Женихи для мамы

Когда папа умер, маме было всего 54 года. Согласитесь: до старости далеко, хотя и молодость осталась лишь в воспоминаниях...

На самом деле, молодость живет не только в воспоминаниях, но и в мечтах о счастье... И возраст здесь ни при чем. Пока человек способен мечтать, он все еще молодой.

На уровне сложных процессов психики молодость продолжается до старости, а иногда и до самой смерти. Мы, женщины, видим это порой примитивно: в самообмане на самые разные темы, в тяге к новым нарядным платьям и туфлям (пусть не на шпильке, но уж наверняка на изящном каблучке), в тщательно замаскированном интересе к мужчинам и их восприятии тебя, в наивной попытке соперничать с этими юными дурами, которых становится все больше и больше вокруг с каждым годом и даже с каждым днем... А на самом деле, инстинкт самосохранения (а он никуда не девается с годами) содержит внутри себя и инстинкт тяги к радости, к обновлению, к потребности нравиться и любить, заботиться, дарить и быть объектом заботы и нежности.

Конечно, паспортный возраст никто не отменял и нелепо конкурировать с молодежью! Ну, к примеру, мы, женщины... Посмотрим правде в глаза: кого из мужчин волнуют женские мозги и бесценный багаж пережитых невзгод, если их носительнице перевалило за 50! А если за 70? Мужчины любого возраста сначала смотрят женщине на ноги, потом на грудь, на лицо, и только после этого замечают интеллект. Кстати, еще неизвестно, что их больше радует: отсутствие такового или наличие... 

Так вот, в свои 50 с небольшим моя мама оставалась вполне себе молодой во всех отношениях. 

С ногами и прочими атрибутами женской привлекательности все у нее было в полном порядке. А вот интеллект несколько превышал желаемый большинством мужчин уровень, при котором им можно не напрягаться и не задумываться, прежде чем что-то произнести.

Через несколько лет маминой вдовьей доли, одна далекая родственница решила познакомить ее со своим соседом. Звали его, как сейчас помню, Ильей Евгеньевичем. Он был старше мамы на целых 9 лет. Но мы на семейном совете, состоявшем из мамы, меня и альбома семейных фотографий, решили простить Илье солидный возраст, если он сумеет очаровать нас обеих и скрасить мамино женское одиночество. Разница в возрасте моих родителей составляла тоже... девять лет. И это совпадение тут же было зачислено как добрый знак свыше. Но одно дело – родной муж, который старел на твоих глазах, незаметно превращаясь из юноши в пожилого человека, и совсем другое – чужой старый мужик, взявшийся ниоткуда.

И все-таки наше женское царство (мама, я и моя дочка) явно нуждалось хотя бы в одном на всех мужчине, его уверенности, свежей струе новых взглядов, знакомств, умений, готовности оградить, пожалеть, защитить и проявить заботу...

В ту пору мне было 27 лет. Я успела выскочить замуж, родить ребенка, развестись с мужем и пребывала в том чудесном состоянии, когда свершилось долгожданное освобождение от неудачного первого замужества, а возраст, как и внешние данные, позволяли пока еще не спешить сломя голову во второе. 

 Мы проживали в одной квартире с мамой не из-за проблем с жилплощадью, а просто потому, что вместе нам было хорошо во всех отношениях. Мама помогала мне растить ребенка. Я ей — чувствовать себя востребованной. Человеческое тепло, любовь и забота были нужны всем троим.

 При необходимости в семье имелась дача со всеми удобствами, куда всегда можно было «свалить», если этого требовала ситуация.

Я решила помочь встретить маминого гостя: все-таки нужно сварить вкусный праздничный обед, накрыть на стол, вести непринужденную беседу... В солидном возрасте не принято бегать на слепые свидания в кафе или к метро, тем более, если знакомство происходит с подачи общих знакомых. Так что мы ожидали гостя у нас дома. 

Мама всегда помогала мне с готовкой для моих торжеств, а потом деликатно уходила. Я решила поступить так же.

Илья Евгеньевич оказался чуть ли не пижоном: он явился в длинном черном кожаном плаще, на шее — мягкий красный шерстяной шарф (эффектный и очень элегантный, если такое слово приемлемо по отношению к шарфу).

Красавцем он не был, этот Илья, но впечатление произвести умел. Пришел красиво: с цветами и тортом.

После холодных закусок я попыталась ускользнуть к соседке с третьего этажа, куда заранее отвела дочурку. Но Илья Евгеньевич не отпускал меня, и я сочла это знаком его скованности: он смущался остаться наедине с моей мамой, а я вроде как разряжала атмосферу своим присутствием. Факт сватовства двоих немолодых людей становится не таким явным, когда за столом сидит кто-то третий. По крайней мере, я так чувствовала и так воспринимала эту ситуацию. Однако перед чаепитием я все-таки ушла к соседке, предоставив возможность маме и Илье Евгеньевичу поговорить по душам.

 Примерно через час гость ушел, и мы с дочкой вернулись в квартиру.

... На следующий день я отправилась на работу, потом — за покупками для дочери, а когда наконец пришла домой, то застала маму в самом отвратительном настроении.

Лицо ее было красным: она явно плакала. Но самым неприятным оказался ее взгляд: она смотрела на меня не как на дочь (недавно еще очень даже любимую), а как на соперницу.

Вбить кол между мамой и дочкой способен лишь редкий подонок. Ведь совместить в своей душе любовь к родному ребенку с ревностью к нему же — крайне сложно, и мало кто способен отнестись к подобной ситуации без серьезного ущерба для своей нервной системы. 

Но, к счастью, я была той дочкой, которая за мамину слезинку готова убить любого.

 — Что случилось?

— Мой ухажер влюбился в тебя и обнаглел до такой степени, что прямо сказал мне об этом по телефону. 

— ???

— Что тебя так удивляет? Они все такие, мужчины. Зачем им женщина за 50, когда рядом есть молодая!

— Господи, мама! Он для тебя-то стар! А мне он – куда? Смешно даже говорить об этом! Да если бы даже ему было 30 лет, неужели я встала бы на пути у родной матери! Мне и в голову не могло прийти, что он способен на такую выходку. А что конкретно он сказал тебе?

— Позвонил, поздоровался и попросил к телефону тебя. Я сказала, что ты еще не вернулась с работы. И он заявил, что будет за тебя бороться.

«Мне очень понравилась ваша дочь, и я сделаю все, чтобы понравиться ей. У меня – самые серьезные намерения. Я полон сил, есть жизненный опыт, и, поверьте, я интересный человек. Возраст не портит мужчину. Предупреждаю, что намерен бороться за вашу дочку. Я готов носить ее на руках всю жизнь».

— С ума сойти! А ты? Что ты ему ответила?

— Я сказала: «Носить на руках? Боюсь, что ей этого будет недостаточно». 

Я засмеялась и обняла маму. А она продолжила:

— Хочешь верь, хочешь нет, но он мне в любом случае не понравился. Не мой человек. Я сразу это почувствовала. Очень много выпендрежа. Мне бы кого-то поинтеллигентней и подемократичней. Но все-таки очень противно, когда твой гость, который пришел знакомиться с тобой лично, начинает проявлять интерес к твоей дочери. Спасибо, что не к внучке!

Мама понемногу успокоилась и даже стала шутить и пародировать походку вчерашнего гостя. Мы развеселились. Хотя я понимала, что осадочек от этой истории останется в душе у моей мамы надолго. И дело вовсе не в потере этого «бесценного» ухажера, а в вере в собственную женскую привлекательность. Этот негодяй заставил маму усомниться в ней. А ведь она готовилась к встрече! 

Через два часа Илья позвонил и попытался поговорить со мной о поэзии. Он начал телефонную беседу с того, что его библиотека хранит уникальный материал, затем попытался читать стихи классиков, незаметно перейдя к своим собственным стихам. Перебить его было сложно. Но и терпеть идиотские попытки старого ловеласа охмурить меня поэзией я не собиралась. На классиках я себя еще как-то сдерживала и тренировала свое терпение. Но как только несостоявшийся мамин хахаль перешел к собственному творчеству, меня прорвало. Я неплохо разбиралась в поэзии, поэтому терпеть стихоплетство самонадеянного наглеца никак не могла. И, хотя я с ужасом поняла, что перебить его цивилизованно будет непросто, а дождаться паузы и того сложней, я все-таки его перебила и прямо заявила о том, что не буду продолжать никаких отношений, даже чисто приятельских, с человеком, который был приглашен к нам в дом для знакомства с мамой, но почему-то переключился на дочку, что я считаю неприличным. Я даже что-то изрекла на тему стихов: мол, обидев женщину поступком, нелепо реабилитироваться ни стихами классиков, ни собственными виршами.

Долгое время после этого случая мама даже слышать не хотела ни о каких знакомствах, и мне это было очень больно. Я невольно чувствовала себя виноватой: надо было уйти из дома до того, как пришел этот тип. Хотя если мужчина – козел, то уходи-не уходи, а попытка залезть в огород молодой зелени все равно будет предпринята рано или поздно.

 С тех пор прошло немало лет. И вот однажды... Мама получила льготную путевку от райздравотдела в дом отдыха «Морской прибой» в Зеленогорске на целых две недели. 

Я в тот момент лежала в больнице с гастритом, и мама навещала меня почти каждый день. Гастрит не знал, что над ним бьются лучшие гастроэнтерологи района. Поэтому он никого не боялся и нагло проявлял себя голодными болями по ночам. Язву не нашли, но симптомы были такими, как при язве.

 Однажды утром в больнице начался переполох: ночью кто-то из язвенников в приступе голодной боли залез в общий холодильник, где пациенты хранили принесенные им из дома гостинцы, и наглым образом присвоил чужую вареную курочку, тут же целиком уничтожив. Видимо, сильно болело, свои запасы еды истощились, а заповедь «не укради» была создана теми, кто не испытывал язвенных приступов голода. Утром по больнице распространился слух о ночном происшествии, и слух этот обрастал новым подробностями с каждым пересказом: 

«Этой ночью кто-то выпустил из холодильника на свободу курицу! А в клюве у этой курочки была целая палка сервелада! Но преступник пока не обнаружен. Ищут среди язвенников, что вполне логично».

В общем, больница жила своей внутренней жизнью. Врачи флиртовали с медсестрами (или наоборот), пациенты с пациентками, встречаясь в коридоре взглядами, без которых мир давно уже перестал бы существовать. А за пределами больницы царствовала очередная весна. Ее ежегодно повторяемая неповторимость, тысячи раз описанная, но так и не понятая прелесть, ее свежайшее дыхание трепетно разливалось по улицам нашего городка, доставаясь каждому за просто так, но при условии способности дышать и радоваться. В общем, за окнами затаилось весеннее предвосхищение счастья – та самая ничем не примечательная для обывателя житуха, которую не ценишь и почти не замечаешь, пока не заболеешь и не попадешь в больницу или тюрьму. 

Путевка в дом отдыха досталась моей маме раньше, чем она того ожидала. Как самая преданная мама на свете, она была уже готова отказаться от нее, раз дочь – в больнице. Но тут я по-настоящему восстала и настояла на мамином отпуске. Подумаешь, гастрит! Он – надолго, если не навсегда, а путевка всего на пару недель.

Мама укатила, пообещав звонить знакомой медсестре больницы, чтобы узнавать обо мне, так как мобильников в ту пору еще не изобрели.

Молодая докторша, та, что вела нашу палату, зачем-то добилась у больничного начальства отпустить меня на пару ночей домой, хотя я этого не просила. Как позже выяснилось, это был эксперимент: врач рассудила, что я как молодая женщина давно и безрезультатно лечусь от гастрита, а он, гастрит, явно – на нервной почве. Придумала, фантазерка-врачиха, что если меня отпустить на пару дней домой, то принц ли, муж ли, а то еще кто-то успокоит меня, приласкает, и моей нервной системе (а значит, и гастриту) станет намного легче.

Но дома меня никто не ждал. Там было пронзительно пусто: мама – в доме отдыха, ребенок – на даче со свекровью, с мужем я давно в разводе, ну а возлюбленный мой – со своей супругой (меня угораздило влюбиться в женатого). Промучившись пару часов в пустой квартире, я стала скучать по обитателям своей больничной палаты. Подруги на работе. У каждой – свои проблемы. А в палате мы уже – общий коллектив случайных, но временно объединенных общими обстоятельствами нездоровья людей. В больнице кажется:

«Вот выйду на свет божий, а там...»

А как остаешься наедине с рутиной жизни, то не всегда и понятно, почему так казалось, что тебя ждут и дела, и люди и все вокруг обещает близкое счастье или хотя бы искорку смысла...

... На улице было хорошо, но остро одиноко. Разве что воробьи да голуби радовали своей компанией, ну и весеннее солнышко, конечно, тоже... 

Я вышла из кондитерского магазина с пакетами печенья, конфет и кексов и медленно шла по бульвару в сторону больницы. Не терпелось угостить обитателей палаты сладостями, ценность которых невероятно возрастает в однообразии больничного быта и питания. Я мечтала о своем женатике, о том, чтобы он меня навестил, рискуя карьерой и семьей. Но этого так и не случилось. Я мечтала, чтобы он развелся и женился на мне, а это уже вообще из области фантастики. Но весна разрешает строить самые нереальные планы... И я их строила, подставляя свое лицо под ласковые лучи.

 Странно, почему какие-то незначительные эпизоды запоминаются на всю жизнь... А важные порой исчезают бесследно: армянский паренек невысокого роста разговорился со мной на автобусной остановке и явно начал проявлять ко мне нешуточный интерес. Стереотип принца ну очень сильно отличался от облика этого парня и ростом, и акцентом, и чем-то еще, хотя я невольно отметила, как парень интеллигентно выглядел и говорил. Но я была влюблена в женатика и никто другой в тот момент не мог меня заинтересовать.

Чтобы наверняка отшить, но не обидеть так некстати влюбившегося в меня паренька, я рассказала ему правду о том, что у меня – гастрит и я возвращаюсь в больницу. Ну кому нужна больная девушка, которая вот-вот окажется в палате на неизвестно какой срок! Но вместо ожидаемого мной разочарования я услышала искреннюю тревогу и обещание выслать мне мумио высокого качества прямо из Армении. 

– У моей мамы был гастрит, и мумие помогло. И вам поможет! Вы в какой палате лежите? Я дирижер! Приехал выступать с оркестром. Но я вас на днях навещу... А пока провожу...

Я улыбнулась в душе: ох, уж до чего мужчины любят приврать! Он через полчаса и не вспомнит обо мне. Но придумывать себе другое имя я не стала. Неловко как-то. Да и зачем обижать хорошего человека? Тем более, что вижу его (в чем была уверена) в первый и последний раз в жизни.

И вот через неделю я услышала его говор через открытое окно палаты: он громко произносил мое имя, спрашивая всех вокруг, как найти мою палату. Пришлось спуститься, поблагодарить его за заботу и сказать, что у меня есть жених. До сих пор помню его огорченные глаза, добрые, умные, влюбленные... Он все равно настаивал на доставке мне мумие, но я отказалась принимать его, придумав несуществующую аллергию.

 Почему этот случай не стерся из памяти? Что в нем такого особенного? Неужели та будущая боль от всех мужчин, которых я любила и которые меня обидели в жизни, была послана мне в отместку за этого невзрачного, но искреннего мальчика? Все мы влюбляемся в красивых мучителей, пустых и равнодушных к нам, и совершенно не замечаем достойных ребят из-за каких-то преступных глупостей: не тот рост, не тот акцент, не тот облик киногероя, что на афише или в журнале... 

... А мама, как обещала, позвонила мне через больничную медсестричку. Та позвала меня к телефону и попросила долго не разговаривать. Но остановить маму в этот день было совершенно невозможно. Сначала, конечно, разговор шел о моем здоровье, а потом... В общем, я сразу почувствовала, что мама воодушевлена не на шутку. Как оказалось, в доме отдыха у нее появился ухажер. И хотя женщин там было полно, как обычно, а мужчины всегда в дефиците, но этот поклонник, видно, быстро разобрался и выбрал мою мамочку. Не дурак, значит. Соображает. Еще бы: голубоглазая, умная, стройная женщина, очень женственная, гордая, тактичная... 

Достоинства мамы я могла бы перечислять очень долго, но в этом нет необходимости. 

Я была счастлива, хотя и уловила в родном голосе тревогу: отпуск скоро закончится, и никто не знает, будет ли продолжение у этих отношений...

... Они сидели за одним обеденным столом. Три раза в день целых две недели... Они ходили на прогулки и на танцы, в кино и в библиотеку... Они держались за руки, как дети... Столько прекрасных мгновений общения, поводов узнать друг друга и очароваться! 

Он, как и мама, был вдовцом. Физической близости не случилось: он не стремился рисковать дорогими для него отношениями. Однажды он так и сказал: «Маша, здесь в каждом номере секс, а каждый заезд рождает новые романы. Я бы очень не хотел опошлить наши отношения казенной койкой предсказуемых банальных ласк сроком на две недели. Я уважаю тебя и себя. У нас все будет, я надеюсь. Но пусть это произойдет не здесь!»

Маме понравилась эта речь и эта романтичность.

Она рассказывала мне о своем новом знакомом без умолку... Эпизод за эпизодом... И я понимала, что этот отпуск надолго останется в ее памяти.

 Однажды на танцах к маме и ее кавалеру подошли две немолодые разодетые женщины (видимо, в прошлом, красотки), и одна из них произнесла: 

«Валерий! Позвольте представить вам мою подругу Ирину. Я давно хотела вас познакомить».

Мама смутилась и уже хотела было отойти в сторону (она всегда пасовала, сталкиваясь с хамством), но Валерий, вежливо попроветствовав довольно наглых искательниц любовных приключений, произнес: 

«Очень рад знакомству, но хочу заметить, что я – с дамой». Он тут же пригласил маму на танец и закружил ее в вальсе. В общем, Валерий сполна проявлял свою заинтересованность и теплоту, и моя мама была близка к влюбленности, невзирая ни на возраст и ни на что другое.

Увы, все хорошее неизбежно проходит: отпуск закончился, и мама вернулась домой. 

Поняв, что мой гастрит остался недоступным для врачей, она настояла на моей выписке из больницы. В доме отдыха, как я позже узнала, ей удалось познакомиться с известным врачом-гипнологом, и уже через неделю я оказалась у него на приеме. 

Помню странную реплику гипнолога о том, что с ушами мне не повезло: мочки крепятся почти под прямым углом к черепу, а это верный признак сложного строения нервных стволов и чего-то там еще. В общем, он определил меня как сложную натуру и предложил мне в качестве лечения не гипноз, а какое-то лекарство. Оно действует не на стенки желудка, а на нервные точки, ответственные за чрезмерную выработку желудочного сока. 

«Давайте попробуем! Оно может и не помочь. Но точно не навредит». 

Лекарство называлось липоцеребрин, и стоило всего 40 копеек за бутылочку. Доктор тут же снабдил меня двумя упаковками и написал схему приема, а она оказалась довольно замысловатой. Но через неделю от моих симптомов не осталось и следа. Я позвонила волшебному доктору, чтобы спросить: что делать дальше. Он был счастлив.

«Ну, эту бутылочку допейте до конца, а вторую пить не стоит».

В это трудно поверить, но с тех пор гастрит меня никогда больше не беспокоил. Однако лекарство это почему-то было убрано из производства через пару лет (наверное, слишком эффективное и дешевое). Откуда я знаю? Советовала подругам, страдающим гастритом. Им тоже помогло. А потом вдруг лекарства не стало. Но я отвлеклась...

Мама вернулась из дома отдыха окрыленной и помолодевшей.

 – Ты знаешь, я сказала ему при прощании, что благодарна за чудесное время, общение и замечательный отпуск! И даже если мы никогда больше не увидимся, я все равно не жалею о нашей встрече. 

А он... Он обиделся и спросил:

– Ты больше не захочешь меня видеть? А я лично с тобой расставаться не собираюсь! 

Мы обменялись телефонами и адресами, и он на прощанье сказал мне:

«Машенька! Дай мне пару дней побыть с сыном, а потом зови в гости! Познакомишь меня с дочкой и внучкой!»

И вот этот день наступил. Я порхала по квартире, мыла полы, жарила, пекла, строгала салаты. Маму отпустила в парикмахерскую. Потом мы долго выбирали ей наряд... Валерий звонил и уточнял маршрут и номер автобуса... Спрашивал, какие пирожные мы любим...

... Стол был накрыт, и мы с дочкой в срочном порядке покинули квартиру, отправившись с ночевкой на дачу, дабы не мешать маме и не повторять прошлых ошибок. А уж познакомить Валерия с нами мама успеет еще сто раз. Пусть уж сначала стабилизируются их отношения!

 Мы долго добирались до дачи: сначала на автобусе, потом на электричке и снова на автобусе.

 Когда же наконец я открыла дверь дачи, раздался телефонный звонок и встревоженный голос мамы сообщил, что к ней никто не приехал и даже не позвонил.

 Я долго молчала, не зная, как реагировать. Наконец я спросила:

 – Ты думаешь, с ним что-то случилось?

– Нет, я так не думаю. Ни про кирпич, что обязательно должен упасть на голову нашим обидчикам, ни про инфаркт... Опыт жизни научил искать более прозаичные причины, когда речь идет о мужчинах. Но все равно на душе очень гадко.

– Мама, но ведь приехать к тебе – целиком и полностью его инициатива. Именно он звонил тебе и напрашивался в гости. Так?

– Так!

– И что получается? Купил пирожные к столу и не доехал? Сам сожрал их в приступе жадности? Так не бывает! Было бы ему лет 25 - 30, я бы подумала, что он по дороге «склеил» кинозвезду. Но ему за 60! И у вас – роман. Пусть даже платонический! Значит, все-таки кирпич! Или я уже ничего не понимаю. Мама, позвони ему домой! В этом нет ничего унизительного. Вдруг все-таки что-то случилось с сыном или с ним самим? Сердечный приступ? Да мало ли что может произойти с человеком! С твоей стороны, просто неприлично не узнать и обидеться. Успеешь обидеться потом!

 – Я уже позвонила, – мамин голос звучал ужасно.

– Подошел его сын. Я поздоровалась и представилась, а потом попросила к телефону Валерия. Сын ответил, что папы нет дома и чтобы я больше им не звонила. Он был груб и первым бросил трубку. 

Я вызвала такси, и мы с дочкой вернулись домой поздним вечером, чтобы не оставлять маму в таком жутком состоянии в одиночестве. Когда малышка заснула, мы еще долго сидели за столом и, как следователи, раскладывали на составляющие все возможные и невозможные причины такого поведения взрослого мужчины. Пазлы не сходились!

 Если бы Валерий был женат, он не стал бы давать маме номер своего домашнего телефона.

Если бы с Валерием что-то случилось, сын был бы в курсе и сообщил об этом в вежливой форме. Если бы случилось что-то в дороге, сын волновался бы не меньше мамы и сам уже позвонил бы ей сто раз!

Предположим, сын устроил отцу скандал, чтобы тот не встречался ни с какими дамами. Но даже если Валерий оказался послушным папой и шел навстречу требованиям своего сына-деспота, то зачем бы он стал звонить и уточнять наши кондитерские вкусы?

Мы обе чувствовали тень таинственной причины этой то ли странности, то ли наглости поведения такого с виду приятного мужчины, но не могли поймать эту тень ни сачком своего воображения, ни логикой, ни подозрением...

Однако такого оплеванного состояния, в каком мы обе пребывали в тот вечер, я никогда до этого не испытывала. Сердце сжималось от обиды за маму. Хотелось срочно разыскать этого мерзавца и выразить ему свое презрение. 

В какой-то момент мы обе устали от перемалывания одних и тех же мыслей вслух и уже хотели было лечь спать, как мама неожиданно вспомнила, что последний звонок от Валерия был не из дома, а из телефона-автомата возле кондитерской, где он занял очередь за выпечкой. Именно тогда он уточнил номер автобуса и поинтересовался, какие  тортики и пирожные мы предпочитаем. И тут мама сказала ему, что лично она любит эклеры, как и он, а вкус дочки и внучки учитывать не стоит в этот раз, поскольку они (мы) уехали на дачу.

Валерий помолчал немного растерянно и переспросил: «Так дочки и внучки дома не будет? Жаль!»

«Я успею тебя с ними познакомить в другой раз», – пообещала мама, совершенно не придав этому разговору никакого значения.

– Я знаю, почему он исчез, – заорала я на всю квартиру! – Он – импотент, и наше присутствие было ему необходимо как причина, исключающая интим с тобой. В доме отдыха он придумал романтическое объяснение своей вынужденной сдержанности: казенное помещение. Помнишь? 

А сейчас наш отъезд уничтожил для него возможность хоть какого-то объяснения, почему он не хочет спать с тобой. Ничего другого тут быть не может.

Мама побледнела:

«Дурак! Я бы не бросила его из-за этого! Мне скоро шестьдесят три года! Можно подумать, что в этом возрасте секс – главное содержание отношений! Просто идиот...»

Валерий так никогда и не позвонил моей маме, и она ему – тоже. Никаких романов в ее жизни больше не случалось. Да она и не стремилась к ним. Треснуло что-то, наверное, в ее душе в тот вечер, когда она, ничего не подозревая и замирая от предвкушения радостной встречи, ждала друга, мечтая об общем с ним будущем...

Так что этот отпуск, несмотря на его ужасное завершение, остался в маминой памяти последним романтическим эпизодом отношений с мужчиной. Иногда она тайком листала альбом, в котором были фотографии того самого дома отдыха, а на одном из снимков Валерий и мама весело смеялись и дурачились перед камерой, как дети. Это был снимок счастья со случайным знакомым, который имел шанс стать родным человеком, но испугался возможного удара по своему мужскому самолюбию и ударил женщину первым (на всякий случай).

А я все думала: кто разберет этих мужчин! И в следующий раз уезжать мне из дома или наоборот остаться?

 Но следующего раза в маминой судьбе не случилось: как-то быстро наступила старость, болезни и смерть. 

P.S. Не успеешь родиться, как уже – взрослость, а за ней и старость. Только привыкнешь, что тебе сорок, погрустишь на тему цифр, как тебе уже за 50, за 60, за 70... 

Едешь по жизни в поисках счастья на особом такси, а на счетчике быстро, коварно и безжалостно мелькают цифры возраста и непоправимых событий...

 Оплата за проезд – напрасными мечтами, несчастьями и сначала годами, а потом сразу пятилетками и даже десятилетиями... 

Жаль человека на Земле! Даже злого... Откуда нам знать, почему он стал таковым и какие его надежды разлетелись в пух и прах! 

Но особенно жаль наших мам. Они в любом возрасте умирают с надеждой на любовь и с тревогой о том, как выглядят, много ли морщин, в порядке ли прическа и подходит ли кофточка.