В 2004 году довольно скромно отметили столетие Юлия Борисовича Харитона, родившегося 27 февраля 1904 года и прожившего долгую и плодотворную жизнь (он умер в 1996 году на 92-м году жизни). Родился в Петербурге в еврейской семье, его отец был журналистом и работал в газете «Речь» -- главном органе Кадетской партии. После революции несколько лет был директором Дома писателей, центра литературной жизни Петрограда. В 1922 году по декрету Ленина был отправлен за рубеж на одном из «философских пароходов». Красная Россия не нуждалась в интеллектуалах типа Николая Бердяева и Ивана Ильина. Борис Осипович осел в Риге, и после прихода советской армии в Латвию был схвачен органами НКВД и отправлен в ГУЛАГ, где бесследно исчез.
Мать учёного -- Мира Яковлевна - была актриса, примкнула к сионистскому движению, и в 1930 году ей удалось одной достичь Палестины, тогдашней британской колонии. Будущий учёный оказался без родителей, и ему запретили какие-либо контакты с ними. Юноше удалось поступить в 1920-м году в Политехнический институт. В 1921 году, когда он был ещё студентом 2 курса Николай Николаевич Семёнов пригласил Харитона к себе на работу в Физтех (Физико- технический институт АН СССР), директором которого был Абрам Фёдорович Иоффе. После окончания Политехнического института Харитон продолжает работу в Физтехе уже в качестве научного сотрудника.
Через два года Иоффе посылает Харитона в аспирантуру в Кембридж к самому Резерфорду. 1926-1928 годы были для Харитона годами формирования первоклассного исследователя- экспериментатора. Ему поручают исследовать чувствительность глаза к слабым импульсам альфа -- излучения. Он успешно защищает диссертацию, сделанную под руководством Резерфорда, получает диплом доктора наук Кембриджского университета и возвращается в Советский Союз. По пути он остановился в Германии, где в это время жила его мать. Много лет спустя он пишет, что этот визит убедил его в том, что политическая ситуация в Германии становится угрожающей и небезопасной для матери.
По приезде в Петроград он работает в Физтехе у А.Ф.Иоффе в лаборатории взрывов в должности заведующего, а в 1931 году его лаборатория стала частью вновь образовавшегося научно-исследовательского Института химической физики, директором которого стал Николай Николаевич Семёнов -- академик, лауреат Нобелевской премии, зять Капицы (мир тесен!). В этой лаборатории Харитон проработал влоть до 1946 года. Себя он считал учеником Н.Н.Семёнова, прислушиваясь к каждому совету выдающегося академика. Здесь начинается совместная работа с Яковом Борисовичем Зельдовичем, который был на десять лет моложе Харитона. В частности, они в 1939 году провели расчёты цепной ядерной реакции урана и построили теорию атомных реакторов. Конечно, эти и другие работы учёных нельзя назвать пионерскими во всемирной истории ядерной физики.
Эти работы начались в начале 30-х годов прошлого столетия такими учёными, как Ферми, Фредерик Жолио-Кюри, Ган, Штрассманн, Лиза Мейтнер, Вигнер, Теллер, Сцилард, Оппенгеймер. Пять из названных мной имён – евреи. Однако в условиях строжайшей секретности и изолированности страны от внешнего мира в 1930-60 годы прошлого столетия вклад Харитона и Зельдовича в создание отечественных атомной и водородной бомб - вне сомнений. Их совместная работа по расчёту цепной реакции урана началась при следующих обстоятельствах. Летом 1939 года по дороге в Москву Зельдович услышал от своего спутника об интересной статье французского физика -- ядерщика Фрэнсиса Перрена (сына знаменитого физика Жана Батиста Перрена -- лауреата Нобелевской премии, борца против фашизма, друга Советского Союза, иностранного члена АН СССР), где он рассчитал величину критической массы урана, необходимой для начала цепной реакции. Зельдович рассказал об этом Харитону. Ядерная физика буквально «зацепила» взрывников, и они начали «штудировать» статью Перрена. В результате появилась их совместная статья в октябре этого же года в журнале «Успехи Физических Наук» с расчетами цепной ядерной реакции. Прочитав эту статью, Игорь Евгеньевич Тамм воскликнул: «Знаете ли вы, что означает это новое открытие? Оно означает, что может быть создана бомба, которая разрушит город в радиусе десяти километров от эпицентра взрыва».
На 4-ой Всесоюзной конференции по физике ядра, состоявшейся в ноябре 1939 года в Харькове, Харитон доложил о работе, выполненной совместно с Зельдовичем. На этом они не остановились, и вечерами «на общественных началах» продолжали работать по этой проблеме. Однажды, когда они попросили у начальства 500 рублей на исследование, им отказали. Вскоре они поняли, что для получения реальных результатов, они должны посвятить этой тематике всё своё время, а для проведения экспериментов необходим большой коллектив учёных, конструкторов, инженеров разных специальностей.
В 1946 году они вошли в группу Курчатова, став научными руководителями специальных подразделений атомного проекта. Харитон всегда был рядом с Курчатовым, когда они встречались со Сталиным и другими руководителями страны по поводу атомного проекта. У Харитона не было недоброжелателей, все относились к нему с уважением. Их покоряла прежде всего продуманность во всём, что он говорил и делал. Он никогда не спешил с выводами без объективных доказательств, что, как известно, особенно ценится среди людей интеллектуального труда.
Приведу отрывок из книги воспоминаний Бриша о Харитоне. Аркадий Адамович Бриш – один из первых сотрудников в Сарове (КБ-11) -- в центре, где создавалась первая атомная бомба. До Великой Отечественной войны он работал в Минске, в Научно-исследовательском институте химии БССР. Во время войны был разведчиком штаба партизанской бригады имени К.Е.Ворошилова. Естественно, его привлекли к работе по созданию ядерного оружия. Так он оказался в 1947 году в Сарове. Вначале он был на рядовой работе, но постепенно «рос» и ушёл на пенсию уже в наше с вами время главным конструктором большого проектного учреждения. Для нас важно, что он где-то в 1960-х опубликовал небольшую книгу воспоминаний: «О коллегах, начальниках, друзьях». Свои воспоминания о Харитоне он начинает так: «Из всех людей, с кем я работал, я особенно верил Харитону. По науке, по морали, по отношению к жизни. Я понял, что это -- идеальный человек. За свою жизнь я много людей встречал, но Харитон был выше всех. У остальных я замечал какие-то недостатки, а Харитон -- идеален». Далее он описывает внешность учёного, когда он увидел его первый раз: «... невысокий, щуплый человек в безрукавке и аккуратно заштопанной рубашке (осенью 47 года, после войны мы все были бедными)».
А.А.Бриш часто бывал в гостеприимном доме у Харитона, наблюдая как учёный бережно и преданно относится к своей жене Марии Николаевне. Бриш пишет, что с годами Ю.Б.Харитон начал терять зрение. Сперва он обратился к знаменитому московскому врачу Фёдорову, но он не помог, и Юлий Борисович поехал лечиться в Америку. В одной из клиник Нью-Йорка его лечащим врачом оказался еврей из Одессы. Во время первого приёма Харитон попытался разговаривать с врачом на ломаном английском, но вскоре они перешли на русский. Как пишет Бриш, «этот врач сохранил зрение учёного на много лет без операции, просто подобрал нужное лекарство».
К сожалению, Бриш не приводит имени врача. В конце жизни Юлий Борисович всё же ослеп, но продолжал работать. Он умер в глубокой старости, пережив своего друга и коллегу Зельдовича на 9 лет. И после смерти они лежат на Новодевичьем кладбище почти рядом.
Прошу извинить меня за один эпизод, который я решил поместить в конце моего рассказа о Харитоне. Он мало касается непосредственно нашего героя, но дополняет представление о действительности, в которой нам всем пришлось жить и работать. Эпизод не выдуманный, его поведал нам репортёр одной из московских газет Евгений Синицын, он называется: «Несчастный охраник Ю.Б.Харитона».
Репортёр оказался в машине на пути из Переделкина в Москву примерно в 1964-1965 году. За рулём машины сидела Светлана Аллилуева -- дочь Сталина. Вот что она рассказала: «В прошлом году осенью я отдыхала в Сочи. Был уже ноябрь, и пляж был совершенно пустым. Я шла по берегу и вдруг увидела фигуру мужчины, который с унылым видом сидел на влажном песке и смотрел в сторону моря. Приблизившись, я узнала его. Это был один из охранников моего отца. Он меня тоже узнал, вскочил на ноги.
-- Светлана Иосифовна, дорогая! Ну как Вы, как живёте?
-- Нечего говорить, Иван Петрович. Дети растут. А Вы-то сами как поживаете?»
Тут он помрачнел и сказал:
-- Ну что Вы меня спрашиваете? Ведь я вашего отца охранял! А теперь вот какого-то жида охраняю.
И он указал рукою в холодные волны, где плавал академик-ядерщик Харитон».
Читатель этой статьи может ознакомиться более подробно с деятельностью Ю.Б. Харитона и его коллегами- физиками по созданию ядерной энергетики в книге автора: «Ядерная Сага: Герои и Антигерои ». Звоните: 347-453-2692.
Добавить комментарий