Перекур

Ох, простите, бога ради! Действительно, за разговорами накурили мы здесь – не продохнуть. Говорил ведь этот, ну, английский писатель, с бородой такой, как его... Нет, не Конан Дойль – тот, если не ошибаюсь, с усами только. И не Диккенс, не, с бородой он или нет – я вообще не помню. Черт, забыл! Вроде как Бен или Бертольд... А, ну конечно, – Бернард Шоу, вот. Так он говорил, в отрывном календаре так написано, что, мол, курящие и некурящие не могут быть одинаково свободны в одном купе. Так что давайте-ка окошко откроем, проветрим, дадим вам, некурящим, свободу, понимаешь. Видите, как свежим воздухом потянуло, да и холодок голову проясняет. 

Вообще-то вот говорят, что курить вредно. А я замечу, все же, что курение, бывает, и пользу принести может. Да еще какую! Тут много случаев в голову приходит. В армии, помню, пацаном служил, ну и окопы копали до одурения. Так там порядок такой был: если куришь, то садишься со всеми на перекур, а если нет, так продолжаешь работать. Тут тебе и польза! Или вот еще. Ехали мы зимой в поезде, ну, ясное дело, выпили и вышли в тамбур покурить. А Лёша, кореш мой, так он некурящий был. И с нами не пошел.

Пошел позже, один, голову проветрить, свежего воздуха глотнуть. Продышался, понимаешь, а когда возвращаться решил, то не ту дверь открыл и ночью, в темноте кромешной, шагнул не обратно, в вагон, а прямо из последнего вагона на рельсы, за поездом. Упал, вскочил, побежал, да поезд догнать уже не смог, куда там! А морозец-то 35 градусов – Урал, понимаешь, не курорт. А Лёха в рубашке и трениках. Ну, мчит по путям вперед, потому что больше-то делать нечего. По счастью, ближайший полустанок в семи километрах всего оказался. Долетел он туда, как на крыльях любви. И жив остался, даже не обморозился всерьез. А пошел бы с нами на перекур, так ничего бы такого и не было. В крайнем случае, стоп-кран бы сорвали.

Однако же, думается мне, что история с Янгелем, Михал Кузьмичом, стоит особняком. Что-что? Какой такой Янгель? Н-да... Наверное, не стоит о нем. Ну да ладно, столько уже тут переговорено, расскажу. Человек он государственный, глубоко засекреченный. Ну, как Сергей Палыч, как Королев. Тоже, как и тот, – конструктор ракетной техники. Был раньше Михал Кузьмич какое-то время в замах у Королёва, а потом свое, отдельное КБ возглавил. Соперниками они стали, по-западному – конкурентами. И хотя Сергей Палыч на космических полетах концентрировался, а Янгель – на военных применениях, но все это так близко переплетается, что и соперничество, и отношения натянутые, и интриги всяческие просто неизбежны. Шутка среди военных о конструкторах ракет ходила: мол, Королёв работает на ТАСС, Янгель — на нас, а Челомей — на унитаз. Ну, Челомей – это отдельная история. Шаромыжник еще тот. Но дело не в этом. 

Испытывали новую баллистическую ракету Янгеля. Долгожданную! Потому что возможности наши, по части ответного удара, в конце 50-х были, как бы это поаккуратней сказать, крайне ограничены. А новая ракета эту ситуацию на порядок улучшить должна была. То есть ставки выше некуда. Ну, все как положено: «Байконур», приемная комиссия, командующий ракетными войсками – маршал Неделин её возглавляет. Хотя, правда, тогда еще «Байконур» назывался «Тюротам», это потом уже переименовали. Но и это тоже неважно. А важно то, что спешили к празднику, к седьмому ноября, отрапортовать. Ну и, ясное дело, каждые два часа, круглосуточно, отчет в ЦК по телефону. Да еще и Хрущёв звонил периодически, личные беседы о прогрессе испытаний вел.

В общем, давление бешеное, работа по двадцать часов в день, и полное понимание, что если что, то головы не сносить. Одним словом, как всегда. И вроде все шло неплохо, даже компонентами топлива ракету уже заправили. А это, скажу я вам, рубеж сверхответственный, потому что в заправленном состоянии ракета могла находиться на стартовой площадке не больше, чем сутки, – предохранительные прокладки начинают разрушаться топливными компонентами, попросту говоря, разъедаются кислотой. И если до этого времени ракета не полетела, то все – топливо надо сливать и везти ее обратно на завод. А запуск при этом откладывается на несколько недель.

Само собой разумеется, по всемогущему закону подлости, за час до старта, при последних проверках, выявились сбои в работе электрической системы. На экстренном ночном заседании государственной комиссии постановили, вопреки всем правилам и прецедентам, устранять проблему прямо на пусковой площадке, не сливая топлива. Опасно до чрезвычайности! Ракета огромная, высотой с двенадцатиэтажный дом. Весила она 140 тонн, из них 130 — это смертельно опасное, легко воспламеняющееся, высококипящее топливо. Да еще и с азотной кислотой в качестве окислителя.

В общем, по сравнению с этим пресловутая бочка с порохом выглядит как детская игрушка, майский день, именины сердца. Работали только добровольцы, хотя, ясное дело, никто не отказался, никто! Маршал Неделин, показывая пример бесстрашия, сидел в кресле прямо на пусковой площадке, около ракеты. Мужик-то он, Митрофан Иваныч, был серьезный и правильный. Он ведь и в Испании воевал, и в финскую, и всю Отечественную от звонка до звонка прошел. Героя заработал, не «получил», а заслужил, заработал! Так вот, по его приказу все лишние находились в специальном удаленном бункере. Помимо непосредственно работающих на ракете, рядом с Неделиным остались только главный конструктор – Янгель, его заместители, начальник полигона, несколько ведущих инженеров. Тянулись ремонтные работы много часов, бесконечно долго.

Наконец, закончили и начали по новой готовить ракету к запуску. Ну, и в этот момент Янгель отошел покурить. Вообще-то, после инфаркта курить ему нельзя было. Но здесь уж никакие нервы выдержать все это не могли. Да и Чазов говорил: «Пусть лучше курит. Лишить – дополнительный стресс». И Янгель отошел в курилку. Бункер такой, неподалеку от стартовой площадки. С ним пошли двое его смежников, один из них – некурящий. Все еще надеялись уговорить его слить топливо, отложить запуск. Тут-то все и началось.

Совершенно нештатно включились маршевые двигатели второй ступени. Не в полете, а на земле, на стартовой площадке! Загорелись топливные баки первой ступени, произошло интенсивное взрывообразное возгорание горючего. Вы видели когда-нибудь, как горит 130 тонн ракетного горючего? Не дай вам бог это увидеть! Ужас! Дикий взрыв, инферно, огненный смерч. Горящее топливо разлетелось на сотни метров. Обезумевший Янгель бросился к ракете, в огненный ад. Пытался помочь выскакивающим с площадки горящим людям-факелам.

Его повалили на землю и с трудом, силой, увели. Ясное дело, получил он тяжелые ожоги рук, надышался парами азотной кислоты. Через несколько минут Михал Кузьмич продиктовал депешу Хрущёву. О более ста погибших, о продолжающемся поиске Неделина, находившегося около ракеты. И попросил о срочной медицинской помощи пострадавшим. Хотя какие там к чертям собачьим поиски Неделина, когда туда, к месту катастрофы, еще более двух часов спасатели не могли даже приблизиться! Да и потом так и не нашли. Все, что от Митрофана Ивановича осталось, это только оплавленная пуговица с маршальского мундира. A еще в тот же день, попозже, Хрущёв по телефону у Янгеля строго спрашивал, где тот был во время аварии и почему, мол, жив остался. Конечно, Михал Кузьмич, все это понял правильно и начал уже прощаться с замами, соратниками и учениками.

Однако времена все же были уже не сталинские и все в конце концов обошлось. Государственная комиссия во главе с Брежневым постановила, что главные виновники погибли во время катастрофы. И больше наказывать никого не нужно. А когда взбешенный Хрущёв позвонил Королёву и в лоб спросил: «Сергей, что мне делать с Янгелем?», то Сергей Павлович, как всегда, себя человеком показал: «Такое и у меня могло случиться. Новая техника...» – только начал он отвечать, как Никита уже бросил трубку. Но Янгеля не тронули.

В газетах, ясное дело, об аварии не писали. Вообще. Сообщили о гибели маршала Неделина в некоей авиакатастрофе и похоронили его у Кремлёвской стены. А всех остальных – в братской могиле, прямо там, на космодроме. Вот и все. 

Мораль этой истории видите? Янгель благодаря перекуру в живых остался. Правда, в себя до конца так и не пришел. Переживал очень. Много чего еще сделать успел в ракетостроении и умер одиннадцать лет спустя, в день своего шестидесятилетия, от пятого уже к тому времени инфаркта. 

Что с ракетой, спрашиваете? Ну, ракету-то ту довели до ума, куда она денется! Через три года, в 63-м, приняли ее на вооружение, поставили на боевое дежурство. Все как положено.

Да, тяжелая история. Космос, как видите, не только успехи и награды... Давайте-ка выпьем за них, за тех, кто там, на «Тюротаме» в братской могиле остался. И Лёша вот, приятель мой некурящий, который за поездом бежал, он тоже ведь там погиб. А я вот здесь, видите, с вами сижу. Да-а-а, вот такие дела... Вы уж извините, закурю я опять. Не могу пить и при этом не курить, не получается. Как-то неестественно это, ненатурально, ну примерно, как свадьба, да без брачной ночи. Ну и, что ни говори, а курить-то совсем не всегда плохо для здоровья оказывается. И вообще, когда я курю – я убиваю в себе лошадь. Ха-ха-ха! Вот такие дела, понимаешь...

Примечания:

1. 24 октября, день «неделинской катастрофы» считается «чёрным» днём космонавтики, отмечается как День памяти погибших испытателей ракетно-космической техники. В этот день пуски с «Байконура» не производятся, на космодроме приостанавливаются все работы, у братской могилы испытателей, погибших в ходе аварии, проводится памятный митинг.