Ленин сообщил о получении плана Троцкого, связавшись с ним по прямому проводу 16 января 1918 г.: «Я сейчас только получил Ваше особое письмо» (Ленин 35. С. 225). Но давать единоличное согласие на предложения Троцкого Ленин не стал и решил подключить к делу Сталина и не только его. «Ваш план мне представляется дискутабельным. Нельзя ли только отложить несколько его окончательное проведение, приняв последнее решение после специального заседания ЦИК (Харьковского. – Ю.П.) здесь? Как только вернется Сталин покажу письмо и ему» (там же).
Сталин, очевидно, понадобился Ленину не только как нарком по делам национальностей, но в определенном смысле как специалист по украинским делам, участвовавший еще 30 ноября 1917 г. в переговорах с Киевом, в частности, с секретарем труда Поршем. «Мне бы хотелось посоветоваться сначала со Сталиным, прежде чем ответить на Ваш вопрос» (там же).
Какой же вопрос задавал Троцкий в своем «особом письме»? Мы можем только предположить, что в нем шла речь о возможности использования на брестских переговорах просоветских представителей Харькова в качестве противовеса украинской делегации. К такому выводу приводят нас следующие слова Ленина при разговоре с Троцким по прямому проводу 16 января: «Сегодня выезжает к Вам делегация Харьковского украинского ЦИК, которая уверила меня, что киевская Рада дышит на ладан» (там же).
После обсуждения со Сталиным, когда, по-видимому, Троцкий уже отошел от телеграфного аппарата, Ленин послал совместный со Сталиным ответ: «Передайте Троцкому. Просьба назначить перерыв и выехать в Питер» (там же).
Перерыв в переговорах и отъезд Троцкого в Петроград были нужны отчасти лишь из-за украинских дел. Два фактора: один вне России, другой внутри нее, диктовали Ленину 16 января необходимость такого перерыва.
Во-первых, Австро-Венгрия, а за ней и Германия, по мнению Ленина, стояли на пороге революции. Особенно тяжелое положение сложилось в Австро-Венгрии. Министр иностранных дел этой страны отметил в своем дневнике 16 января 1918 г.: «Из Вены отчаянные вопли о помощи, о продовольствии. Меня просят немедленно обратиться в Берлин с просьбой о помощи, иначе катастрофа неминуема» (Чернин. С. 256). Но надежда на Берлин была слаба, «так как сама Германия страдает от серьезных лишений» (Чернин. С. 257).
В этот день, 16 января, в Австро-Венгрии началась всеобщая забастовка. На работу не вышли около 700 тыс. человек. В одном из городов был даже создан первый в стране Рабочий Совет и правительство Австро-Венгрии спешно приступило к переговорам с бастующими, к которым на следующий день планировали присоединиться новые группы рабочих промышленных предприятий.
Серьезные беспорядки произошли как в городах Германии, так и в некоторых местах оккупированной Германией Польши.
Во-вторых, 17 января 1918 г., в Петрограде должно было начать работу так долго откладываемое Учредительное собрание. Как пройдет первое заседание, к каким приведет результатам, Ленину было не ясно. А потому назначение перерыва выглядело вполне логичным, к тому же перерыв способствовал затягиванию переговоров.
Троцкий ни 16 января, ни на следующий день, 17 января, когда забастовка в Австро-Венгрии приняла максимальный размах, не объявил о том, что делегацию оппонентов ожидает перерыв.
Тем временем украинская делегация шла своим путем. В отличие от русской делегации, стремившейся затянуть переговоры, члены украинской делегации, наоборот, хотели как можно быстрее подписать отдельный мирный договор с делегацией оппонентов, включая правовые и экономические разделы.
Однако, заключению такого отдельного договора мешали разногласия Киева с Веной по территориальным вопросам. Кюльман в телеграмме канцлеру Гертлингу 16 января 1918 г. отмечал по этому поводу, что главным препятствием является желание украинской делегации «отделить от Австро-Венгрии в какой-либо подходящей форме и присоединить к Украине населенную украинцами Восточную Галицию» (Советско-германские отношения. С. 228) и что «это требование для Австро-Венгрии, конечно, неприемлемо» (там же).
Прогноз Кюльмана относительно дальнейшего развития отношений с украинской делегацией был вполне реалистичным. Германский статс-секретарь не исключал срыва переговоров Троцким (как впоследствии и произошло), и предвидел, что в этом случае позиция украинской делегации станет еще жестче. И тогда, сообщал статс-секретарь канцлеру в той же телеграмме от 16 января, «перспективы на заключение мира почти полностью исчезли бы, ибо украинцы хитры, скрытны и абсолютно не знают меры в своих требованиях тогда, когда они видят, что могут, судя по обстановке, позволить себе это» (там же).
Возможно, Троцкий, не пожалевший красок, чтобы представить украинскую делегацию в самом неприглядном виде, имел в виду ее действия именно в эти дни. В предисловии к неоднократно цитируемому нами сборнику он называл украинскую делегацию «самым постыдным пятном конференции» (Мирные переговоры. С. IV). А в отношении председателя украинской делегации применил уничижительную характеристику, вроде «букета вороватого плутовства, провинциального самодовольства, мелкобуржуазного подхалимства и напыщенной глупости, который излучался во все стороны от господина Голубовича» (Мирные переговоры. С. V).
Вызывало возмущение Троцкого и критика украинской делегацией советских порядков, так как «киевские дипломаты многословно и плаксиво жаловались на антидемократический образ действий советской власти и на нарушение ею высших принципов социализма» (там же). При этом Троцкий опять же обвинил в этом Голубовича, хотя обличение советских методов управления и подавления сделал не Голубович, а Любинский в своей яркой речи на пленарном заседании 31 января 1918 г. Впоследствии мы еще вернемся к этому эпизоду.
Но в соблюдении своих интересов, в «хитрости и скрытности», нельзя было отказать ни украинской, ни русской делегациям, ни делегации оппонентов, ни лично самому Кюльману. Надеясь достигнуть хотя бы какого-то компромисса с украинской делегацией, германский статс-секретарь во второй половине дня 16 января в телеграмме канцлеру допустил возможность в этом случае «спокойно перейти с большевиками на более резкий тон и пойти, в случае необходимости, даже на разрыв» (Советско-германские отношения. С. 228).
Так, держа за пазухой камни, главы всех делегаций собирались и далее продолжать переговоры, а 17 января германская делегация, выполняя свою роль посредника, уговаривала украинскую и австро-венгерскую делегации пойти на компромисс.
В ходе этих уговоров министр иностранных дел Австро-Венгрии, по-видимому, дал принципиальное согласие на уступки, надеясь «со временем обеспечить [свою] страну запасами, вывезенными из Украины» (Чернин. С. 258). Украинская делегация также была готова в принципе пойти навстречу пожеланиям Вены по экономическим вопросам, о чем посланник Розенберг сообщил 17 января «в отчете в МИД Германии» (L'Allemagne. р. 274). Кюльман, как главный посредник, по-видимому, был удовлетворен и поспешил поделиться с канцлером «впечатлениями и ситуацией на переговорах с украинцами» (L'Allemagne. р. 275).
Наступил день 18 января 1918 г. – один из важнейших дней брестского переговорного процесса в период руководства Троцким русской делегацией. Тогда разговор об отделении некоторых российских территорий стал предметным.
В этот день на утреннем заседании политической комиссии генерал Гофман, по просьбе Кюльмана, разложил на столе карту с обозначенными на ней синей линией границами западных областей России. Народы этих областей, с точки зрения делегации оппонентов, выразили желание жить вне российского государства, реализуя свое право на самоопределение. Генерал решил сразу же объяснить, что на предлагаемой карте проведена граница только от Бреста до Балтийского моря, а что касается границы южнее Бреста, то относительно нее в настоящее время делегация оппонентов ведет с украинской делегацией переговоры, «пока еще не законченные» (Мирные переговоры. С. 126).
После этих слов Гофман пригласил присутствующих участников заседания политической комиссии познакомиться с картой.
Троцкий, еще не глядя на карту, ринулся в атаку, услышав о «пока еще незаконченных переговорах» с украинской делегацией.
По его словам, когда на предыдущих заседаниях шел разговор о признании украинской делегации, он уже тогда дважды заявлял, что «самоопределение Украинской Республики еще не достигло того пункта, когда границы, отделяющие нас от нового государства, оказались бы уже проведенными с согласия обеих сторон» (там же).
Этот вопрос, продолжал Троцкий, не создает практических сложностей, поскольку в соответствии с принципами русской делегации, границы определяются заинтересованными массами населения. Но, по его мнению, в каждом отдельном случае тогда понадобилось бы соглашение между русской и украинской делегациями. Этот же принцип должен распространяться и на области южнее Бреста. Отсюда вопрос к оппонентам, какими же принципами и соображениями руководствовались те, кто проводил на карте упомянутые линии.
В ответ Гофман пояснил, что синяя линия прочерчивает территориальные границы тех народов, земли которых были заняты войсками Германии и Австро-Венгрии. В качестве примера он указал на границы литовской территории, где линия к северу от Бреста не совпадала с границей проживания литовцев и латышей, поскольку линия Восточного фронта пересекала и латышскую территорию тоже. Поэтому проведение синей линии было продиктовано военными соображениями, обеспечивающими «народам, живущим по ту сторону линии, спокойное государственное строительство и осуществление права на самоопределение» (там же).
Троцкий выразил желание в перерыве познакомиться с картой подробнее.
В ходе дальнейшего заседания Чернин поинтересовался у Троцкого, с кем австро-венгерской делегации вести переговоры относительно областей, занятых австро-венгерскими войсками: с русской делегацией или с украинской.
Троцкий никак не хотел допустить, чтобы украинская делегация имела возможность самостоятельно решать вопрос о границах Украины. Потому что за этим сразу же встал бы вопрос о признании Центральной рады и Генерального секретариата, а значит и Украинской Народной Республики, как независимого государства. А такая страна Совнаркому во главе с Лениным была не нужна. Будущее украинское государство должно было стать аналогом Советской России под руководством Харьковского ЦИКа, организованного с помощью Петрограда.
Отсюда и ответ Троцкого: по вопросам территориального разграничения необходимо соглашение между украинской и русской делегациями. И дальше Троцкий, все время отделывавшийся общими рассуждениями по украинскому вопросу, вдруг чуть было не перешел к конкретике. «В тех случаях, когда вопрос касается областей, бесспорно принадлежащих, скажем, Украине, дело будет решено формальным путем и без затруднений» (Мирные переговоры. С. 129). Но тут же, видимо, поняв, что Чернин может уцепиться за «бесспорно принадлежащие области», дал задний ход: «Но необходимость соглашения обеих делегаций остается, с нашей точки зрения, во всей своей силе, так как в противном случае, у нас не было бы критерия для того, чтобы отделить спорные области от бесспорных» (там же).
Естественно, Чернин не мог пройти мимо опрометчивого упоминания Троцким термина «бесспорные области» и спросил какие же именно области при проведении границы между Украиной и Россией Троцкий считает «спорными и какие бесспорными» (там же).
Надо ли говорить, что Троцкий ни 18 января, ни в течение последующего периода брестских переговоров, когда он был председателем русской делегации, так и не пояснил, какие области Украины Совнарком считал спорными.
В очередной раз он повторил как мантру свой излюбленный тезис о незаконченном самоопределении Украины, откуда следовал вывод, что вопрос о границе «зависит не от нашей воли и не от воли Украинской делегации, а от самого процесса самоопределения Украины» (там же).
Скорее всего, между утренним и вечерним заседаниями политической комиссии 18 января германская делегация продолжила свои посреднические усилия для сглаживания противоречий между украинской и австро-венгерской делегациями по территориальному вопросу. В основном за счет австро-венгерской стороны. О чем удовлетворенный Кюльман сообщил германскому канцлеру в личной телеграмме (№ 157 от 18 января 1918 г.): «Граф Чернин готов на далеко идущие уступки украинцам» (Советско-германские отношения. С. 230).
В перерыве между утренним и вечерним заседаниями политической комиссии 18 января русская делегация ознакомилась с границей севернее Бреста.
На вечернем заседании Троцкий не стал поднимать вопрос об украинской границе южнее Бреста. Он заявил, что считает работу политической комиссии на этом этапе законченной, и предложил в соответствии с установкой Ленина устроить перерыв, чтобы «дать правительственным органам Российской Республики вынести свое окончательное решение по поводу предложенных нам условий мира» (Мирные переговоры. С. 131).
Тут же Троцкий наметил и продолжительность перерыва в 8 – 9 дней, после чего заявил, что «вынужден сейчас, в связи с лежащими на [нем] политическими обязанностями, поехать в Петроград» (там же).
А датой следующего заседания политической комиссии почему-то предложил 29 января 1918 г., хотя элементарный подсчет показывает, что тогда предложенный перерыв составлял бы не 8 – 9, а 10 дней.
Но это была частность. Истинные же причины и цель перерыва были ясны не только самому Троцкому, посланному Лениным затягивать переговоры, но также и членам русской делегации, и членам делегации оппонентов.
Иоффе в примечаниях к сборнику «Мирные переговоры», который он, кстати, сам же еще и редактировал, довольно откровенно отразил закамуфлированные цели перерыва: «переговоры дошли до такой стадии, когда опять необходимо было временно приостановить их для того, чтобы учесть впечатление, оказанное ими на пролетарские массы Европы» (Мирные переговоры. С. 250).
Другая причина была внутренняя, не укрывшаяся от оппонентов: Троцкий «хотел убедиться, насколько господство большевиков утвердилось за это время» (Гофман. С.184) и должен ли он, «считаясь с желанием народа, действительно заключить мир» (там же).
Заявление Троцкого о перерыве было не корректным с процедурной точки зрения (и, заметим здесь, кстати, не в последний раз): предложение о нем следовало бы внести не на заседании политической комиссии, когда делегация оппонентов присутствовала не полностью, а на пленарном заседании. Но Кюльман, спокойно принявший предложение Троцкого о перерыве, несмотря на заинтересованность в быстрейшем подписании мирного договора, предпочел не заметить некорректности заявления председателя русской делегации.
А вот вопроса о границе между Украинской Народной Республикой и Советской Россией Кюльман коснулся. Он выразил надежду, что в случае достижения на брестских переговорах желательных для обеих сторон результатов, «одновременно будет достигнуто и совпадение желаний и требований обеих сторон в отношении этнографических условий» (Мирные переговоры. С. 131). Иными словами – разграничение территорий со смешанным украинским и русским населениями между двумя государствами по этническому принципу. В частности, Харьковской и Екатеринославской губерний с районом Донбасса в последней из них.
И день 18 января мы посчитали одним из важнейших во всем брестском переговорном процессе не только из-за того, что разговор о границе стал предметным, но и потому, что в этот день части Южной группы советских войск нацелились на захват Юзово – главного промышленного центра района Донбасса.
В деле овладения этим городом командующий Южной группой советских войск решил прибегнуть к помощи Орджоникидзе, предположительно находившегося в это время где-то поблизости в качестве «временного, чрезвычайного комиссара Украины для объединения действий функционирующих на Украине советских предприятий» (мы уже указывали об этом его назначении 1 января 1918 г., см. настоящую статью, ч. 5).
Может быть, не без его усилий «объединение действий функционирующих на Украине советских предприятий» сопровождалось одновременным «успешным вооружением рабочих», готовых прийти на помощь советским войскам изнутри. Не случайно об их успешном вооружении упоминал командующий Южной группой советских войск в телеграмме Ленину от 7 января. Все наводит на мысль, что Орджоникидзе, как троянского коня, заслали в Украину с далеко идущими целями.
Теперь 18 января 1918 г. командующий Южной группой советских войск отчаянно взывал к Орджоникидзе: «Поражение в бассейне (Донецком. – Ю.П.) – гибель для нас. Всем авторитетом советской власти – все боеспособное послать в Юзово… Настоятельно требую главные силы направить в Юзово немедленно» (Антонов. С. 110).
По-видимому, Юзово пало в тот же день. С его падением практически весь район Донбасса оказался занятым частями Южной группы советских войск, окончательно вклинившимися между Украиной и Областью Войска Донского. Теперь, развивая дальше на восток наступление против Каледина, можно было выделить из Южной группы советских войск отряды для похода на запад – против Украины.
Ленин бесповоротно решил покончить с Центральной радой.
Использованные источники:
1. Антонов: Антонов-Овсеенко В.А. Записки о гражданской войне. Т. 1. – М.: Редакционный Совет, 1924.
2. Гофман: Гофман М. Война упущенных возможностей. – М.: - Л.: Гос. изд-во, 1925.
3. L'Allemagne: L'Allemagne et les problemès de la paix pendent la premiere guerre Mondial. Documents extraits des archives l'Office allemande des Affaires étrangerès, pub. et ann. par A. Sherer et J. Grunewald. Liv. III. De la revolution Sovietiqe a la paix de Brest-Litovsk (9 novembre 1917 – 3 mars 1918). - Paris, 1976.
4. Ленин 35: Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 35. – М.: Изд-во полит. литературы, 1974.
5. Мирные переговоры: Мирные переговоры в Брест-Литовске с 22/9 декабря 1917 г. по 3 марта (18 февраля) 1918 г. Т. 1. Пленарные заседания. Заседания политической комиссии / Полный текст стенограмм под ред. и с примеч. А.А. Иоффе (В. Крымского), с предисл. Л.Д. Троцкого. – М.: Издание Народного Комиссариата Иностранных Дел, 1920.
6. Советско-германские отношения: Советско-германские отношения от переговоров в Брест-Литовске до Рапалльского договора: Сб. док. Т. 1. 1917 – 1918. – М.: Политиздат, 1968.
7. Чернин: Чернин О. В дни мировой войны. - М.-Петроград.: ГИЗ, 1923.
(продолжение следует)
Добавить комментарий