Я Родину выжег железом каленым
и в столбики пепла свернулись поля
Не нужно уже притворяться влюблённым
в эти акации и тополя.
И кладбище, отческий дом или школу
горящая воля моя рассекла.
И рухнуло всё, стало пусто и голо,
и вырвалась в мир первоздання мгла.
Вот я – бунтовщик, уничтоживший звонкий
храм, коему, может быть, тысяча лет,
стою на краю исполинской воронки,
следя, как вокруг стекленеет рассвет.
***
Я ощутил родство между собой
и кладбищем еврейским в Кишинёве,
как будто пробудился голос крови
и взвыл Иерихонскою трубой.
И Театральный переулок мой
забыть навечно не хватает силы:
кружат над ним знакомые могилы,
как ласточки - и летом и зимой.
Из эмигрантской дали грозовой
спускаюсь вниз - по снам,как по ступеням,
в осенний сад,к таинственным растеньям,
где не поймёшь, кто мёртвый, кто живой.
***
Покосилась решётка оград
На погосте глухом у завода.
Исходила блаженством природа,
Совершая свой майский парад.
Как в старинном музее смотрел
Я вокруг, проходя беззаботно.
Под кустами, растущими плотно,
Отпечаталось слово " сгорел ".
В этом богом забытом углу
Отрицалась любая утрата,
Лишь светилась роса в три карата,
Да стволы источали смолу.
Вдруг пронзительно вскрикнул состав,
Уползая в Тирасполь лениво,
И откликнулась птица счастливо,
Полсекунды спустя перестав.
Радость жизни, ты снова права,
Хоть есть тот, кто со спазмами в глотке
Прислонился к железной решётке,
Видя вбитые в камень слова.
Добавить комментарий