"Очень симпатичному и славному Андрею Юрьевичу и его очаровательной супруге в память "битвы" за, в общем-то, чепуху! С самыми добрыми пожеланиями в жизни! В.Розов. 30 октября 1960 г."
Эту надпись знаменитый драматург сделал на подаренном нам с мужем, драматургом Андреем Кузнецовым новом сборнике своих пьес. В сборнике их четыре: "В поисках радости", "Страница жизни", "В добрый час", "Вечно живые". Последняя послужила основой для фильма "Летят журавли". О том, какие прекрасные это пьесы, какой замечательный фильм, - рассказывать нужды нет. А вот что это за "битва" и за какую такую чепуху, вспомнить, пожалуй, любопытно.
Но сначала стоит рассказать о "поле битвы". А полем был наш дом.
Жилищно-строительный кооператив "Московский писатель" у метро "Аэропорт" был сдан в эксплуатацию в 1957 году. И тогда же во все семь его подъездов, в 140 квартир въехали писатели со своими семьями. Среди жильцов были Константин Симонов и Александр Бек, Виктор Розов и Алексей Арбузов, Александр Галич, Виктор Шкловский, Юрий Нагибин, Евгений Габрилович, Арсений Тарковский... Список известных имён можно было бы продолжить.
Сейчас писателей в доме осталось, увы, совсем немного. Их опустевшие квартиры перешли к наследникам или куплены "новыми русскими". О былых обитателях напоминает только название кооператива, фамилии вдов, да две памятные доски на стене дома. Всего-навсего две, хотя, по справедливости, их должно было бы быть куда больше. А сорок лет назад всё в нашем доме было и так, и не совсем так, как в других. Где ещё, в каком другом доме, "жена, - шутил в своих стихах сценарист Михаил Вольпин, - желает новых романов старому мужу"? А дети? Где ещё дети, играя в песочнице, спорят, кто из соседей "самый-самый знаменитый"?
К дому прилегал просторный, ухоженный двор-сад. Нынче сад пуст. Новые русские, как известно, люди занятые, без дела гулять им недосуг. А в былые времена во дворе было людно и шумно. В хорошую погоду жильцы высыпали в сад. Скучать гуляющим не приходилось. Концентрация профессиональных сочинителей, рассказчиков, острословов, да и просто личностей незаурядных и колоритных, была здесь "выше крыши".
Вот, важно ступая, выходит подышать свежим воздухом писатель-сатирик Борис Ласкин, непревзойдённый рассказчик, мастер розыгрышей (увы, его печатные произведения сильно уступают устным). Ласкина тут же окружают собратья по перу. Он только успевает произнести первые слова, а собравшиеся вокруг этого высокого, веселого, громогласного человека уже покатываются со смеху.
Вслед за Ласкиным, взмахом руки приветствуя соседей, появляется известный режиссёр, постановщик фильмов "Дети капитана Гранта", "Остров сокровищ", "Пятнадцатилетний капитан" Владимир Вайншток. Хозяйским взглядом окидывает «владенья свои» и устремляется к поджидающей его иномарке. Но беспрепятственно выехать со двора ему не удаётся. У всех к заместителю Председателя Правления есть вопросы и просьбы: жилищные, финансовые, просто житейские. Вайншток - деловой гений нашего ЖСК. Это в стране развитого социализма он управляет одним небольшим кооперативом, а где-нибудь «за бугром» мог бы ворочать делами целой промышленной империи. Ходят слухи, его и вправду приглашали за океан - не поехал.
Из своего 5-го подъезда выплывает сам Председатель Правления - бывший шахтёр, а ныне мастер соцреализма и лауреат Сталинской премии Владимир Попов, дородный, вальяжный и благодушный. Ловит кого-то из соседей и, держа за пуговицу пальто, рассказывает очередной бородатый анекдот.
Пыхтя неизменной трубкой, спешит еще один член кооператива - маленький, квадратный, с пышной чёрной шевелюрой. Это, без сомнения, выдающийся переводчик немецкой поэзии и эссеист Лев Гинзбург. Исчезает во 2-ом подъезде. К кому бы это - к Безыменскому или Ивневу? Да нет, скорее всего, в домоуправление – побежал жаловаться на шум. Не повезло бедняге, досталась квартира как раз над Литфондовским детским садиком.
По ступеням крыльца деловито спускается коренастый мужчина в спортивном костюме и с теннисной ракеткой. По всей видимости, известный поэт, автор любимых народом песен Сергей Островой торопится на тренировку. Но всё же успевает притормозить возле группы гуляющих и торжественно сообщить:
- Написал два стихотворения про любовь! Закрыл тему.
Всерьез это сказано или в шутку - каждый волен понимать, как знает.
Ещё много страниц можно было бы написать о нашем доме и его обитателях, о тех, кто прохаживался по двору, пробегал, прогуливался, выгуливал своих собак.
Так выглядело «поле битвы», ну а «высотами», за которые шли бои, были, конечно, квартиры. Хоть и нечасто, но квартиры в доме всё же освобождались. За каждую разгорались жаркие баталии, арбитром в которых было общее собрание.
О собрании жильцов, и вообще о нашем доме у метро «Аэропорт», блистательно написал в своей «Иванькиаде» Владимир Войнович. Но здесь пойдёт рассказ о событиях, случившихся задолго до того, как молодой литератор Войнович поселился в доме.
В 1960-м году скончался писатель А.Садовский, живший в квартире номер 75.
Его вдова и сын, не имея возможности выплачивать пай, переехали в квартиру поменьше и 75-я оказалась свободной. А была она одной из лучших в доме: 4-комнатная, с окнами на обе стороны, большим холлом, кладовкой, двумя балконами. Не улыбайтесь, новые американцы, владельцы собственных домов, где количество комнат, а также совмещённых санузлов не сразу и сочтёшь. Не улыбайтесь, а вспомните, как обстояли дела с жилплощадью в Советском Союзе в начале шестидесятых...
Оказалось, что на квартиру 75 претендуют сразу два писателя: Виктор Сергеевич Розов и Евгений Захарович Воробьёв - военный журналист, автор романов «Земля, до востребования», «Высота», сценария одноимённого фильма. Права претенденты имели равные: обе семьи состояли из четырех человек, обе жили в 3-комнатных квартирах, оба писателя были фронтовиками, да и заявления на улучшение жилплощади подали почти одновременно.
Все мы, жильцы, разделились на два лагеря - воробьёвцев и розовцев. Тут-то и началась настоящая «битва». Бились азартно и не на шутку. Сторонники обоих «соискателей» добывали аргументы в пользу своих «подзащитных», агитировали, убеждали, вербовали колеблющихся, ещё не сделавших свой выбор. Мы с мужем были на стороне Розовых. Мы дружили с Розовыми и хорошо знали: это только по домовой книге в семье числятся четыре человека. А на самом деле у хлебосольных хозяев постоянно и подолгу жили непрописанные родственники и знакомые, за стол садилось человек по пятнадцать...
Созвали общее собрание. Вначале прослушали эмоциональные высказывания представителей разных жанров о значении творчества Воробьёва и Розова для советской литературы. Потом перешли к прямому открытому голосованию. И надо же такому случиться - голоса разделились поровну!
Что тут началось! В маленьком помещении - собрание проходило в подвале - сгрудилось около ста «инженеров человеческих душ». Да ещё жены, которые не могли упустить такое событие и готовы были глаза выцарапать за своих мужей. Трудно даже вообразить, какого накала достигла атмосфера в тесном подвале, а ещё труднее представить, чем бы это закончилось, если бы... Если бы слово не взял Константин Симонов.
Все ожидали, что он поддержит Воробьёва, ведь они дружили с военных ещё лет. Но Симонов предложил иное: поскольку ситуация неразрешима, попросту бросить жребий. Собрание с облегчением приняло это предложение. Кто-то дал свою меховую шапку-ушанку. В неё положили две свернутые трубочкой бумажки. На одной написали «Воробьёв», на другой «Розов». И опять заминка: кто будет тащить жребий? Драматург Андрей Кузнецов предложил:
- Пусть тащит Хаджи-Мурат Магометович!
Хаджи-Мурат Мугуев был известен своими книгами о войне (сам участник двух войн) и о борьбе кавказских народов за независимость от царской России. В сегодняшней России эти книги, конечно, не пришлись бы ко двору. Но в «семье народов единой», где даже присниться не могло такое - выйти из Союза, писателя-ветерана Мугуева и уважали, и издавали. Ко времени, о котором идёт речь, он был слеп.
Как сейчас помню эту сцену. В подвале - гробовая тишина. Хаджи-Мурат Магометович сидит в первом ряду, опершись на сучковатую палку. Его тесным кольцом окружают повскакавшие со своих мест члены кооператива. Мугуеву подносят шапку. Он ощупывает её. Опускает руку. Достает одну из бумажек. Бумажку разворачивают. Читают:
- Розов!
Решение было окончательным и обжалованию не подлежало. Отдадим должное и Воробьёву: жалоб в Верховный Суд он не подавал и пересчёта голосов не требовал...
Вскоре Виктор Сергеевич Розов с семьёй переехал в квартиру номер 75.
В том же году он подарил нам сборник своих пьес с той самой надписью, о которой говорилось вначале.
------
Публикация Сергея Кузнецова
Фото из архива Л. Кузнецовой
Добавить комментарий