Почему «Чайка»?
Каждые полтора-два года Борис Эйфман появляется в Америке с новым спектаклем, собирает полные залы и каждый раз поражает зрителей тем, что ему удаётся сказать что-то своё о великих сюжетах, по-своему прочитать знакомые, многократно прочитанные книги. И каждый раз вы думаете: такое невозможно. «Анна Каренина», «Братья Карамазовы», «Идиот», «Мастер и Маргарита» — при чём тут балет?
 |
В этом году Борис Эйфман привёз нам «Чайку».
— У меня несколько вопросов, Борис, но по-существу все они сводятся к одному: «Почему «Чайка»? Художник не возьмётся за «Чайку» просто так, словно за очередную работу. Учитывая и её историю, и её символическое значение в русской и мировой театральной культуре. Учитывая, что для воплощения языком балета, она выглядит совершенно не сценичной — нет действия, одна атмосфера, и даже выстрел в конце происходит за кулисами и как бы стирается усилиями доктора Дорна. И ещё много раз — почему. Почему «Чайка»?
— Действительно, выбор «Чайки» не случайность. Моему театру в этом году исполняется 30 лет, и, думая о своей работе, я всегда размышляю об этой пьесе, в центре которой искусство и люди искусства, сцена и повседневность, проблема долголетия в искусстве, проблема, над которой задумывается каждый работающий в искусстве, — творец и его миссия. Я думаю, все эти вопросы волновали Чехова. И я не скрою, что они волнуют меня. Конечно, эту пьесу невозможно было перевести на язык балета, досконально следуя тексту, но я попытался перенести её на балетную сцену, сохраняя дух «Чайки». Я перенёс действие пьесы в балетный зал. И все действующие лица — это балетные люди. Знаменитый хореограф Тригорин, примадонна Аркадина, молодой хореограф-новатор, новатор-нигилист, Треплев, и молодая балерина, которая мечтает о карьере, о славе, — Заречная. Я разложил всё действие на четыре лица и перевёл его в балетную среду... Я давно хотел поставить «Чайку», а сейчас, в год тридцатилетия, мне показалось, что это будет актуально. Ответил я на ваш вопрос?
— Вы ответили даже и на мой следующий вопрос. Я хотел спросить — чем обусловлен выбор Чехова. Личными мотивами или ощущением, что чеховская атмосфера каким-то образом сходна с нынешней общественной ситуацией?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, знаете, как в школе учили: Чехов показывает атмосферу безвременья. Люди живут в социальном пространстве, в котором ничего от них не зависит и ничего не происходит. Под этим углом Чехов замечательно читался в советские 70-е годы, в начале 80-х годов. И, наверное, не читался так во второй половине восьмидесятых-начале девяностых.
Ничего не происходит вокруг и ничего не происходит с самими чеховскими героями. Виктор Шкловский когда-то написал, что одна из основных тем Чехова «недовоплощённость» людей. Они могли бы сделать, могли бы сочинить, могли бы стать кем-то, но не сделали, не сочинили, не стали. Эта тема лежит на поверхности. Из ваших слов я понимаю, что вас задела в пьесе другая тема: художник, жизнь в искусстве, место художника в обществе.
— Тема нереализованного таланта — это тоже тема моего спектакля. Это тема Треплева, одна из важных тем. Поскольку вы ещё не видели спектакля, я вам расскажу... У меня в спектакле Треплев не стреляется... Спектакль начинается с того, что Треплев находится в таком прозрачном кубе. Ему тесно, ему душно в этом пространстве. Он начинает раздвигать этот куб, пытается изменить его форму, выйти за его границы. И выходит. А в конце спектакля, потерпев полное фиаско, полное разочарование, полный творческий крах — он не стреляется, а возвращается в этот куб и закрывается там, словно защищаясь от мира. То есть, уходит из мира, практически совершая самоубийство.
— Вы знаете, было множество кинопостановок «Чайки», но единственная, на мой взгляд, интересная работа — фильм американского режиссёра Генри Джеглома «Последнее лето в Хэмптоне», в котором перипетии чеховского сюжета наложены на знакомую Джеглому жизнь кино и театральной богемы. Постановки а ля Станиславский с квакающими лягушками и стрекочущими кузнечиками (Чехов, кстати, беспокоился, что лягушки заглушают голоса актёров), такие постановки сегодня работать не могут.
— По сравнению с режиссёрами кино и тем более театра я в привилегированном положении — они связаны со словом, а я абсолютно свободен. Я создаю свой мир в иной плоскости, мир со своими правилами игры. Не мной, кстати, придуманными. Ещё триста лет назад балетный театр обращался к серьёзной литературе. Ставили Шекспира, позже ставили «Фауста». Ставили значительную — и по своей философской наполненности, и по своей драматургии — литературу. То направление балетного театра, в котором я работаю, оно уже имеет большую историю... Недавно я прочитал статью одного очень известного театрального критика, который пишет, что сегодня вряд ли можно дать новую жизнь этому чеховскому тексту, потому что каждое слово звучит у нас в голове само по себе, мы его слышали сотни раз: «Отчего вы всегда ходите в чёрном?» — «Это траур по моей жизни». Когда опять произносятся эти слова, люди начинают съёживаться. Можно сказать так, можно чуть иначе, в этих декорациях, в других, но всё равно — те же слова. Чехов слишком популярен. Его слишком часто ставят, особенно в последние годы. Я же имею возможность «произнести» чеховские слова, продемонстрировать чеховские идеи другим языком, языком тела. Это моё прочтение, но я читаю Чехова, я читаю «Чайку».
— Вы сказали, что Чехова в последнее время очень много ставят. Как вы думаете — почему?
— Я думаю художники чувствуют, что сегодняшнего человека нужно увести из этого хаотичного мира, из мира неопределённостей, предложить ему подумать о чём-то настоящем, обратить взгляд человека внутрь, заставить его задуматься о своей природе. Мне кажется, что это попытка — вероятно интуитивная — вернуть человека самому себе. Помочь человеку осознать себя, ценность своего существования в этом мире. Обычному человеку. Не герою какому-нибудь, а обыкновенному, маленькому человеку. Чтобы сохранить себя, человеку нередко нужны какие-то подпорки, какая-то помощь. И вот эту помощь, мне кажется, оказывает Чехов.
— В своём прочтении «Чайки» вы сосредоточились на четырёх персонажах — людях творчества. Я понимаю, что это не должно вас ограничивать, но у Чехова ни один из этих четверых не избегает его иронии и, если можно так выразиться, чеховского суда. Чехов видит, находит и жёсткими докторскими пальцами прощупывает каждое больное место — указывает, ничего не пропуская, все слабости своих героев. Да, своих героев он не судит — он их жалеет, он сострадает им — однако, каждому он знает цену и обязательно эту цену называет вслух.
— Чехов же был врачом. Он не только ставил диагноз, но и пытался помочь человеку. Помочь человеку вырваться из обманчивой рутины жизни. Именно это самое главное в Чехове. Во всех чеховских пьесах тема, наверное, одна и та же: человек пытается выйти за границы кем-то вокруг него очерченного круга. Каждый герой хочет выйти из этого круга. Что это за круг? Судьба? Злой рок? Человек живёт в этом круге, но он пытается выйти, пытается реализовать себя, пытается реализовать внутренний потенциал, который он ощущает в себе.
— Чаще всего не столько пытается, сколько говорит. «В Москву, в Москву», но ни одного движения... Желание сделать что-то и отсутствие сил хотя бы пошевелить рукой, полная аморфность...
— Согласен, согласен... Но в России, особенно в России, а не в прагматичных странах, слово, которое выражает мечту, — это второй мир. Люди живут в нём...
— Разумеется: Манилов, Обломов.
— Обломов, но не совсем... Здесь более активная позиция. Слово — это тоже форма существования. Выражая свою мечту словами, человек приближается к реализации этой мечты... Мечта — это уже движение.
— Вы говорите как художник...
— Когда они говорили: «В Москву, в Москву» — это был не самообман, а форма самозащиты; человеку необходимо сказать, произнести вслух, чтобы убедиться — это реально, это возможно. То есть, эти слова — и форма самозащиты, и способ накопления энергии, почти эквивалентной действию... Да, конечно, многие ограничились только словами. Но, с другой стороны, для Чехова слово — это форма реализации внутренней жизни. Жизнь духа это тоже жизнь.
— Боюсь, что я не могу с вами согласиться. Всё что вы говорите, вы говорите о художнике, который накопленную духовную энергию превращает в творчество. То есть, внутренняя жизнь не остаётся паром в кастрюле. А для большинства героев Чехова — как раз остаётся. Что бы там ни кипело у них внутри, они ничего кроме пара не приносят в мир. И сами они несчастны, понимая это, и вокруг них все несчастны. Умирающий Сорин сидит в кресле и рассуждает о том, чего он хотел: хотел стать писателем и не стал, хотел научиться говорить красиво, а говорил всю жизнь коряво, хотел жениться и жить в городе, а умирает в деревне холостяком. Что у него там всю жизнь кипело внутри? Хотел, но так ничего и не сделал. И ничего не произошло...
— Вы очень прагматично к этому подходите. Вы говорите — ничего не произошло. Нет — произошло. Слова, произнесённые Сориным, это та духовная субстанция, которая обогащает философию жизни, обогащает наше представление о человеке...
— Обогащают слова, сказанные художником и услышанные читателями, зрителями. Но слова, сказанные в пустом доме постороннему человеку, соседу — они тонут в пустоте.
— Но Сорин говорит ведь не себе, он говорит людям. Может быть, цинику Дорну эти слова ничего не несут. Но для нас с вами, читающих...
— Циник Дорн всю жизнь делал дело, лечил людей. А что сделал Сорин? Хотел, мечтал и стал действительным статским советником. Это всё.
— Нет, вы не правы. Поймите одну вещь — ведь таких сориных, несостоявшихся людей, были миллионы. Но только единицы готовы были произнести вслух: я хотел, но ничего не вышло. И он это воспринимает как драму жизни. А если возникает понятие «драма жизни», значит, обогащается само представление о жизни. Значит, уже нельзя говорить, что он ничего не сделал, поскольку он внёс свою тему, свои страдания в нашу картину мира. Не на практическом уровне — он не пироги пёк, — но он обогатил наше духовное пространство. Так нельзя говорить, что он ничего не сделал...
— Борис, мы явно на Сорина и сориных смотрим по-разному. Произведение искусства читается по-разному разными людьми. Спасибо вам за беседу. И, надеюсь, вы и в будущем будете привозить к нам каждую свою новую работу.
Добавить комментарий