Мотыльки

Я обмазывал каменный ящик. Из груды камней слепленный, он торчал из пола. Это было в гараже. И сумерки с улицы проникли ко мне. Нужно было уже собирать инструменты — пора сворачиваться. Кельму положил в пакет, а вёдра очистил от цемента и грязи. 

 Это была работа на день и хозяин заплатил заранее, а сам он выкатил свою машину и та сверкала новизной на дороге у ворот. Тёмная глушь над головой, вверху и кустарники все одного цвета. И везде что-то может сидеть. Где-то может притаиться сова. А где-то за околицей может бежать одинокий серый волк. А овраги такого же цвета, как он. 

 Из большого дома вышла женщина. Ветер поднимал её белые волосы и уносил в сторону ворот. Волосы белые, напоминающие весеннее солнце или подобную ему тёплую материю. Она делает шаг за шагом. Идёт к машине, мимо меня. Движения леопардов в её ножках. 

 «Я знаю её, — мысли в моей голове, и надвигаю шапку на глаза». Не хочу, чтобы она узнала меня. Моё лицо замазано, одежда грязная.  

 Появление этой женщины поместило моё сердце на речные камни, щемящее нечто вызвано из глубин души. Трёт сердце между камнями, лежащими под лодочными донышками на речных берегах. 

 Как только она поравнялась со мной, я повернулся спиной и согнулся, делая вид, что копаюсь в пакете. Она и так не обратила бы внимания на простого разнорабочего. Но я старался остаться неузнанным. 

 Её белые волосы я помнил. Вечера с ней не забывал. Нелепое расставание грызло. Она села в машину. Досада сдавливала горло. Вино печали разлили в грудине и в бочину налили ещё горечи из какой-то рюмки. Тоска по этой беловолосой женщине оставалась со мной ещё долго. И не мог я её забыть. Я каким-то образом попал на её территорию.Туда, где она тоже случайно оказалась. Она сошлась с тем богатым человеком. 

 И я немного желал ей котлов с раскалёнными сковородами в мирах иных; но я сразу остывал и видел в ней маяк, который светил в бурю. И маяк этот лишь излучатель света, который был источником и печали и некого топлива. И топливо то, мне казалось, помогало барахтаться в море бытия. В её образе я видел призрачную надежду подобную надежде древнеегипетско моряка, потерпевшего кораблекрушение. И непредсказуемость мира была тем Древним Египтом потерпевшего кораблекрушение, где я хотел видеть хоть далёкую, но светящуюся цель. Её волосы и лицо как дикая роза на колючей ветке.  

 Но всё же она — прошлое и пусть щемящее, ностальгическое, но таи бездорожье, где были торные пути. С её стороны, холод вряд ли сменится теплом. 

 Дверь закрылась, и чёрный автомобиль поехал. Красные фары проплыли мимо тёмных зарослей бурьяна и кустарников. Звук удалялся. А за моей спиной горел фонарь на фасаде особняка. Я так же вышел на дорогу. Мне нужно совсем в другую сторону. Тоска — я среди серых сумерек на пустой дороге, а они — в ярком свете с бокалами, где звенят голоса. 

 Я мог подойти к ней, но это казалось бессмысленным, и конечно не подошёл. Это не могло даже обсуждаться. Это женщина работодателя, хоть работодатель и на день. Это перипетии, так бывает, что-то потеряно, а что-то найдено. 

 Она точно не узнала меня. Замухрышка-разнорабочий и ещё отвернулся, почти с головой в пакет ушёл. 

 И вдруг я задумался: «Зачем ему каменный ящик?» — думал я. Мне захотелось посмотреть на свою работу снова. Но я не решился сразу развернуться. Желание посмотреть всё же одолело меня. 

 Уже совсем темно. Ворота не заперты — я знал это наверняка. Я там работал — моё прикрытие. Попасть впросак для меня казалось невозможным. 

 Иду назад к этому особняку. В ночном он уже казался готическим поместьем с тайнами в своих подземельях. 

 И вот снова эти ворота. Птичий помёт на пиках. Прозаические следы времени в виде ржавчины на металле.  

 Фонарь на фронтоне слепил грустным светом. Тишина присутствовала в этом месте. 

 Я взялся за дверную ручку. Помещение, где я работал оказалось незапертым. Зашёл внутрь и снова увидел каменный ящик. Это скорее прямоугольный постамент. Да, он скорее всего напоминал постамент. Рассматривая его, нашёл на нём узоры, узоры на некоторых камнях, которые во время работы не замечал. Камни – природные, привезённые откуда-то. Осмотрел каменный ящик подробнее. Странностей снаружи не заметил. Появились мысли о том, что это жертвенник для каких-то ритуалов. «Может, это постамент или подиум для танцев голышом? Может, она будет тут танцевать, — думал я». 

 Я заметил дверь. Во время работы этой двери я почему-то не заметил. 

 Подошёл к этой двери и потянул ручку на себя. Дверь внезапно поддалась. Не думал, что смогу её открыть. Перед глазами тёмная комната. Воздух затхлый, многие годы он впитывал запахи прели из древесины. Много хлама. Толстые слои пыли оседали многие годы и теперь вся эта пыль превращалась в грунт. Это напоминало пыль из колеи в сухую погоду. 

 Из-под стола начали вылетать мотыльки. Они кружили над столом. Провёл пальцем по столешнице. От касания пальцем осталась линия на ней. Мотыльки кружили вокруг. От их крылышек сыпалась пыль. Два мотылька полетели в угол. Пять мотыльков кружат над столом. Будто никого тут и не было и никто не нанимал меня, будто уже лет двести здесь царит запустение. Хрупкие жизни в тельцах мотыльков напоминали о бренности материального мира. Грусть исходила от их крылышек, ронявших пыльцу. 

 Я вышел оттуда. Закрыл дверь и шёл по двору, освещаемый холодным светом лампочки на фронтоне.  

 Где-то за домом что-то упало, издав заунывный звук. Дул ветер.