Побег

Катя нажала отбой и сползла по стенке на пол. Ноги ее не держали. Глухой всепоглощающий ужас, уже год живущий в груди, затопил тело.

 – Я завтра сяду.

Кошачья голова требовательно уткнулась в бок. Катя с трудом подняла руку и запустила пальцы в пушистый мех. 

– Кексик, хороший мой.

Кот урчал маленьким моторчиком, способность думать понемногу возвращалась. Нужен совет. Она подняла с пола мобильный.

– Дядя Сережа, это Катя. У меня проблемы. Да, я приеду.

Несмотря на разгар рабочего дня, трафик был очень плотный. Такси переползало из одного затора в другой. Катя машинально пролистывала новостные каналы. Профдеформация, как говорила мама. Аресты, обыски. Обыски, аресты. И, как финал уродливой пьесы, большие тюремные сроки. Пять, семь, десять, пятнадцать лет.

Такси резко дернулось. Снова пробка. Девушка посмотрела в окно. Мост. Живот скрутило в тугой узел, в горле пересохло. Год назад именно здесь, на этом мосту, она, домашняя девочка Катя, с ребятами из редакции попали под светошумовые гранаты. Первый выход «в поле».

Глубокий вдох, медленный выдох. Таксист покосился в зеркало заднего вида, но ничего не сказал. И хорошо. Не то время и не то место, чтобы разговаривать с незнакомцем. Даже если у этого незнакомца в телефоне на приборной панели открыты те же новостные каналы.

Офис дяди Сергея располагался в тихом центре, в доме довоенной постройки. Дядя уже ждал ее на лавочке. В своем неизменном костюме-тройке он напоминал замшелый валун с поблескивающей на солнце лысиной.

– Прекрасный сегодня день. Прогуляемся? – спросил он вставая.

Некоторое время шли молча, только трость стучала по тротуару.

– Меня вызвали на беседу. Завтра к восьми, – сказала она почти спокойно.

– Повестка была?

– Нет, – качнула головой, рыжие колечки волос мазнули шею. – А если просто не пойти? Я никто. Кому я нужна?

– Тогда они придут сами. Редакторы в СИЗО? В СИЗО. – Дядя Сережа остановился, опираясь на трость. Заглянул ей в глаза. – Катюша, для них ты, как минимум, участник протестов, а, как максимум, фигурант уголовного дела. И твой коллега, как там его, на беседу уже сходил.

Катю передернуло. Сходил, да. Уже появилось видео, на котором избитый Ванюша заплетающимся языком говорит на камеру, как он сожалеет, что координировал протесты.

– У твоей маменьки сердце. Ты подумала, как она будет ходить по твоим судам? И независимых адвокатов сейчас не найти.

– А как же вы?

– Катюша, я уже слишком стар, чтобы потерять лицензию. Да и СИЗО, если попаду, просто не переживу.

Помолчали. Опавшие листья шуршали под ногами. До них еще не успели добраться дворники, которые денно и нощно вылизывали центр, делая его стерильным.

– Надо валить.

– Надо. Я тебе это давно толкую, а ты все «долг, друзья, товарищи», – он достал телефон. – Дам номерок одного человека, поможет. Бери ровно столько, сколько можешь унести на себе. И, прошу, не затягивай. Завтра тебя здесь быть не должно.

Катя кивнула.

– Вот и хорошо, – Сергей Николаевич прищурился, глядя на солнце. – Тревожный октябрь в этом году, но такой красивый.

Город горел в желто-багряном пожаре. Пылали парки и скверы, бульвары и тихие дворики пятиэтажек. Ветер гулял по широким проспектам, танцевал опавшими листьями на огромных пустынных советских площадях. Город для пропагандистской открытки. Витрина.

С проводником она списалась в такси, встреча на заправке на выезде из города. Осталось три часа. Всего ничего.

Озираясь по сторонам, Катя юркнула в подъезд. Маленькая квартирка, доставшаяся ей от бабушки. Только год назад Катя сделала в ней ремонт. Что брать? Как уместить всю жизнь в одном рюкзаке? Ноутбук, паспорт, деньги, водительские права, новые носочки с пандами. Поколебалась, но все таки запихнула в рюкзак фото в рамке: молодые родители и маленькая она. Счастливые. Еще живой отец.

Щелкнул замок входной двери.

– Катюша, это я! – Раздалось из коридора. – Заезжала к тете Наташе, решила к тебе заглянуть. У нее новые выкройки! Такая красота! Пошью тебе на работу костюмчик, а то вечно в джинсах ходишь.

Мама, невысокая и хрупкая, бывшая балерина, не оставляла попыток Катю то приодеть, то причесать копну ее непослушных рыжих кудрей.

– Не сутулься! Ты же девочка! — Одергивала она Катю-подростка, уже по-взрослому высокую, но ещё по-детски нескладную.

– Журналистика не для девочек, — отговаривала Катю-выпускницу.

Катя молчала и делала по-своему. Упрямством, как, впрочем, и ростом, и рыжими волосами, она пошла в отца, уважаемого хирурга, сгоревшего от пневмонии десять лет назад.

Мама заглянула в комнату.

– Катя, ты куда-то собираешься?

В комнате, в которой обычно каждая вещь лежала на своем месте, словно прошел ураган. Одежда вперемешку с документами ровным слоем лежала на диване, на полу, из выдвинутого ящика выглядывала горка разноцветных носков.

– К друзьям, – ответила Катя, не поднимая головы. Вышло резче, чем она хотела. Катя, сидя на полу, как раз пыталась застегнуть молнию на плотно упакованном рюкзаке. Молния сопротивлялась, Катя злилась. Не хватало только порвать единственный большой рюкзак.

– Катерина, ты не умеешь врать. Ты куда?

Молния наконец поддалась, скрепив между собой края туго натянутой ткани.

– Ты, правда, хочешь знать? – Катя подняла голову и посмотрела на маму.

– Я – твоя мать.

– Мам, ты же в это не лезешь.

– Катя, что случилось? – И после паузы. – Сергей в курсе?

Катя коротко кивнула. Мама тяжело опустилась на диван:

– Я знала, что так будет. Всегда знала. Зачем же ты пошла на журфак?

– Мам, ну, мамочка, – Катя придвинулась к ее ногам, сжала ледяные пальцы, заглянула в глаза. – Не надо. Прошу тебя. Со мной все будет хорошо.

– Катюша…

– Мамочка, позаботься, пожалуйста, о Кексе. Мне пора идти. 

Встала, с усилием подняла рюкзак и направилась в прихожую. Мама шла следом. Катя замерла, взявшись за ручку входной двери.

– Опасное это дело, Фродо, – выходить за порог, – пробормотала она.

– Катюш?

Оглянулась. Мама, такая родная и потерянная, стояла посреди прихожей, руки прижаты к груди. Такая маленькая, такая родная. Кекс сидел у ее ног. Хотелось обнять, прижать маму к себе, но тогда она, Катя, просто не сможет уйти.

– Люблю тебя, мама, – прошептала Катя.

Толкнула дверь и вышла. В груди горело.

Двор погружался в сумерки. Ветер быстро высушил слезы. Сняла в банкомате все деньги с карточки, затолкала во внутренний карман куртки. Город, который она так любила. Город, в котором прошло ее детство. Город, который стал врагом. Но как же хотелось надышаться им напоследок. 

Она приехала немного раньше. Ее сопровождающий, серый мужичишка неопределенного возраста, был уже на месте. Машина была под стать своему хозяину.

Всю дорогу они молчали. Из магнитолы звучал шансон. Катя очень устала за день, но не могла заснуть. Еще вчера она думала, в чем пойдет на свадьбу к друзьям, а в субботу собиралась пойти с девчонками на кофе. Зимнее пальто осталось в химчистке. Так и не заказала корм коту. Остатки нормальной жизни рухнули, как гнилой, покосившийся забор. За спиной остались любимая квартира, мама, дядя Сережа и Кекс.

Сначала ехали по трассе, потом по проселочным дорогам. Леса и поля сменяли друг друга. Машину подбрасывало на ямах. В какой-то момент водитель выключил фары.

Внезапно машина остановилась возле очередного голого поля.

– Иди через поле прямо, пройдешь перелесок насквозь и выйдешь к реке. Возьми немного влево. Брод возле сломанной березы, – сказал водитель.

– Брод? – после долгого молчания ее голос звучал хрипло.

– Там будет по колено. Перейдешь реку и иди сдавайся погранцам. Проси политическое убежище.

– Вы со мной не пойдете?

– Нет. Я тебя довез, дальше сама.

– Сколько я вам должна? – Катя полезла в карман куртки, в котором лежали наличные.

– Нисколько. Все уже оплачено. Удачи.

«Спасибо, дядя Сережа».

Ноги в кроссовках по щиколотку проваливались в жирную распаханную землю, тонули в ней. Земля словно знала, что еще одна дочь покидает ее. Лесок медленно, но приближался.

Черная лента реки уже виднелась между деревьями. Еще чуть-чуть, и там, в другой стране, ее уже не достанут.

– Стоять! – Окрик парализовал, приморозил к месту. Между деревьями показалась темная фигура с автоматом. «Добегалась». Мысль промелькнула и утонула в нарастающей панике.

– Что вы здесь делаете? – Спросил мужчина в камуфляже.

Она беспомощно посмотрела на реку.

– Заблудились? – Вежливо поинтересовался он и, усмехнувшись, добавил. – Бежите?

Кивнула. Комок в горле мешал говорить.

– Следуйте за мной, – он развернулся и первым направился к деревьям. Катя, как во сне, побрела за ним, с трудом переставляя ноги. Сколько они так шли вдоль реки, она не знала. Внезапно «камуфляж» остановился.

– Вы можете пройти здесь. Мельче уже не будет.

– П-п-пройти?

– На ту сторону, – уточнил он.

– Спасибо вам, – прошептала Катя.

– Считай, я тебя не видел.

Катя пришла в себя на другой стороне реки. Мокрые джинсы липли к ногам, в кроссовках хлюпала вода. Катя оглянулась. Берег, отделенный рекой, чернел размашистой кляксой на фоне чернильного неба, которое подпирали верхушки деревьев. Черное на черном. Однажды и там взойдет солнце.