Я называл дом, в который переехал, «кибуц номер два». «Почему номер два?» —вы спросите, конечно. И я вам отвечу, что понятия не имею. Знаю только, что в нем проживали довольно интересные индивидуумы, в том числе мои ближайшие соседи. С одним из них, Мишей Кугелем вы уже знакомы. Теперь речь пойдёт о другом соседе. Саша Рукавник лицом был похож на знаменитого Одесского певца и киноактера Леонида Утесова.
А вот своей комплекцией он был на две головы впереди него. Саша был таких необъятных размеров, что с трудом протаскивал свое тело через стандартный дверной проем. Но это ещё не все. Совершенно удивительно то, как он влазил в сиденье своего мерседеса. А вне своего авто он передвигался на своих раздутых болячками ногах, толкая впереди себя тележку, тяжело дыша и часто останавливаясь. Когда мы в первый раз встретились, он вдруг затормозил тележку, внимательно посмотрел на меня и сказал: «Папаша, что вы так посмотрели на меня? Я что, испортил вам аппетит?» Я недоуменно посмотрел на него и сказал: «А вы, молодой человек, случайно не с Костецкой угол Мясоедовской?» А сосед тогда с радостной улыбкой сказал: «Так мы, папаша, с вами от одной Одессы-мамы? Будет с кем поболтать и поиграть в домино». Честно говоря, домино не очень интересовало меня, но услышать что-то интересное мне хотелось. «Обязательно зайду к вам вечером», - сказал я.
Но ни в тот вечер, ни в следующий я не зашел, а на третий – Саша Рукавкин прикатил сам. «Привет, папаша, как говорится, если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе. Или что-то в этом роде», - сказал он и плюхнулся в кресло своим двухцентнерным телом. Потом он поглядел по сторонам, скорчил смешную гримасу на лице и сказал: «А где же публика, папаша? Вы обещали, что будет весь бомонд, - он скорчил гримасу человека, который готов зарыдать от горя. - Ну, ничего, публика подойдёт чуть позже», - сказал он и улыбнулся.
«Итак, леди и джентльмены, - продолжал паясничать Саша Рукавкин. - Мы начинаем. Старая одесская бандитская песня «Мурка». Прошу любить и жаловать! Нынче чемпион по хроническим болезням, а в прошлом - боксер среднего веса Саша Рукавкин». Мне понравилось его вступление, и я энергично захлопал. Саша поднял руку, как бы, успокаивая публику и, когда я перестал отбивать свои ладоши, сказал: «Скажи честно, папаша, ты, наверное, думал, что мне, по крайней мере, лет сто стукнуло? Я прав?» Не дождавшись моего ответа, он продолжал: «Мне всего шестьдесят восемь. Жизнь меня скрутила в бараний рог. Когда-нибудь я расскажу тебе кое-что».
Он замолк, снова посмотрел по сторонам и сказал: «Слушай, папаша, я вижу: поиграть в домино у нас сегодня не получится из-за отсутствия стола, а вот выпить по двадцать грамм шотландского виски – запросто». И Саша вытащил из кармана широченных брюк бутылку. «Давай рюмки, папаша, выпьем за знакомство!» К своему стыду, я не имел рюмок. Когда я принёс из кухни две чашки, Саша посмотрел на меня, как если бы те чашки доставил с космоса инопланетянин. Но ничего не сказал. Разлил виски в чашки и открыл весь в золоте рот: «Сосед, если ты не выпьешь эти пять грамм, то я не вынесу всю боль за родную Одессу-маму - и повешусь. Понял, сосед? «И я, насилуя себя, выпил почти полную чашку. Я снова пошёл на кухню - искать закуску. Из съедобного нашлась коробка конфет. То были шоколадные шарики диаметром приблизительно в двадцать миллиметров. По размеру очень похожие на те, что применяются для колёс двадцатитонных самосвалов. Саше шарики понравились, и он быстро опустошил полкоробки. «Ну и на здоровье. Лишь бы не придушил меня», - впервые в жизни грубо пошутил я и понял, что опьянел.
На следующий день я решился на ответный визит, и, когда над нашим домом засветились золотом большие южные звезды и подул лёгкий бриз со стороны океана, я выполз из своей берлоги и направил свои стопы в другую, похожую на мою берлогу. Путь был недалеким. Всего одиннадцать шагов. Уже на пятом шаге я почувствовал запах дыма. Он пробивался изо всех щелей и даже сквозь замочную скважину Сашиной двери. Но пламя не бушевало в его окнах, и я позвонил.
Заиграл печальный шопеновский ноктюрн, и голос изнутри пробасил: «Open». Когда я переступил порог, меня чуть не сбила с ног волна густого сигаретного дыма, настоянного на прокисшем курином бульоне. «Входи, папаша, не бойся, я тебя не съем.» Я вошел. «Представляешь, папаша, тебе повезло. Я выкурил последнюю пачку сигарет», - сказал он. «Наверное, не только мне, но и тебе тоже повезло, сосед», - сказал я.
Он задумался. «Да, может быть, ты прав. Я столько потерял в моей жизни из-за этой суки сигареточки. Такая маленькая и пахнет хорошо, а - такая холера. Сколько я в своей жизни потерял из-за нее. Представь себе, что я никогда не испытал на своих губах женский поцелуй. Насчёт секса проблем не было, а поцеловать её - не дай бог. Мои губы прокоптились сигаретным дымом, и ни одна женщина не хотела терпеть меня. Чего я лишился, идиот? Да о чем говорить? Не о чем говорить. Он замолк, вытирая с лица пот, смешанный со слезами. Мне хотелось пожалеть его. Я начал так: «Слушай, Саша, у каждого человека есть за пазухой какие-то цурыс (несчастья, идиш). Я остановился, не зная, что говорить дальше. Только через пару минут я вдруг поведал ему то, что болело у меня до сих пор: «А меня, Саша, женщины не любили», - и заплакал, как последний сукин сын.
Добавить комментарий