В этот раз мы решили поместить статью Евгения Голубовского в авторский, а не в привычный для его корреспонденций у нас раздел «Отклики на войну в Украине». Писатель и редактор, журналист и культуролог, достойный человек, заслуживший почет и уважение далеко не только в своей родной Одессе. Совсем недавно мне с восторгом рассказывала о нем дочь писателя Юрия Трифонова и внучка художника Амшея Нюренберга Ольга Трифонова-Тангян. Ольга хотела даже написать о нем хвалебное слово, да, видно, что-то помешало. Мы горды тем, что Евгений Голубовский становится нашим автором. Милости просим в ЧАЙКУ, Евгений Михайлович, где Вы уже давно знакомы читателям по Вашим замечательным, проникновенным и глубоким откликам на то, что творится сегодня в Украине и Одессе в связи с бессовестной и бесчеловечной российской агрессией!
Долгого здоровья Вам и жизни – и пусть Господь даст Вам увидеть конец этой проклятой войны и родину в ореоле славы!
Ирина Чайковская
В этом году, увы, больше вспоминаю об ушедших друзьях. Буквально – лавина. Олег Губарь, Юлик Златкис, Михаил Жванецкий, Аркадий Львов…
Друзья – это вечные собеседники, вечные спутники, в конце концов – опора в жизни.
Без друзей каждый из нас одинокий путник в пустыне мира.
Не только путник, но и путаник. Если нет рядом друзей, кто вразумит, кто остудит голову.
Естественно, по ходу жизни возникают новые друзья. Но они не заменяют ушедших. Так и остается на всю жизнь шлейф памяти. Да, в памяти друзья вечны.
Не знаю, как кто, я не удаляю из телефона номера ушедших друзей. Вот только не звоню им пока. Всё жду – вдруг они позвонят. Но об одном из друзей напоминает сегодня его день рождения
Мне в жизни повезло.
Дружбой не был обделен. А сегодня исполнилось бы 72 года Юре Щекочихину, "последнему российскому святому", как писал о нем Андрей Вознесенский.
Не забуду последний его приезд в Одессу, уже загнанный, уставший, он попросил Леонида Сушкина, тогда зампреда горисполкома, чтоб, хоть из-под земли, но нашел меня.
Не знаю, как, но нашли, привезли…
И мы вечер просидели, слушая его страшные истории о прогнившей власти.
Спасибо, что ты был.
На его смерть, а его отравили, было много откликов.
Эпитафия Андрея Вознесенского:
По шляпам, по пням из велюра,
по зеркалу с рожей кривой,
под траурным солнцем июля –
отравленный сволотой,
блуждает улыбочкой Юра,
последний российский святой.
И вот эти воспоминания Ирины Николаевны Зориной, вдовы Юрия Корякина, я сохранил у себя в компе.
«Его могли убить еще летом 1988 года, когда он опубликовал в «Литературной газете» (20 июля) нашумевшую статью «Лев прыгнул» — о советской мафии, связанной с ментами и чиновниками, которые состояли на службе у преступников. Тогда в Сухуми собралась воровская сходка, где решался вопрос о «ликвидации» зарвавшегося журналиста и его собеседника подполковника Гурова. Всего двух голосов не хватило для принятия этого решения. Правда, сами «герои» узнали об этом много позже из окружения известного преступного авторитета Завадского (к тому времени уже убитого). А тогда казалось, что спас их звонок М.С.Горбачева (в то время он был Генеральным секретарем ЦК КПСС) в редакцию «Литературной газеты». Он сказал, что об этом «давно пора было написать».
Убили Юрия Щекочихина – через пятнадцать лет. Убили профессионально. Отравили то ли полонием, как Литвиненко, то ли другим каким «новичком». Все это не подтвержденные версии. Но ясно, что сработали топорно. Пришлось заметать следы. Изолировать умирающего депутата в палате ЦКБ (Центральной клинической больницы), не пустив к нему даже мать. Ликвидировать все медицинские документы, предложив «городу и миру» чудовищную абракадабру в качестве официального медицинского заключения («общая интоксикация»). Прокуратура сделала все, чтобы следы преступления исчезли.
Карякин в своем дневнике так писал о дружбе трех переделкинских Юр, (Ю.В.Давыдов, Щекоч - так называли его друзья): «Какие тут «конфликты» «отцов и детей»? Мы – «старики» – любовались им, завидовали его «перпетууммобильности», а он никогда не забывал помянуть добром стариков-шестидесятников. Неожиданно и радостно он и для нас, сделался учителем и образцом. Поражала его незамедлительная, мгновенная, безоглядно-бесстрашная и рабоче-деловая реакция на любую ложь и подлость. Сразу бросался, и всегда очертя голову, в самую гущу».
А занимался Щекочихин делами все более серьезными, но делал это с такой легкостью, открытостью, не задумываясь, как казалось, чтобы хоть немного подстраховаться… и ничего не боялся. Главным делом его жизни стали журналистские расследования. Главными темами его публикаций стали состояние российской армии, освобождение пленных и заложников в Чечне, коррупция в органах государственной власти. Он стал даже экспертом ООН по вопросам организованной преступности.
Только сейчас понимаешь: буквально сжигал себя. Был абсолютно неподкупным. Стремление было одно: докопаться до истины, отыскать кровопийц клещей, выколупать, выцарапать их и показать всем на ладошке – как корчатся они на свету, как представляются «божьими коровками» и мечтают снова забраться нам всем под кожу и снова укусить – отравить своим ядом. Как его на все хватало – на книги, на сотни статей, на депутатские запросы во все инстанции, на бесконечные поездки в горячие точки. От той информации, которой он был перенасыщен, можно было, наверное, сойти с ума. А он никогда не терял присутствия духа и снова и снова ввязывался в борьбу со всеми этими «клещами».
При этом жил Щекоч как гениальный бомж, но на самой вершине духа. Бытовая неустроенность, неухоженность. Всегда в его маленьком зеленом домике на улице Довженко в Переделкино ютились какие-то хорошие люди, которым он помогал. Он еще их и подкармливал. Сам все время мотался в Москву и по командировкам.
Он обладал уникальным талантом дружбы. И друзей у него было очень много. На его дни рождения – 9 июня – собиралось не меньше полсотни, а то и больше журналистов, политиков, врачей, учителей и учеников – господи! – да кого только не встретишь на огромной зеленой лужайке перед его домом.
Очень хорошо помню, как Карякин всерьез испугался за Щекоча, когда тот начал в конце 2002 - начале 2003 года расследовать «мебельное дело» (дело «Трех китов»). Щекоч напал на след опасного конфликта между силовыми органами и уже, как бульдог, не отпускал дела об отмывании денег через «Бэнк оф Нью-Йорк». Затронуты были интересы коррупционеров высочайшего уровня. Стал получать анонимные звонки с угрозами. Симпатизировавшие ему ребята из ФСБ предупреждали его, что угроза жизни велика. Дали ему бронежилет, обеспечили охрану его и детей. Сам он как мальчишка порой сбегал от охранников: мешали работать. Отшучивался. Однажды Карякин серьезно сказал ему: «Лезешь на рожон. Даже ты не можешь представить себе, как они, которых ты не боишься, боятся тебя. Какие планы они вынашивают».
9 июня 2003 года отметили его день рождения, как всегда весело, в большой компании. Он нам сказал, что собирается лететь в Нью-Йорк...
Но сначала надо съездить в Рязань. Мы куда-то уехали отдохнуть. Вдруг звонок.
– Как вы там?
– Хорошо. Отдохнули, загорели.
– Вы там на солнышке загорали, а у меня без солнышка кожа пузырится.
Мы ничего не поняли, и объяснять он нам ничего не стал. И вдруг узнаем, что его срочно поместили в ЦКБ. Ну, а дальше никаких контактов и никакой информации. Через несколько дней звонит Ира Ришина (она работала в «Литературке»):
– Щекоч умер. Отравили его сволочи!
Хоронили мы Юру на нашем переделкинском кладбище. Место дали прямо у шоссе почти у моста над высохшей речкой Сетунь. Рядом с могилой Юры Давыдова. А ведь три Юры и в шутку, и всерьез, говорили — ляжем, ребята, рядком на переделкинском. Так и вышло.
На прощание приехали М.С.Горбачев, Григорий Явлинский, Владимир Лукин, генерал-лейтенант Гуров, его старинный друг. Депутаты, журналисты и много-много друзей. И еще наверняка —те упыри и клещи, что мечтали увидеть его в гробу… и дождались
А в гробу лежал обугленный старик, облысевший, будто без кожи. Если бы в изголовье гроба не было портрета смеющегося Щекоча, нельзя было бы понять — кого хоронят».
Юра Щекочихин много раз бывал в Одессе. Дружил с «Вечоркинцами», с Борисом Литваком.
Светящийся человек. Не могу представить его без улыбки.
Как он ненавидел зажравшееся жулье, ставшее властью. И остался в памяти, в душе Дон Кихотом в совсем не рыцарские времена
На фото Юра Щекочихин
Добавить комментарий