В кабинете главного врача Иванихинской частной психиатрической клиники сидели друг напротив друга два человека: собственно, сам главный врач Аркадий Борисович Белозёров и его посетительница Алла Трофимовна. Аркадию Борисовичу было 58 лет, но вот выглядел он на все 70: тощий, длинный, в больших роговых очках на пол-лица. Очень душевный человек и, как и большинство его клиентов, с лёгким прибабахом. Алле Трофимовне тоже было за 50, а вот она выглядела лет на 40: очень богатая дама (ну, это и так понятно – частная психиатрия не для бедных), ухоженная и абсолютно бездушная как в бизнесе, так и в личной жизни женщина. Доктор сидел за своим столом и перебирал бумаги, в изобилии разложенные перед ним, посетительница – напротив стола в глубоком кожаном кресле, изящно закинув ногу на ногу. Разговор шёл о муже Аллы Трофимовны, который уже год с лишним пребывал в этом частном доме скорби.
– А, может быть, всё это правда? – доктор перевёл глаза от бумаг на посетительницу.
– Что – правда? – спросила Алла Трофимовна.
– Всё!
– Доктор! – раздражённо отвечала Алла Трофимовна. – Я же вам уже сто раз объясняла: он творческий человек – поэт, музыкант или кем ещё он там себя вообразил. У него фантазия работает так, как нам с вами и не снилось. Он может сесть за стол и насочинять за несколько часов такого, что нам с вами за всю жизнь не придумать. Бред это всё, понимаете? Бред! Бред сивой кобылы, от начала и до конца!
– Не нервничайте, Алла Трофимовна! – миролюбиво сказал доктор, выслушав эту гневную тираду. – А скажите-ка вы мне вот что: у него раньше ранения в голову были?
– Были! В основном алкоголем и наркотиками!
Аркадий Борисович не стал отвечать на очередной выпад посетительницы, а взялся щёлкать пальцами по клавиатуре компьютера: правой рукой с мышкой что-то открыл, потом увеличил и развернул экран монитора к Алле Трофимовне. С кряхтением выбрался из своего кресла и обошёл стол: просторный белый халат висел на нём, как на вешалке.
– Два дня назад мы снова сделали ему МРТ головного мозга, и вот вам подарок! Будьте любезны! – Доктор торжественно обвёл ручкой нечто на чёрно-белом снимке. – Вот здесь – в области гипоталамуса.
– Это что – пуля? – спросила Алла Трофимовна, вглядываясь в экран.
– Пуля? – озадачился доктор. – Да нет, не думаю – алкоголь и наркотики оставляют совсем другие следы.
Алла Трофимовна чуть ли не с ненавистью посмотрела на невозмутимого Аркадия Борисовича.
– Тогда что это?
– Это хороший вопрос! А хороший вопрос требует хорошего ответа, но, увы, у меня его нет. Я не знаю, что это. На предыдущих снимках ничего подобного не наблюдалось. Это, так сказать, что-то новенькое. Именно поэтому я вас и вызвонил сегодня.
Доктор вернулся в своё потёртое кресло и продолжил уже оттуда:
– Три дня назад, ночью, нам позвонили из полиции и поинтересовались, все ли больные у нас на месте. Попалатный обход показал, что отсутствует только ваш муж. Полицейский патруль наткнулся на него случайно, километрах в тридцати от нашей клиники: он стоял прямо посередине дороги абсолютно голый и смотрел в небо. Он бы неминуемо погиб, если бы не полиция – в ту ночь было градусов двадцать мороза.
– И как же он сбежал?! – возмущению Аллы Трофимовны не было предела.
– Сбежал? – доктор спокойно протирал свои очки. – От нас, я имею в виду из клиники, сбежать невозможно, Алла Трофимовна. Поэтому я и спрашиваю вас: может быть, всё-таки это правда?
– Удивляете вы меня, доктор! – неискренне рассмеялась женщина. – Верить во все эти чудеса? Увольте – я здравомыслящий человек!
– А в Бога вы верите?
– Идите к чёрту! – немедленно ощетинилась Алла Трофимовна. – Я плачу вам деньги и, заметьте, немалые деньги, чтобы вы занимались лечением моего мужа. А меня оставьте в покое: я уж сама как-нибудь разберусь, во что мне верить, а во что не верить.
Напряжённая тишина повисла в кабинете: Аркадий Борисович шуршал бумагами у себя на столе, а Алла Трофимовна сверлила его негодующим взглядом. За огромными окнами кабинета застывший на морозе заснеженный лес подступал вплотную к стенам клиники, и это было так нереально красиво, что живой лес был больше похож на обои, которыми какие-то безумные дизайнеры заклеили окна клиники. Наверное, в лесу тоже было тихо, но без усилий тихо – без напряжения, но до звона в ушах.
– Поймите меня правильно, Алла Трофимовна, – пошёл на мировую Аркадий Борисович. – Объяснить последние события иначе как вмешательством каких-то (доктор находился в явном затруднении, пытаясь найти нужные слова), ну, скажем, не совсем человеческих сил я не могу. Обстоятельства, знаете ли, не позволяют.
– А что тут объяснять? – железобетонная логика Аллы Трофимовны принялась крушить хрупкие, как ей казалось, доводы доктора. – То, что псих сумел запросто удрать из вашей неприступной клиники или то, что ваша хвалёная аппаратура оказалась на самом деле не самой лучшей в стране? Лично для меня всё понятно и по-человечески всё как раз объяснимо.
– Если бы всё, Алла Трофимовна, – деланно горестно вздохнул Аркадий Борисович. – Если бы всё!
Ему совсем не хотелось в открытую праздновать свою победу и тем самым лишиться покровительства богатой посетительницы: приходилось лавировать между врачебным долгом, собственной совестью и финансовыми проблемами клиники. Ловкий администратор уверенно хоронил хорошего врача.
Аркадий Борисович выдвинул верхний ящик своего стола и вытащил из него пару белых листов, плотно забитых печатным текстом:
– Вот это вчера утром нашли санитары в палате вашего мужа под матрацем. Желаете взглянуть?
– Да как вы смели нарушить условия нашего договора?! – Алла Трофимовна была в бешенстве. – Ведь мы же с вами, кажется, обо всём договорились: никакого общения с внешним миром, никаких телефонов, компьютеров и телевизоров! Полный покой! Я и положила его в вашу клинику только потому, что она находится далеко от города и в лесу! А вы что себе позволяете?! Зачем вы пустили его к компьютеру?!
– Успокойтесь пожалуйста, Алла Трофимовна! – струсил доктор, мгновенно осознав, что основательно перебрал с дешёвыми театральными эффектами. – Не было компьютера с принтером, как вы подумали – не было! И палату ваш муж, если и покидал, то только в сопровождении двух санитаров. Со вчерашнего утра у меня появилась возможность немного поэкспериментировать с этими листами, и теперь я могу сказать вам с абсолютной уверенностью – это вообще не бумага. Смотрите!
Доктор правой рукой достал из кармана халата металлическую зажигалку, с характерным звоном откинул крышку, чиркнул колёсиком и поднёс вспыхнувший жёлтый лепесток огня к краю листа. Пламя некоторое время лизало лист, не нанося ему никаких видимых повреждений, а потом текст стало корежить, строки сломались и словно осыпались вдруг на стол струйкой пепла. Алла Трофимовна даже привстала из своего кресла, чтобы это увидеть, но на столе ничего не было – только бесполезные бумажки доктора. Аркадий Борисович щёлкнул крышкой зажигалки, и пламя пропало. Подождал недолго, помахал пустым листом в воздухе, и на нём снова, как по волшебству, проявился печатный текст.
– Дайте сюда! – ворчливо сказала Алла Трофимовна и требовательно посмотрела на доктора.
Получив из рук Аркадия Борисовича листки, она поудобнее устроилась в кресле и собралась читать. Но сначала ревниво окинула взглядом доктора:
– Вы это тоже читали?
– Исключительно по долгу службы, а не из любопытства.
Дама вздохнула и стала читать. А Аркадий Борисович положил подбородок на скрещённые пальцы, смотрел на женщину в кресле и думал: «Ну, вот что она с ним возится? Развелась бы, да и дело с концом. Отправили бы его в какую-нибудь государственную богадельню: там его быстренько признали бы здоровым и отпустили на все четыре стороны. И ему хорошо, да и ей, наверное, тоже. Ведь и лечить-то, по сути, из того, что можно вылечить, – нечего. А талант не лечится. Да и сколько их, таких, как он, по всей России – спившихся, сторчавшихся, изо всех сил пытающихся погубить в себе дар Божий и думающих, что это и не дар вовсе, не подарок судьбы, а проклятие. И, вместо того, чтобы ласкать, беречь свою нежданную и незаслуженную награду и делиться ею с людьми, они вытаптывают её, вытирают об неё ноги и распинают её в каждой подворотне. Бедные, бедные…»
Так думал врач. А вот размышления администратора были гораздо прозаичнее: «Деньги-то она платит – это главное. Ещё бы пару таких клиентов, и можно подумать о новом корпусе, о новой аппаратуре и – чем чёрт не шутит – о выходе на всероссийский рынок. «За ваши деньги мы станем лечить вас, от чего пожелаете, – даже от того, чего у вас нет…»
А Алла Трофимовна читала: «… когда это случилось в первый раз, мне было очень страшно. Во второй раз мне было уже интересно, ну а в третий стало скучно. Узнал я об этом совсем недавно, да и то исключительно по недосмотру. После первых двух (похищений?) мне, судя по всему, аккуратно стирали все воспоминания об этих событиях, и я жил себе спокойно, ни о чём не подозревая. А вот после третьего раза случился конфуз – вместо того, чтобы стереть память, мне её восстановили в полном объёме, и теперь я знаю, что (похищений?) было три. Хотя и не уверен в этом до конца: может быть, их было и больше. Есть у меня некоторые сомнения на этот счёт…
… первый раз это случилось в 1991 году, второй – в 2000, а третий (если я всё правильно помню и ничего не путаю) – в 2012. Зачем и кто это делал, – можете спросить вы меня, – понятия не имею. После 2012 года меня оставили в покое: по крайней мере, я так думаю и мне так помнится. Но повторю ещё раз: я ни в чём не уверен после такого количества манипуляций с моей памятью. Скажу больше: я не уверен даже в том, что это были пресловутые инопланетяне – с чего бы вдруг им заниматься подобной ерундой? Память – очень недолговечная и порой весьма обременительная штуковина. Иногда лучше забыть, чем знать или помнить. Так уж случилось, что когда я всё вспомнил в 2012 году, у меня уже была семья: жена и двое детей. И когда их муж и отец неожиданно стал нести ахинею про инопланетян и (похищения?), он оказался там, где и должен был оказаться неизбежно, – в сумасшедшем доме. Надо было молчать и думать или, на худой конец, просто молчать, а я, как последний идиот, краснобаил о своих видениях…
… это не моя вина – это моя беда. Я не стремился к этому и не мечтал об этом с детства – мне просто не повезло. Карта не так легла, не вовремя оказался в ненужном месте, или в генах моих случился какой-то сбой, предопределённый ещё несколько тысяч лет назад. Кто знает? Что может быть забавнее, чем раб, вдруг осознавший, что он раб – раб по рождению: что он всю свою жизнь проживёт в неволе и умрёт рабом…
… я понимаю свою жену – она просто не знала, что делать, и все её поступки, как бы жестоко они не выглядели со стороны, это – от бессилия и отчаяния, от желания помочь и от невозможности сделать это…
… всё-таки Бог жесток: наделяя людей искрой своей, он не сообщает дополнительно – а что же с ней делать дальше? Он равнодушен, ему по барабану, что некоторые люди умирают от его щедрот…
… но ведь я же видел, понимаете? Видел: траву до самого горизонта, которая колышется зелёными волнами, и две луны в небе; призрачную птицу, бьющуюся в стеклянном фойе метрополитена; видел ржавый авианосец у входа в безымянную бухту и находил секреты, заметённые песком времени…»
Алла Трофимовна оторвалась от листков и подняла на доктора глаза, полные слёз.
«Вот те на!» – поразился Аркадий Борисович: «Да ведь она же его до сих пор любит! Поэтому и возится с ним, пытается его каким-то образом вылечить: ну, ладно, не вылечить – но хотя бы спасти от него самого».
– Я хочу его видеть! – решительно заявила Алла Трофимовна, и это была не просьба.
«Железная женщина!» – подумал доктор. Нажал на селекторе несколько кнопок и спросил в микрофон:
– Лидия Пална! Пациент из двенадцатой на месте?
Через несколько секунд прилетел ответ:
– На месте, Аркадий Борисович! Стоит у окна.
– Пойдёмте, Алла Трофимовна! – доктор галантно подал даме руку.
Спустились этажом ниже, миновали пост дежурной сестры – она открыла им проход к палатам – и пошли дальше по белому коридору. У двери с табличкой «12» доктор остановился и заглянул в дверное окошко. Судорожно рванул из кармана халата связку ключей, загремел ими, открывая замок, и распахнул дверь. В палате было пусто…
Добавить комментарий