Диктор объявил следующую остановку, и поезд тронулся. Профессор Сидорский впервые оказался в нью-йоркском метрополитене. Едва ступив на платформу, белорусский ученый решил, что местная подземка заметно проигрывает минской. Там, на родине, каждая станция была шедевром искусства, здесь – все скромнее. Да и грязнее, пожалуй.
Внутри вагон мало чем отличался от привычного для него. Разве что среди пассажиров попадались чернокожие.
Один из них, юноша в спортивном костюме, сидел напротив, робко посматривая вокруг. Профессор ненароком встретился с ним взглядом. Юноша приветливо улыбнулся белозубой улыбкой.
Сидорский раскрыл газету. Новости в американской прессе касались только самих американцев. И никому не было интересно, что происходит за океаном.
Переворачивая лист, профессор вновь глянул на черного юношу. Тот с готовностью улыбнулся.
«Какие здесь все-таки вежливые и приятные люди», – подумал профессор, невольно вспомнив угрюмые лица постсоветской заводской молодежи.
Поезд проехал еще несколько станций, но нужную остановку так и не объявили. Сидорский озабоченно осмотрелся. В вагоне что-то изменилось. И он понял, что: черных стало больше, чем белых. Юноша в спортивном костюме больше не улыбался, равнодушно глядя на ученого.
Пожав плечами, профессор снова уткнулся в газету. Зачитавшись, он очнулся только, когда поезд остановился. Это было конечная станция. Теперь юноша напротив почему-то смотрел на него с нескрываемой враждебностью. От былой приветливости не осталось и следа. С удивлением и каким-то смутным беспокойством ученый обнаружил, что теперь в вагоне были исключительно черные.
Сидорскому стало ясно, что он ошибся линией или пропустил нужную станцию. Но, раз уж так случилось, профессор решил глянуть, куда завез его поезд. Выйдя из вагона, он влился в поток чернокожих американцев. И здесь, на платформе, он оказался единственным белым, чем, конечно, привлекал к себе их внимание. Одни смотрели на него с недоумением, другие враждебно. Одна полная седая старушка зачем-то его перекрестила. Украдкой.
Когда профессор вышел на улицу, у него сложилось впечатление, что он оказался в знакомом месте. Хотя, конечно, он никак не мог быть здесь раньше. Но что-то неуловимо знакомое было в окружавших его старых домах, подержанных автомобилях, граффити на стенах. Возле них он задержался, рассматривая затейливый рисунок.
– Эй, снежок!
Профессор обернулся. К нему подходили несколько молодых черных парней, одетых не то, чтобы бедно, но, на его взгляд, безвкусно.
Подойдя ближе, они окружили Сидорского со всех сторон. И, как ему показалось, – сделали они это не случайно. Вперед выступил самый низенький из них, подросток с лохматой прической и широченными штанами. На вид ему было лет тринадцать, не больше.
– Потерял что-то? – лохматый невежливо ткнул в него указательный палец.
– Собственно, да,– нашелся ученый.– Я хотел попасть на Пятую авеню…
Услышав его речь, чернокожие переглянулись и зашептались.
– Ты что ль нездешний? – прищурился лохматый.
– Нет, – улыбнулся Сидорский.– Я из Беларуси.
Те опять переглянулись.
– Be-la-rus. Minsk,– по слогам повторил ученый.
– А! – понимающе закивал, наконец, лохматый. Он вдруг подошел вплотную к профессору, привстал на цыпочки, приобнял его за плечи и, сочувствующе заглядывая в глаза, ободряюще сказал:
– Ничего, брат, ничего. И у вас все будет хорошо!
Дружески пообщавшись, юноши провели Сидорского до метро, дальше отправив с ним лохматого, чтобы тот довез заокеанского гостя до нужной станции.
Комментарии
Невыдуманная ли?
Я не уверен, что эти подростки знают, что такое Пятая авеню, а уж Be-la-rus и Minsk..... Помилуте, тёзка.
Добавить комментарий