Последние погожие дни перед осенним ненастьем радуют его какой-то ускользающей радостью. Он пришел с внуком к пруду неподалеку от дома. Они бывают тут почти ежедневно. Пара устроилась на скамье у воды. Пологий берег на этом участке укреплен речной галькой.
У мальчика огненная шевелюра в тон его рюкзаку. Он смотрит на свой правый ботинок, зарываясь носком в листву, прибитую ветром к берегу. На поверхности воды багряными пятнами плавают кленовые листья. На другом берегу пруда, рядом с лодочной станцией, теснятся кусты сирени. Ветви на них еще не оголились.
Дед достает из бумажного пакета яблоко, салфетку и перочинный ножик с синей рукоятью. Он делит яблоко надвое, вырезает из него сердцевину, берет мальчика за руку и мягко вкладывает ему в ладонь половину плода. Внук на время отвлекается от своего занятия, он то и дело стряхивает с колена несуществующий сор. Они хрустят одним яблоком на двоих. Они друзья. Судьбе угодно было, чтобы дед стал для Вени и матерью, и отцом, и собственно дедом в одном лице.
Пару недель назад деду пришлось уехать в другой город на похороны близкого друга. Поутру мальчик проснулся и не смог его отыскать. Он принялся плакать, кричать, не обращая внимания на соседскую девушку. Она отличалась дружелюбием, дед знал ее с детства. Иногда она заходила к ним в дом справиться, как они поживают, не нужно ли купить что-нибудь из еды или для хозяйственных нужд. Девушка согласилась присмотреть за ребенком.
Как-же сильно напугал ее всплеск Вениной злости тогда! Он дышал как волчонок, измотанный гончими. Пнул лошадь-качалку с такой силой, что игрушка с шумом опрокинулась. Девушка запаниковала и, забыв предостережение деда не дотрагиваться до Вени, невольно спровоцировала его. Лицо его передернулось, он больно ущипнул ее за плечо и отскочил от нее. Когда спустя время дыхание мальчика вернулось к привычному, она испытала невиданное облегчение. На излете приступа раскрытые губы ребенка обнажили стиснутые белые зубы.
Дед дал себе зарок больше не оставлять Веню надолго. Уролог настаивал на операции в связи с аденомой простаты. Но он раз за разом отказывался, говорил, что пока не готов, что будет принимать лекарство без пропусков.
Стоя над чашей унитаза, он вздыхал, представлял, как весело и упруго бежала мочевая струя в его молодости. Теперь же все потуги освободить мочевой пузырь превращались в повторяющееся разочарование своим телом. И это было хуже физических неудобств.
Мальчик не говорит, не считая скупых и до крайности редких фраз. Но можно ли знать наперед, что его мысли, пусть непохожие на мысли других людей, выпутавшись из грез, однажды не облекутся в слова?
Волосы у деда не по возрасту густые, усмиренные сединой. Глаза вобрали в себя немало утрат за долгую жизнь. Он думает о том, что сегодня в пять вечера у Вени занятия в специализированном центре. Туда приводят детей, для которых насущно, насколько возможно, наладить сношения с внешним миром.
Дед оплачивает услуги педагога из денег, вырученных от продажи книг из обширной домашней библиотеки. Книги он собирал с юных лет, там почти нет ничего случайного, разве что экземпляры из разряда “книга- лучший подарок”. Пенсию он тратит на обиход.
Он вспоминает о маленькой Лизе, одной из жертв российской ракеты, ударившей по Виннице. Воображает, как в последний свой день она идет с мамой на занятия в развивающий центр, катит перед собой прогулочную коляску. Это видео обошло многие страны мира. Он внутренне примеряет эту ситуацию на себя. Такая боль невместима с материнской душой.
В сознании запечатлелась перевернутая коляска Лизы. Память сопрягает эту картину с кадрами коляски с лежащим в ней грудничком, рывками съезжающей по ступеням Потемкинской лестницы из знаменитого фильма.
Звериное, слепое насилие во время войн и бунтов, когда в его водоворот попадают дети, выглядит еще ужаснее.
Он думает о призыве совести к человеку “жить не по лжи.” Немногие способны откликнуться на него всем своим существом. Но и в этом случае обманываться не стоит. Совесть несвободна от подтасовок.
К их берегу подплывают три утки и селезень. С зобом цвета ореха каштана, с черной головой с изумрудным отливом, селезень смотрится настоящим франтом. Вот только ему незнакомо тщеславие.
Утки призывно крякают, они явились сюда в надежде подкормиться. Жаль, дед забыл прихватить овсяной крупы или гороха. Завтра он непременно сделает это.
Веня накреняется и из этого положения смотрит на птиц. Его взгляд как будто проходит сквозь них, нацеленный дальше в воду. Похоже, кряквы не слишком его заинтересовали. Он морщится от резких звуков и снова начинает стряхивать с колена сор, которого там нет.
-Давай-ка посмотрим, как там твоя подружка, - говорит Вене дед, доставая из рюкзака старую зеленую варежку.
Однажды мальчик избрал эту вещь и больше не расстается с ней. Он берет ее в руку, оставляя свою коленку в покое. Веня поглаживает варежку, пробует пройтись указательным пальцем по рельефу узора на ней.
С внуком нужно обязательно разговаривать. Дед придумал собственный способ общения с ним. На эту мысль его натолкнуло прослушивание короткого рассказа Чехова из аудиокниги. В нем диалог персонажей исполняет один актер. Вот и он решил мысленно брать на себя реплики внука и отвечать на них вслух.
Он наблюдает, как работники лодочной станции втаскивают выкрашенные в синий цвет лодки под длинный навес. Запах тронутых прением листьев напоминает о близящейся зиме. “Надо купить Вене теплую куртку, - думает он. - Старая заносилась, но он к ней привык. Надо выбрать что-то очень похожее”.
Утки, не дождавшись подачек, удаляются восвояси. Дед замечает среди опали под ногами камешек. Поднимает его и показывает мальчику. Веня небезразличен к предмету, иначе бы он к нему не притронулся. Камешек этот размером с медаль и подходящей формы, чтоб запустить его по воде. Дед вырос в селе у большого озера. Он был первым среди мальчишек по метанию “блинков”.
-Я заставлю этот камешек танцевать, - обращается к Вене дед.
-Как это?
-А вот погляди!
Дед берет Веню за руку, и они спускаются к кромке воды. Он прихватывает камешек большим и безымянным пальцем с его плоских сторон, а указательный прилаживает на реберной части. Приседает, сгибая в колене правую ногу, и синхронно делает замах правой рукой, стремительно сменяющийся слегка закручивающим движением кисти. Она выпускает камешек почти параллельно водному зеркалу. Он подскакивает семь раз, оставляя на воде дорожку из всплесков.
Веня подбирает новый камешек и отдает его деду:
-Давай еще.
-Хорошо, только нужен более плоский.
Дед находит то, что требуется, среди гальки у них под ногами, дает Вене подержать этот “блинок”. Потом волшебство повторяется.
Мальчик улыбается. Дед давно не видел внука таким. Вот бы ему так же вовлечься в игру с другими детьми!
Веня вопросительно смотрит на деда:
-Как так получается? Почему камень не тонет?
Дед, чуть погодя, отвечает:
- Тут борются между собой две силы.
-Две силы, - вторит ему Веня.
-Так и есть. Одна тяжестью тащит камень в воду. Другая выталкивает его из воды, и тогда он подпрыгивает.
-Тогда он подпрыгивает.
Дед продолжает:
-Моя рука помнит, по какой линии нужно отправить камень в полет. А сила и скорость, с которой я это делаю, уплотняет воду в том месте, где “блинок” об нее ударяется. Камень не должен быть слишком тяжелым. И слишком уж легким - тоже. Иначе ничего не получится. Форма и размеры тоже важны. Если он будет достаточно длинным, в меру широким и плоским в придачу, вода не успеет сомкнуться над ним. Видишь, как все любопытно устроено.
-Любопытно устроено, - копирует мальчик конец его фразы.
Он не знает, что именно Веня понял из его объяснения, но твердо знает, что с внуком нужно быть в диалоге.
Дед в задумчивости добавляет:
-Мы с тобой и все прочие люди чем-то похожи на эти камешки. Нас тянет вниз, а мы сопротивляемся, стремимся вверх, к свету. Не всякому это по силам. Но мы сами выбираем, как нам поступить. Снова и снова. А главные наши решения - как следы от камешка, летящего по глади воды, пока его путь не закончится.
Добавить комментарий