Одессе нет! – с полудетской гордостью показывал Сергей неизвестные нам в то время киви, инжир, фейхоа, мушмулу, гранаты, нектарин, хурму. Даже хорошо знакомые персики и груши были там необычно крупными и красивыми. – Сейчас будете всё это пробовать!
Мы знали, что родители Серёжи живут в пригородном селе, тяжело работают и, судя по одежде и образу жизни сына, лишних денег в семье нет. Поэтому стали отказываться – мол, недавно плотно позавтракали.
– Тогда возьмём хотя бы эти груши. Они называются хечечури; таких сладких и сочных вы никогда не пробовали!
Вчерашнее харчо давно уже покинуло наши желудки, ничего взамен с тех пор в них не поступало, и молодым организмам требовалось совсем другая пища. Но не обижать же искренне угощающего нас Серёжку! Пришлось, обливаясь сладким соком, так несвоевременно съесть по паре этих действительно чудесных, медовых груш.
С трудом удалось нам отвлечь Сергея и увести от этого великолепия. Попросить его одолжить нам денег мы не подумали (скорее, по молодости просто постеснялись), хотя это было бы самым простым решением проблемы. Но он продолжал своё кавказское гостеприимство:
– Ребята, я хочу угостить вас нашим «Букетом Абхазии»! Такого вина вы нигде не попробуете!
Как ни пытались мы остановить Сергея, ничего не помогало. Он буквально затащил нас в погребок, где пришлось выпить по стакану ароматного тёмно-красного, почти чёрного десертного вина с действительно очень необычным, бархатистым привкусом. Но нам было не до тонкостей дегустации – оно было очень сладким, и нас чуть не стошнило; ведь, кроме не менее сладких груш, мы со второй половины вчерашнего дня ничего не ели. А Сергей заказал продавцу ещё по стакану. Не помню, какими доводами мы его еле отговорили…
Вернувшись на пирс после более чем часовой прогулки, увидели ту же группу родственников в полном составе, терпеливо ожидавших Сергея.
– У нас в такой ситуации они бы обиделись, – подумали мы. – Наверное, он действительно прав, говоря об особом отношении к гостям на Кавказе.
К слову, я полностью убедился в этом через двадцать лет, побывав у него в Сухуми со своей десятилетней дочерью – сколько тепла, гостеприимства и искренности он тогда проявил! И сколько деликатности и скромности, когда гостил у меня в Одессе ещё лет через тридцать с лишним!
Через пару часов после выхода теплохода в море Сергей позвал нас в такую же, как наша, каюту, сказал «Давайте немного перекусим» – и начал доставать из чемодана пакеты, завёрнутую в бумагу. Помню очень вкусные домашние копчёности – мясо и колбасу, сыр сулугуни (непривычно твёрдый и тоже копчёный), лаваш и ещё кое-что другое, нам незнакомое.
Мы понимали, что эти продукты долгосрочного хранения были заботливо собраны мамой Сергея, чтобы обеспечить его на первое время очень скромной одесской жизни. Но все наши попытки отказаться встречали такую реакцию, что даже его акцент становился намного сильнее обычного:
– Вы хотите меня очень сильно обидеть, да?!
Так наше опасение голодной диеты становилось всё менее и менее реальным. Но, как оказалось, многое было ещё впереди.
Пока теплоход дошёл до Ялты, количество продуктов в серёжином продуктовом чемодане заметно поубавилось – наши попытки уклониться от их употребления твёрдо пресекались в самом их начале. Можно лишь снова укорить себя за свойственную возрасту неразумную ложную деликатность, помешавшую просто одолжить у него денег.
На причале ялтинского морвокзала теплоход ожидала целая толпа. По-видимому, это были будущие пассажиры.
Мы не собирались сходить на берег – остановка судна была последней, с Ялтой хорошо познакомились в начале рейса, да и денег не было совсем. Из любопытства (всё-таки какое-то разнообразие) подошли к поручням обращённого к причалу борта. И вдруг из толпы я услышал крик:
– Миша, привет! – и увидел, что мне машет рукой давняя знакомая ещё по пионерлагерю девушка по имени Алла. – Спустись к нам!
– Да нет, не хочется, – без энтузиазма, но громко ответил я.
– Пожалуйста, спустись! Очень нужно!
Пришлось сойти на берег, извинившись перед Женей и Серёжей и предварительно проверив наличие в кармане посадочного жетона, который предъявлялся в каждом порту стоящему у трапа матросу при возвращении на теплоход.
– Понимаешь, – нервно сказала Алла, – мы не смогли достать билеты, а больше до 1 сентября рейсов нет. Опаздывать к началу учебного года нельзя, у нас в институте с этим строго.
– А я-то что могу сделать?
– Мишка, пожалуйста, придумай что-нибудь! Куда угодно, хоть на палубу! Это же всего одна ночь! Ну пожалуйста!
– Сколько вас?
– Четверо…
– Вещи есть?
– Есть немного, мы ведь всего на пару дней ехали. А об обратных билетах, дураки, не подумали…
Теплоход должен был стоять три часа. Я поднялся на палубу, нашёл своих и тихо сказал:
– Надо помочь моим знакомым ребятам. Их четверо, они не достали билеты и опаздывают на занятия. Попросим у соседей, не сошедших на берег, четыре посадочных жетона – они им сейчас не нужны. У женщин надо попросить ещё и несколько «авосек» или небольших матерчатых сумок. Потом спускаемся на причал и всемером идём в город.
Жетоны отдаём ребятам, их вещи распределяем на всех, чтобы не было помногу (вроде бы мы купили что-то в городе), пустые крупные сумки складываем и прячем. На судно поднимаемся перед самым отходом. Приветствуем матроса у трапа (типа «Привет! Всё время приходили вовремя, а на последней стоянке чуть не опоздали»), одновременно оживлённо разговариваем с ребятами, – наши лица примелькались, авось на новых не обратят внимания.
Мой авантюрный план полностью удался. Теплоход отошёл от причала, ребята затерялись на палубе среди любующихся вечерней Ялтой. Когда большинство пассажиров разошлось, мы нашли четыре шезлонга, поставили на подветренную сторону, усадили в них перенервничавших ребят, а их вещи отнесли в наши каюты. Девушкам галантно предложили наши места, но они ночевать в душной каюте отказались.
Когда все успокоились, один из спутников Аллы сказал:
– У нас остались деньги, отложенные на билеты, и не только эти. Предлагаю отметить удачную посадку и знакомство в ресторане – мы ваши должники.
Трое других «зайцев» его активно поддержали. Мы слегка посопротивлялись, но понимая, что ребята правы, согласились. В результате до закрытия ресторана сидели там, пока у них не кончились деньги. Так что наше голодное существование снова не продолжилось.
Потом, расслабленные, вышли на носовую палубу и долго сидели под капитанским мостиком, глядя на ночные звёзды и распевая весёлые песенки. Наконец, вахтенному штурману это безобразие надоело, и он, перегнувшись через перила ограждения, на которые опирался, суровым тоном потребовал прекратить шуметь. В ответ мы хором запели: «Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка – это флаг корабля…» Когда допели весь куплет, строгий моряк махнул на нас рукой и ушёл – как нам показалось в темноте, действительно улыбаясь.
Утром я проснулся очень рано и вышел на палубу. Теплоход шёл в открытом море, но уже ощущалось приближение берега – через 2-3 часа наше путешествие заканчивалось. От форштевня корабля расходились вправо и влево «усы» из невысоких волн, на верхушках которых появлялись и тут же исчезали блестящие солнечные блики.
Особенно впечатлило меня невиданное мною ранее зрелище – небольшая стая дельфинов, сопровождавших наш корабль. Они стремительно выскакивали из воды и, почти не поднимая брызг, плавно входили под углом обратно в эту чуть колышущуюся бирюзу. Испытанное тогда острое ощущение счастья от всего, что окружало меня – море, небо, солнце, играющие дельфины, я и сейчас, через 65 лет, помню, как будто это было вчера…
Напоследок, перед входом в порт, мы сфотографировались на верхней палубе под носом спасательной шлюпки. На фото первый слева сижу на перилах ограждения я, крайний справа – Женя, обнимает нас за плечи Сергей. Стоят Алла (слева) и двое её спутников; третий, видимо фотографировал.
Судя по нашим с Женей улыбкам, о возникшем за три дня до этого опасении голода мы в этот момент уже не помнили. И правильно делали!
Добавить комментарий