Я раньше думал — книги делаются так: пришел поэт, легко разжал уста, и сразу запел вдохновенный простак — пожалуйста. А оказывается …
(В.Маяковский)
Стою у букинистического магазина на Рижском проспекте в Питере.
– Чего лоб морщишь? - спрашивает подошедший приятель, - оставь лоб в покое – мозги подключай.
– Есть Морозовское издание Пушкина. Двести рублей.
– У тебя есть двести рублей?
– Есть, но на что потом…
- Покупай, иначе всю жизнь жалеть будешь. Как-нибудь выкрутишься.
Из «Истории Пугачёвского бунта» запомнилось: «Разорив Саткинские заводы к Пугачёву присоединился Салават Юлаев с двадцитю тысячами разной сволочи». В те времена «сволочь» - это «сброд».
Букинистический магазин на Литейном проспекте, наискосок от улицы Некрасова. «Вот парадный подъезд, по торжественным дням ...» У парадного подъезда очередь человек на пятьсот. Зима. Ночь. Говорят, что подписка будет только на двести комплектов собраний сочинений Достоевского. Никто не расходится. Было весело. Утром магазин открылся. Мне не досталось.
В библиотеке Скворцова-Степанова на Измайловском проспекте:
- Запишите, пожалуйста, меня в вашу библиотеку.
- Не могу. У вас прописка по Мурманску.
- По закону я имею право записаться в любую библиотеку Союза с любой пропиской. Пригласите заведующую.
- Гражданин прав. А какую книгу вы хотите взять?
- «Бесы» Достоевского.
- Она у нас в единственном экземпляре в читальном зале.
Ходил. Что-то конспектировал. Через 55 лет цитирую по памяти. «У нас в России как заведено: поставьте самую последнюю бездарность продавать, к примеру, перронные билеты. И тут же эта бездарность начинает на вас смотреть Юпитером: дай, дескать, поиздеваюсь, дай, дескать, покажу свою власть.»
С подругой - студенткой филологического, в букинистическом на Литейном.
- Ты читал Боборыкина?
- Какого Боборыкина?
- Петра Дмитриевича. Он один такой известный.
- Не читал.
- Я так и подумала. Он написал почти девяносто томов. И в 1905 году Льва Николаевича Толстого попросили порекомендовать кого-нибудь из писателей в академики литературы, числом не более шести.
- И кого предложил Толстой?
- Он сказал: - Я шесть раз подписываюсь под одним именем Петра Дмитриевича Боборыкина. Кстати, самый известный роман Боборыкина, изданный в 1900 году называется «Василий Тёркин»
- Но Твардовский …
- Вон там стоит двухтомник Боборыкина, вероятно «Столицы мира» и ещё что-то. Покупай. Уйдёт. И больше не встретишь.
- Есть собрание сочинений Шекспира, издание 1893 С. Добродеева в прозе и стихах, бесплатное приложение к журналу «Живописное обозрение». Без первого тома «Ромео и Джульетта». Потому так дёшево. А «Ромео» вы найдёте в любой библиотеке.
- Торг здесь неуместен. Беру.
Иду по Невскому. В боковом правом кармане пиджака «самиздат». Кто-то два раза хлопает меня по левому плечу. Поворачиваюсь – никого нет. Всё ясно. Захожу в подъезд. Обмениваемся. На этот раз Братья Стругацкие. Захожу в кафе «Север». Встречаю приятеля Германа Григорьева. Находим свободные места за столом. Мы с Герой старые друзья. Он знаменит тем, что ни дня не работал на советскую власть. Перебивается в студиях у художников, в тёплых подвалах, у приятелей. Ночуя у меня в комнате в коммуналке, отказался делить со мной диван и попросил постелить на полу – так привычнее и свободней. До пяти утра рассказывал и читал стихи. Обычно пропадал в «публичке». Написал пьесу «Тризна» из времён Ивана Грозного и отнёс к Товстоногову. Через неделю пришёл за рукописью. - Оставьте, - попросил худрук театра, - я ещё почитаю.
Иногда Гера находил «клиента» с деньгами и предлагал сыграть в карты «на интерес». Шли в магазин на Невском покупать свежую колоду карт. Гера в магазин не входил, а стоял у окна. Кивал продавцу и покупатель получал «свежую» колоду краплёных карт.
За столом разговор пошёл о самиздате, потом перешёл на импрессионистов. Я стоял на стороне Сёра – альбом репродукций которого недавно купил в букинистическом вместе с книгой «Февральская революция в воспоминаниях белогвардейцев». Участвовал в разговоре за столом и третий, незнакомый нам. Гера спросил его, откуда он? Тот с гордостью ответил: - Из Москвы» – «Москва, Москва, - задумчиво тянул Гера, - это, по-моему, где-то за Бологое?» – «А вы кем работаете? - спросил меня москвич. – «Кочегаром, - с не меньшей гордостью ответил я.» – «Я серьёзно спрашиваю». – «Кочегар он, кочегар, - подтвердил Гера, - но он недавно кочегар, а вообще-то он физик». – «-У-у-ф, - радостно выдохнул москвич, - а то я уж было подумал …»
Выходим с приятелем с теннисной тренировки в выставочных павильонах в Гавани на Васильевском острове. Подходит молодой человек: - Купите полное собраний сочинений Чехова. 25 рублей.
Приходим в квартиру, собираем с книжной полки Чехова, идём все вместе к автомобилю и едем ко мне домой за деньгами.
- А не обманете?
- Кто любит Чехрава, тот, как правило, не обманывает.
Вот 25 рублей и ещё добавка в три рубля. Большое спасибо.
- Это правда, что ты знаешь наизусть две части «Облака в штанах?»
- И не только. Могу минут 20 читать стихи разных авторов: здесь и Бугаев (Андрей Белый), Лев Гумилёв, Наум Коржавин, Иосиф Бродский, Фредерик Гарсиа Лорка, Борис Слуцкий, Осип Мандельштам, поэтесса Анна Горенко, отец которой, узнав, что дочь публикует свои стихи, попросил её взять псевдоним, чтобы она не позорила его фамилию. Дочь взяла псевдоним Ахматова. Конечно, Николоз Бараташвили и, непременно, Редьярд Киплинг. А «Облако в штанах» читал в поезде, ехал из Мурманска в Питер и, лёжа на средней полке, неожиданно выучил две части. Великая поэзия, необычная. А какое словотворчество! Сам Маяковский считал, что ничего лучше он так и не написал. А «Облако» написано в 1915, и до Гендрикова переулка оставлось ещё 15 лет. Почитать?
- Не надо. Тот раз я у тебя видел редкую книгу о Японии. Помнишь, ты показывал сноску, что японцы возраст считают со дня зачатия? Давай меняться: я тебе «Сто пятьдесят миллионов» с автографом Маяковского, а ты мне книгу о Японии.
- А как тебе удалось получить автограф у Маяковского?
- Если ты помнишь, то начало поэмы звучит: «Сто пятьдесят миллионов – автора этой поэмы имя» и книгу издавали без указания автора. При продаже иногда Маяковский сам стоял и подписывал. Видишь, здесь отпечаток на противоположном листе от невысохших чернил?
- Согласен. А в придачу даю одну стопятьдесятмиллионную часть названия поэмы в рублях.
Шестидесятые года прошлого века. В букинистическом на Рижском проспекте встречаю напечатанное со стереотипа издание «Большой энциклопедии» п/р С.Н.Южакова, книгоиздание товарищества «Просвещение» в С-Петербурге 1896. Только 18 томов из 20-ти. Два тома повреждены – нет верхних обложек. Не беда – починим в переплётной мастерской. Приношу два «аварийных» тома и один образцово-показательный в мастерскую на Боровой улице: - Выполняете такого рода восстановительные работы? – На то мы и называемся переплётной мастерской. Познакомившись с книгами вдруг заявляют, что выполнить ремонт не могут. Я в недоумении. Ко мне подходит работник мастерской и предлагает выйти на улицу: - Есть указание не восстанавливать книги, изданные до 1917 года. Но вы не волнуйтесь. Я всё сделаю у себя дома – у меня всё для этого есть. Через три дня я получил прекрасно восстановленные два тома за умеренную плату. А потом докупил и два недостающих тома. А ещё встретил и купил два дополнительных тома, изданных в 1906 году, из которых я узнал, что адмирал А. Тессель, сдавший Порт-Артур «в настоящий момент содержится в Петопавловской крепости в ожидании суда». А цветные вкладки в книгах были такого качества, что, казалось, при прикосновении можно нарушить свеженаписанную маслом иллюстрацию.
Купил 16 томов «Большой энциклопедии» большому любителю чтения брату Владимиру и привёз их в Мурманск. Брат при чтении книг выписывал понравившиеся цитаты. У него были две столистовые тетради, заполненные мелким почерком. Раз в неделю в бане собиралась компания, и Владимир делал доклад «о текущем моменте» из прочитанного в нашей прессе и услышанного во «вражьих голосах» «Би-Би-Си» и «Голоса Америки». У него было около тысячи виниловых пластинок классики. Было два каталога: по композиторам и произведениям и по исполнителям. Любое заказанное произведение или исполнителя он отыскивал менее, чем за минуту.
Не помню когда и где приобрёл 6-томное собрание сочинений А.С. Грина (издательство МОСКВА 1965) с удивительными иллюстрациями художника, скульптора, архитектора и поэта Саввы Григорьевича Бродского. Берёшь книгу в руки - и получаешь праздник.
С 1930 года советская цензура, с мотивировкой «вы не сливаетесь с эпохой», запретила переиздания Грина и ввела ограничение на новые книги: по одной в год. И Грин, и его жена Нина отчаянно голодали и часто болели. Грин поехал в Москву. Член правления Союза советских писателей поэтесса Лидия Сейфуллина на заседании правления сказала: "Грин - наш идеологический враг. Союз не должен помогать таким! Ни одной копейки принципиально!.." Вернувшись в 1931 из Москвы Грин с горечью произнёс: «Больше печатать не будут». Вот она - месть власти за нежелание его писать на "темы дня", за гробовое молчание о социализме. Одну просьбу о помощи Грин направил М. Горькому; но ответа не получил. В мае 1932 года, после новых ходатайств, неожиданно пришёл перевод на 250 руб. от Союза писателей, посланный на имя «вдовы писателя Грина Надежды Грин», хотя Грин был ещё жив. Причиной была посланная в Москву Грином телеграмма «Грин умер вышлите двести похороны».
Александр Грин скончался 8 июля 1932 года на 52-м году жизни, в Старом Крыму, от рака желудка. За два дня до смерти он попросил пригласить священника и исповедался.
Есть у меня и полное собрание сочинений Льва Николаевича Толстого (типография Т-ва И.Д. Сытина. Пятницкая ул. Свой домъ МОСКВА 1913).
Некоторые троестишия из его «Как 8 сентября» я помню с раннего детства. Потом я их встречал «подправленными» советской цензурой. Правили и Хэмингуэя, выбрасывая целые абзацы при переводе. Не подходили под партийную идеологию и Нобелевские лауреаты по литературе. А судьи кто? «Беда, коль сапоги начнёт тачать пирожник …», а литературу править сын сапожника.
Дети школьного возраста. Сын Игорь любит чтение книг, но вслух читать не хочет. Дочь Ирина читает чётко и звонко. В руках «Русские пословицы м поговорки». Игорь внимательно слушает.
- И в чистом поле можно заблудиться, а жизнь прожить – не поле перейти.
Не растёт камыш выне тополя, не летать ворбью выше сокола.
Не хвались едучи на рать, а хвались едучи с рати».
- Что, что, что, - волнуется Игорь, - читай снова последнюю пословицу. А-а-а. Понял.
На скалистые вершины залетают только орлы и вползают пресмыкающиеся.
Добавить комментарий