В детстве мы с Юркой любили запускать ракеты. Делали их из фольги или из разбросанных вдоль шоссе алюминиевых баночек, а «топливом» служили куклы моих сестрёнок, гребешки и расчёски домочадцев.
Чаще всего ракеты разрывало на старте и они превращались в «дымовухи», беснующиеся на траве. Но иногда нашим детищам удавалось оторваться от земли и они со странным шипением скрывались в ближних кустах, оставляя сухой прогорклый дым, от которого слезились глаза.
Наша страсть по вполне понятным причинам родных явно не согревала. Юркина бабушка пророчила, что нам непременно «выжжет бельмы», а мои сёстры, спасая своих кукол, стали ябедничать на нас. Чем сильнее захватывала нас страсть, тем непримиримее становились наши гонители.
Наконец, все куклы из горючих пластмасс были распылены соплами наших ракет, в домах стало нечем причёсываться, а карманные деньги нам выдавать перестали.
- Серёга! – сказал мне Юрка. – Давай при всех запустим под вашими окнами! Пусть напоследок все нашего дыма нанюхаются.
- Ладно, - согласился я, хотя меня больше прельщали окна Юркиной избы.
Вечером, когда Юркина бабка пришла к нашей завалинке поточить лясы, мы демонстративно занялись приготовлениями. Мать и сёстры подозрительно следили за нашим мельканием по лужайке. И даже дед, пробивавший на осколке рельса новую косу, спустил очки на нос и тщательно почесал у себя в затылке.
Когда Юрка надел кожаный фартук и натянул противогаз, а я заорал: «К запуску!», все повскакали со своих мест и с воинственным видом двинулись в нашу сторону.
- Злыдни! – наступала бабка, угрожая мухобойкой.
- Вредители, - просипел дед.
Но было поздно: я чиркнул спичкой и сделал квадратные глаза. Сёстры, взвизгнув, спрятались за ветлой, а дед, выжидательно кашлянув, облокотился на частокол.
В это время из ракеты мощно ударила узкая струя дыма и детище наших рук стало буквально «беситься». По немыслимо ломаной траектории оно рванулось к окнам дома, одновременно вращаясь и разбрызгивая какие-то ошмётки. Домочадцы попадали на лужайку, кроме деда, который так и стоял возле изгороди с видом капитана гибнущего корабля. Ракета прошла на бреющем полёте и, ткнувшись под окно избы, стала метаться по завалинке. У обеих бабушек были такие лица, словно мы с Юркой выпустили на волю дьявола. Между тем ракета, запалив куриный пух под окнами, перескочила через забор и с шелестом прошла мимо деда. И вот тут произошло невероятное: дед, оплот семейного спокойствия и рассудительности, закричал голосом изголодавшегося по земле моряка:
- Вон она! К сараю…К сараю дует!
И все, толкая друг друга, кинулись за ракетой…
А она, не долетев до сарая совсем немного, неожиданно ринулась вверх, быстро поднялась сначала над крышами, потом над деревьями…
Все задрали головы, затаили дыхание. Заходящее солнце било прямо в глаза, и дед закрылся от него широкой, как блин, ладонью. Ракета поднялась уже выше телеантенн и теперь летела куда-то к самым облакам, которые легко бежали в безнадёжно далёком пространстве.
И вдруг всех охватила радость, какое-то странное торжествующее ликование родилось в воздухе. Сёстры завизжали, запрыгали, захлопали в ладоши. Юркина бабушка заполошно всплеснула руками и вдруг по-девичьи прижала их к зарумянившимся щекам. Юрка обнимал меня, размахивая противогазом и фартуком, а дед, уже не закрываясь от солнца, кричал, призывая всех нас в свидетели:
- Летит! Ей-богу, летит!
И вид у него был такой, словно он примеривался следом.
Вечером в горнице долго чаёвничали и всё никак не могли наговориться. Сёстры обсели меня с двух сторон и всё норовили ущипнуть то за локоть, то за мочку уха. Мать подкладывала всё новые куски пирога с калиной, а дед, запросто схоронив в своей дублёной ладони стакан с чаем (он не умел держать чайные чашки), рассказывал о том, как в детстве мечтал стать летуном, как любил прыгать в пруд с самой верхней развилки ветлы и как потом на сеновале к нему приходили самые приятные сны – о полёте.
- Мне ещё мамка говорила, что когда летаешь во сне – стало быть, растёшь. А ведь до сих пор ко мне этот сон приходит. Редко только…
Ночью, когда все уже мирно посапывали, я проснулся от удивительно яркого лунного света. Казалось, луна напустила через трубу и раскрытые окна полную избу квантов, частичек своего огромного светлого тела. Свет причудливо колебался над столом, шкафом, фосфоресцируя, обтекал зеркало и льнул к каждой ворсинке в комнате, как, должно быть, льнёт цветочная пыльца к пчелиным лапкам.
Рядом почти беззвучно спал дед. Свет плавно лёг на овал его лица. Мне показалось, что оно улыбается.
Комментарии
Ракеты детства
Спасибо за рассказ. Вспомнил 50-е и свои ракеты, правда топливом нам служили плёнки от фотоаппарата. Поджечь такую плёнку прожигалкой было одним главных развлечений дворовой жизни послевоенных пацанов. Спасибо ещё раз, может быть и я сегодня буду улыбаться во сне.
Добавить комментарий