Отворачивающийся от чужой беды – поворачивается к своей.
Году в 1966 собрался я навестить старшего брата Александра, жившего в Полтаве. Я жил В Ленинграде и в тот момент был совершенно свободен: не было работы и не было денег. Дела мои шли не очень хорошо – был запрет на профессию и я понял, что нужно сделать перерыв в бесплодных поисках работы по «узкой специализации» - радиоактивности.
У меня был чешский мотоцикл «Ява – 250» и три рубля денег. Бензин тогда стоил 7, или 8 копеек. Я купил банку сгущёнки, пачку печенья и сначала решил доехать до города Обнинска, что в 107 километрах от Москвы по старой смоленской дороге в сторону Малого Ярославца. В Обнинске я работал в 1956-58 годах, и у меня там было много знакомых. В еде я был непривередлив, знал голодуху со времени, когда я себя начал помнить и до конца 1950. С сентября 1952 в техникуме я начал получать стипендию в неполные 14 лет и умел вести свой «семейный» бюджет.
В Обнинске два дня ушло на встречу-проводы и, ощущая в кармане свежую банку сгущёнки и 30 рублей наличными, покатил я в сторону южную. Огорчало меня только состояние резины моего мотоцикла – в магазинах ни шин, ни камер купить было невозможно, а на «толкучке» - очень дорого. Не было на мотоцикле и ветрового стекла – и купить в магазине маловероятно и дорого.
Камера заднего колеса лопнула на взрыв на скорости 80 км/час, и я «рулил» неуправляемым мотоциклом от кювета к кювету более 100 метров, благодаря Бога, что не было встречного движения. Это было уже на Украине, в деревне Яблонiвка. Спросил у встречного, где можно переночевать? - Заходите в любую хату – никто не откажет. В хате проживала бабушка с малолетним внучком. «Трудности» начались сразу – мне постелили перину, в которой я утонул. Имея опыт сна и на полу, и на голых нарах в СИЗО, я дождался сна хозяев и переполз на половик, на пол. Утром меня разбудил внучок: он сел мне на спину и водил пальцем по тринадцатому номеру на моей спортивной майке.
Сел в рейсовый автобус, доехал до Киева и нашёл «толкучку». В магазине камера стоила три рубля с полтиной. Нашёл камеру за 13 рублей. У неё была особенность – 11 заплат. Вернулся в Яблонiвку, смонтировал колесо, покатал внучка и через Киев устремился в сторону Полтавы. Камера взорвалась километрах в тридцати от Полтавы. Спрятав мотоцикл в лесозащитной полосе, я вышел на дорогу и стал «голосовать». Подобрал меня грузовик с коровами.
Брат служил в лётной части с легко запоминаемым адресом «Полтава - 4, дом 2, кв. 4». Я появился у шлагбаума. Дежурный офицер, узнав, что я брат Александра Смирнова, видя мотоциклетный шлем, приказал открыть шлагбаум и спросил, привёз ли я свежие анекдоты?
Брат взял военный грузовик, и мы поехали за мотоциклом. Нашли и привезли. Разместили в чьём-то гараже, и я неделю не мог смотреть на мотоцикл. Катался в чистой одежде на городском транспорте. Любовался центром города, напоминавшим Питер: архитектор монумента Славы в Полтаве Тома де Томон, что и Ростральных колон в Питере. Центр Полтавы – Круглая площадь, сооружена архитектором Михаилом Амвросиевым, по предложению князя Куракина, в память столетия Полтавской битвы. Восхищал и удивлял памятник коменданту Полтавы полковнику Келину, под руководством которого горожане защитили город от вторжения шведов в 1709 году. Шведы отошли за город, где их встретило войско Петра Первого. С тех пор в России бытует пословица «Погорел, как швед под Полтавой». Памятник защитникам города, сооружённый по проекту Бильдерлинга, необычен по конструкции. На передней части, на уровне зрителя, на площадке лежит оскалившийся лев, готовый к прыжку. Монумент входит в архитектурный ансамбль Круглой площади.
Строили с братом гараж. Он не спрашивал меня о моих делах – в семье у нас это не было принято. Захочет – сам расскажет. И никто из четверых братьев и сестры не отказывал в помощи другому.
Поехал я купаться на реку Ворскла. Мотоцикл поставил у забора рядом с пляжем. Разделся и хорошо искупался. На берегу парень мучал гитару. Я спросил разрешения и спел несколько песен Высоцкого, Анчарова, Окуджавы. «Откуда ты, - спросили меня, - мы тебя не знаем». – «Из Питера». – «Это не твой мотоцикл стоит вон там, у забора?» - «Мой». Парень, вероятно старший, сказал: - «Верните все шмотки на мотоцикл и лавсановую рубашку не забудьте». Вдохновлённый силой искусства в материальном смысле, я продолжил выступление. А в те времена я выиграл пари на рассказ ста анекдотов подряд, с перерывом не более минуты, и мог спеть 50 песен. Старший предложил: «Приходи вечером на бан (вокзал), мы там будем в ресторане. Посидим». Я отговорился днём рождения племянника. «Тогда приходи сюда же завтра, с нами будет бандерша. Пусть и она послушает».
Своё выступление на следующий день я начал с песни Михаила Анчарова «МАЗ»: «Нет причин для тоски на свете, что ни баба – то помело…». Дальше следовали «Рыжая шалава», «Ну о чём с тобою говорить – всё равно ты порешь ахинею». Бандерша поморщилась: «Репертуар у вас какой-то своеобразный». Парни гоготали: - Давай, питерский, давай ещё! Я перешёл на лирику: «Бабье лето» (Клёны выкрасили город), «Дежурный по апрелю», «Полночный троллейбус». Заслужил одобрение бандерши. Надел нейлоновую рубашку и покатил в авиагородок.
Мой дед по материнской линии Антонов Пётр Иванович говаривал: гости – это до трёх суток, а потом – постояльцы. Прогостив у брата пару месяцев, я собрался домой. Сослуживцы брата принесли мне такое количество шин и камер, что я еле уместил всё это богатство на багажнике мотоцикла. Поблагодарил брата и жену его за гостеприимство и направился домой, в Питер. Устроился на ночёвку в кемпинге под Смоленском. Ближе к полуночи во двор кемпинга въехало трое мотоциклистов. Увидев питерский номер на моём мотоцикле, они предложили мне ехать сейчас же до «знакомого» им стога сена, переночевать в нём, а рано утром «рвануть» в Питер, до которого от стога сена ровно тысяча километров. Нестыковка произошла из-за темпов передвижения: они ехали «сотенку», а я со своей, не очень новой резиной и горьким опытом, держал не более 80-ти. Я брал измором. По тогдашним дорогам «делать сотенку» тяжело и морально, и физически. Напарники часто отдыхали. Я проезжал мимо, попивая на ходу сгущёнку и заедая печеньем. Они вихрем проносились мимо и исчезали в дали. Потом я снова проезжал мимо них, махал рукой и так повторялось много раз.
Не заметив знака окружной дороги, я оказался в Москве. В то время мотоцикл не считался транспортным средством, равным автомобилю, и везде на центральных улицах городов висели знаки «мотоциклетное движение запрещено». При въезде на улицу Горького меня остановил милицейский свисток. Я подошёл к инспектору и предъявил ему … справку из ГАИ Полтавы на право проезда до Ленинграда. В Полтаве я посетил мотогонки и был в таком восторге от мастерства «наездников», что у меня из кармана украли водительское удостоверение. Инспектор повертел в руках справку, дырокол не доставал, хотя на справке места для дырок было предостаточно, и потребовал штраф три рубля. Я напомнил ему о гостеприимстве порта пяти морей Москвы к жителям портового города Ленинграда, но инспектор, видимо, в море не ходил и о морском братстве не знал. Всё, что я мог ему предложить, – это один рубль. Он взял рубль и выдал мне пачку десятикопеечных квитанций, предварительно разорвав их. Я спросил его, как мне ехать далее? Инспектор помолчал: «Дуй вперёд по Горького, потом сворачивай направо на Чехова, а потом выезжай на Ленинградское шоссе – прямую дорогу на Питер». Я сел на мотоцикл, с воем поднял переднее колесо, краем глаза увидел кулак инспектора и рванул вдоль по Питерской, по Тверской-Ямской.
В тот день я проехал более тысячи километров. Ночью добрался до дома, вошёл в комнату (дверь в свою комнату я никогда не закрывал), попросил незнакомого парня, спавшего на моём диване, подвинуться и провалился в глубокий сон.
Из мотоциклетных подвигов. Проводив жену на поезд из Питера до Чернигова, пришёл домой, посидел, подумал, сел на мотоцикл и встретил жену на перроне Черниговского вокзала.
Три дня длились майский праздники. Один день я ехал из Питера до Киева, гостил в Киеве целый день и на третий день возвращался в Питер, успев искупаться в Днепре.
Добавить комментарий