В роскошном венском особняке около Ринга и недалеко от Штадт-парка ожидали высоких гостей. Здание и прилегающие улицы были оцеплены полицией. По городу шныряли сотрудники службы безопасности и масса соглядатаев в одинаковых серых костюмах и чёрных шляпах. Хозяин особняка Фриц Мандль часто устраивал приёмы для влиятельных особ, но в тот весенний день 1937 года гости были особые: Адольф Гитлер и Бенито Муссолини. Гитлер пригласил Муссолини в Вену чтобы показать ему город своей молодости, и по такому случаю Фриц решил в их честь устроить большое гулянье с приёмом и обедом для высшей австрийской знати.
Промышленник Мандль по отцу был евреем, но Фюрер лично произвёл его в «почётные арийцы», ибо Мандль был для Рейха чрезвычайно ценным поставщиком и производителем оружия на своей австрийской фирме Hirtenberger Patronenfabrik, в основном бомб и торпед. У него даже прозвище было: «торговец смертью». (В скобках замечу, что, когда на следующий год произошёл «аншлюс», включение Австрии в Германию, все австрийские владения Мандля были конфискованы, и титул «почётного арийца» ему ничуть не помог. Ему пришлось спасаться бегством сначала в Швейцарию, а затем в Аргентину). Но пока что время для него было благодатное и Мандль считался третьим по богатству человеком в Австрии, поэтому неудивительно, что Фюрер и Дуче приняли приглашение «торговца смертью» и прибыли к нему на гулянье со всем своим антуражем.
Во время обеда за столом по правую руку от хозяина дома сидела его двадцатитрехлетняя красавица жена. Около неё посадили Дуче, который буквально пожирал её глазами и ничего кроме неё вокруг себя не замечал. Рядом с ним сидел Фюрер, а за их спинами поместился переводчик. Гитлер с ухмылкой наблюдал за физиономией сластолюбивого Муссолини, потом не удержался и шепнул ему: «Не правда ли, хороша? Красивая женщина, но носом чую, что еврейка.» Переводчик, не догадываясь, что хозяйка дома хорошо понимает по-итальянски, перевёл эти слова достаточно громко.
Она вида не подала, но через четверть часа встала из-за стола, с обворожительной улыбкой извинилась перед высокими гостями, сказала, что ей надо отлучиться на пару минут, и прошла на свою половину дома. Там подозвала служанку и сказала ей, что хочет устроить для гостей розыгрыш, а потому предлагает поменяться с ней платьями. Переоделась, затем сложила в саквояж все свои драгоценности и под видом служанки, не привлекая внимания охраны, спокойно вышла на улицу, прошла к парку, там села в такси и уехала на вокзал.
———
9 ноября 1914 года в столице Австро-Венгерской империи Вене в семье Эмиля Кислера и его жены Гертруды Лихтвиц родилась девочка, которую назвали Хедвиг Ева Мария. Отец родом был из Лемберга (Львова), а мать — из богатой еврейской семьи Будапешта, но жить они решили в столичной Вене. Еврейское население Вены в начале 20-го века составляло около 10%, причём большинство венских евреев были весьма успешными: промышленники, банкиры, врачи, адвокаты. Вероятно, поэтому в Австрии был силён антисемитизм, который особенно подогрела бушевавшая в Европе Мировая война. Чтобы как-то облегчить своей семье жизнь, Эмиль Кислер перешёл в католицизм, но дочку родители решили не крестить. Несмотря на тяготы войны жили они сравнительно небедно, отец работал на высокой должности в банке и быстро рос по службе, а мать была концертирующей пианисткой. Хотя формально Кислеры были католиками, жить предпочли в Леопольдштадте — еврейском районе Вены.
Девочку куклы особо не занимали, а проводить время она предпочитала за книгами, да ещё любила собирать механические модели поездов и автомобилей. В детстве Хедвиг была невзрачным ребёнком, эдакий «гадкий утёнок». Родители дали ей хорошее светское образование, была она умна, в школе училась легко и с удовольствием, говорила на четырёх европейских языках, a самыми интересными для неё были многочасовые прогулки с отцом по городу и по венскому лесу. Он рассказывал ей массу интересного о живописи, архитектуре, а ещё о науке и технике, в которых сам был весьма сведущ. Она с увлечением слушала его подробные объяснения о том, как действует часовой механизм и как работает фотоаппарат, как двигаются поезда, плывут корабли и летают аэропланы. Отец рассказывал о звёздах на небе, о животных на земле, о химических элементах и прочих сложных вещах. Он был не только её учителем, но лучшим другом и наставником. Интерес к науке и технике, который привил ей отец, остался с ней до конца жизни.
Когда Хедвиг подросла, мать-природа сотворила с ней удивительную метаморфозу — в 12 лет «гадкий утёнок» превратился в очаровательного подростка. Она стала так хороша собой, что заняла первое место на венском конкурсе красоты. Внешность её была столь привлекательна, что она не могла спокойно ходить по улицам — прохожие останавливались и провожали её восхищёнными взглядами.
В возрасте 16 лет её внимание привлёк кинематограф, причём не только как искусство, но и как техническое чудо, которое в те годы перестало быть «великим немым», а стало звуковым. Однажды она ловко подделала письменное разрешение от своей матери на работу и устроилась куратором сценариев на киностудию, куда бегала после уроков в школе. Вскоре её стали занимать в массовках, а в 1931 году дали небольшую «говорящую» роль в одном из фильмов.
В венской киностудии она познакомилась с режиссёром Алексеем Грановским (Абрам Азарх), основателем московского ГОСЕТа (еврейского театра), который в 1928 году во время гастролей на Западе стал невозвращенцем. В 1931 году его пригласили в Германию поставить фильм «Сундуки господина О.Ф.», и на одну из главных ролей он выбрал молоденькую Хедвиг Кислер. С этой серьёзной роли началась её карьера в кино. После этого она снялась ещё в нескольких довольно успешных лентах, а в 1932 году её пригласили на главную роль в чешском фильме «Экстаз», где ей пришлось сняться в паре эротических эпизодов с симуляцией оргазма.
Как-то режиссёр сказал, что хочет снять её бегущую у реки в голом виде. Она наотрез отказалась, но он пообещал, что будет снимать издалека, не в фокусе и через кусты. Однако обманул — снял телеобъективом крупным планом и на пару секунд Хедвиг появилась в кадре обнажённой. Когда она это увидела и устроила скандал, было поздно — фильм уже вышел на экраны, стал очень популярным и даже завоевал приз на кинофестивале в Венеции. Но в Германии и Америке под давлением феминистских организаций его сочли оскорбительным для женщин и запретили к показу. В газетах пестрели гневные статьи, осуждающие австрийскую красавицу за «аморалку». Я этот фильм посмотрел и полагаю его совершенно невинным — в наше морально раскрепощённое время его можно показывать даже детям, но тогда времена были патриархально-целомудренные. К примеру, нельзя было обнажать ногу выше колена не только в кино, но даже на пляже. Тем не менее благодаря этому скандальному фильму Хедвиг Кислер стала знаменитой в Европе и Америке, ибо негативное паблисити — это лучшее паблисити. Достаточно лишь упомянуть, что Уолт Дисней использовал её лицо как модель для Белоснежки в своём популярном мультфильме.
По настоянию родителей, Хедвиг решила временно оставить кино и стать сценической актрисой в венском театре драмы. Её исполнение главной роли в спектакле «Елизавета, императрица австрийская» стало настоящей сенсацией. Поклонники осаждали театр, рвались за кулисы, не давали ей прохода на улице. Самым напористым из почитателей был Фредерик (Фриц) Мандль, сказочно богатый венский плейбой. Сначала она ему категорически отказывала, но всё же его настойчивые ухаживания не оставили её равнодушной, и, когда он сделал предложение, вопреки протестам её родителей, она согласилась выйти за него замуж. Мать и отец полагали, что ничего хорошего из этого брака не получится, так как все знали, что у Мандля есть связи с Муссолини и Гитлером — не слишком больших почитателей еврейских талантов. Но в конце концов они дали разрешение на брак, так как наивно надеялись, что знакомство зятя с Гитлером может быть для них своего рода защитой от антисемитизма, который в Австрии стремительно набирал обороты.
Венчание проходило 10 августа 1933 года по католическому обряду в Карлскирхе. Невесте было 18 лет, а жениху 33 года. Вскоре после свадьбы она обнаружила, что Фриц оказался невероятно ревнивым и подозрительным мужем. Он требовал от неё подчинения даже в мелочах, запретил играть на сцене и в кино, потратил огромные деньги чтобы выкупить все копии фильма «Экстаз», впрочем, безрезультатно. Ревнивый Фриц увёз Хедвиг подальше от глаз людских в Зальцбург, в своё имение, а затем вообще поселил её в замке Шварценау. Много лет спустя она писала про то, как он держал её взаперти: «В браке он был абсолютным монархом... Я была, как кукла, не имеющая ни разума, ни собственной жизни. Я была, как вещь, как предмет искусства, который нужно было охранять и держать в заточении». Жизнь с Фрицем становилась невыносимой, и она даже несколько раз пыталась от него сбежать, но, опасаясь за родителей, в последнюю минуту передумывала. Однако, когда умер её отец, она стала серьёзно обдумывать детальный план побега.
Как-то раз Хедвиг попросила, чтобы муж позволил ей присутствовать на совещаниях в его фирме, и эта идея ему понравилась — Фрицу было лестно показываться на глаза коллегам с самой красивой женщиной Вены. Она стала бывать на многих деловых встречах, где обсуждались новейшие системы оружия, производимого фирмой её мужа. Интерес к технике, который привил ей отец, проявился на этих совещаниях в полной мере. Участия в разговорах она не принимала, но слушала внимательно, вникала в детали и многое запоминала.
Весенним днём 1937 года Фриц велел жене надеть лучшие драгоценности, самое дорогое платье и быть готовой к великосветскому приёму. В тот день гостями на его вилле были главы Германии и Италии: Фюрер и Дуче.
———
Поезд, на котором ехала беглянка Хедвиг, пришёл в Париж ранним утром. Багажа у неё, кроме саквояжа с драгоценностями, не было, поэтому прямо с вокзала она отправилась в адвокатскую контору, адрес которой нашла в газете. Владельцем конторы оказался известный в Париже адвокат. Он сразу узнал её и сказал, что является горячим поклонником её таланта. Она спросила, может ли он оформить развод, не спрашивая согласия мужа? Адвокат заверил её, что по французским законам с этим никаких проблем не будет, получил свою плату и через пару дней вручил ей документы, расторгающие брак с Фрицем. После чего она отправилась в Лондон.
В Лондоне она выяснила, что там как раз находится киномагнат Луис Майер, руководитель голливудской компании MGM (Метро-Голдвин-Майер), позвонила его секретарю и назначила с ним встречу в офисе киностудии Pinewood. Когда она вошла, Майер принял её с распростёртыми объятиями. Вернее, никаких объятий не было, так как на встречах Луиса с молодыми актрисами всегда присутствовала его жена Маргарет, которая зорко следила, чтобы он рукам волю не давал. Луис сказал, что хорошо знает работы Хедвиг в кино и ценит её как актрису, предлагает ей переехать в Голливуд и сниматься в его фильмах за 125 долларов в неделю. Наша героиня сыграла возмущение, сказала: «За такие деньги нанимайте себе уборщиц!». Затем гордо встала и вышла из комнаты, чем немало удивила Луиса и Маргарет.
Однако Хедвиг прекрасно понимала, как велико было влияние Майера в Голливуде, и ссориться с ним глупо. Она узнала, что он отправляется обратно в Америку пароходом «Нормандия», заказала на том же пароходе каюту первого класса и при регистрации попросила, чтобы для неё зарезервировали обеденный стол рядом со столом, где будет чета Майеров. Когда пароход отошёл от причала и взял курс на Нью-Йорк, Майер с женой отправились отобедать. Киномагнат оторопел, увидев за соседним столом австрийскую актрису. Причём, изумлён был не только он, но вообще вся публика в ресторане, поскольку такой красавицы, как она, до тех пор им видеть не приходилось. Майер быстро взял себя в руки и ехидно спросил:
— А вы, милочка, куда это направляетесь?
Она улыбнулась и с достоинством ответила, что едет туда же, куда и он — в Голливуд, где у неё назначена деловая встреча. А с кем встреча, это её личное дело, и она вопросы бизнеса обсуждать не намерена. Майер умолк и задумался, а на следующий день подошёл к её столу и сказал:
— Зайдите сегодня после обеда в мою каюту, нам надо поговорить.
Когда Хедвиг к нему зашла, Майер сказал, что передумал и теперь предлагает ей контракт с недельной зарплатой в 500 долларов — большие по тем временам деньги.
— Однако, есть одно непременное условие, — добавил он, — вы, милочка, должны поменять имя, поскольку после фильма «Экстаз» актрисе Кислер в Америке делать нечего. Как вас в детстве называли мама с папой?
— Они меня звали Хеди, — ответила она.
— Чудно! «Хеди» - это хорошо! — воскликнул Луис, — а какую бы для вас придумать фамилию…
— А что, если сделать так… — задумчиво проговорила Маргарет, глядя через иллюминатор на бегущие волны, — по-испански море это «la mаr». Давайте сделаем ей имя «Lamаr».
— Чудно, Мэгги, чудно, — обрадовался Луис, — то, что надо! Имя на иностранный манер — это хорошо, это работает. Только не надо слишком в лоб по-испански. Изменим чуток. Пусть там в конце будет сдвоенная буква «рр»: Hedy Lamarr!
Так в Голливуде появилась новая кинозвезда Хеди Ламарр.
Её первый фильм «Алжир» 1938 года стал сенсацией — ни одна из голливудских звезд не могла по красоте сравниться с Хеди Ламарр. Газеты писали, что она самая красивая женщина в мире. Её лицо регулярно появлялась на обложках журналов и на рекламных щитах. Американки требовали от пластических хирургов чтобы им переделывали носы «как у Хеди». Её партнёрами на экране были такие звёзды первой величины, как Спенсер Трейси, Кларк Гейбл, Джимми Стюарт, Джуди Гарланд, и другие не менее знаменитые. Она много снималась, и в первые семь лет eё американской жизни каждый год выходило по три фильма с её участием.
В те годы её личная жизнь вне кино сильно отличались от экранных героинь. Она проводила большую часть времени дома, чувствуя себя одинокой и тоскуя по Вене и европейскому стилю жизни. Близких друзей в Голливуде не завела. Она могла пойти к кому-то в гости и, к примеру, поплавать в бассейне своего агента, но избегала пляжей и толпы поклонников. Когда у нее просили автограф, она недоумевала: зачем он кому-то нужен?
Писатель Говард Шарп как-то взял у нее интервью и высказал свое впечатление: «Хеди обладает невероятной личной утонченностью. Она в совершенстве владеет уникальным европейским искусством быть женственной; она знает, что мужчины хотят видеть в красивой женщине, что их привлекает и она заставляет себя выглядеть такой. Она обладает магнетизмом с теплотой, чего не удалось достичь ни Марлен Дитрих, ни Грете Гарбо».
Писатель Ричард Родс описывал её ассимиляцию в американской культуре: «Из всех европейских эмигрантов, бежавших из нацистской Германии и нацистской Австрии, она была одной из очень немногих, кому удалось переключиться в другую культуру и стать полноценной звездой. Лишь единицы смогли перестроиться в языковом или культурном плане. Она действительно была находчивым человеком — думаю, благодаря уму и сильному влиянию на неё отца в детстве.»
Когда В 1938 году Германия присоединила к себе Австрию, жизнь евреев стала там невыносимой, у матери Хеди нацисты отобрали всё имущество, дом и выбросили её на улицу. У бедной Гертруды оставался выбор: или в концлагерь Дахау, или в эмиграцию за большой выкуп, который она после того, как её ограбили нацисты, заплатить была не в состоянии. Тогда Хеди собрала все деньги, какие заработала на своём первом фильме, и через посредников выкупила у нацистов свою мать, которая приехала к дочери в Голливуд и жила с ней до конца своих дней.
———
Если вам, читатель, довелось общаться с представителями актёрской братии, вряд ли у вас могло сложиться высокое мнение об их интеллекте. Альфред Хичкок как-то сказал: «…с актёрами надо обращаться, как со скотиной», а он-то хорошо знал, с кем имел дело. Как правило (разумеется, с исключениями), в силу своей профессии лицедеи думать не приучены, а на сцене или съёмочной площадке произносят слова, написанные кем-то другим. Многие из них очень талантливы и умеют с большим искусством изображать чужой ум, хотя собственным не обладают. Взгляните, к примеру, на современный нам Голливуд — скопище талантливых, но по жизни весьма примитивных гламурников. За редким исключением, лицедеи всегда были недалёким народом. Хеди Ламарр оказалась в Голливуде как раз таким редким, а точнее — редчайшим исключением: eё красота сочеталась с актёрским талантом, интеллектом и пытливым умом.
А теперь подумайте, легко ли женщине в Голливуде найти себе спутника жизни? Если она хороша собой, то задача несколько упрощается: у таких женщин обычно немало поклонников и, стало быть, есть из чего выбирать. Однако, если она не только красивая, но и умная, то это уже проблема — выбор у неё резко сужается. Явных болванов она сразу отметёт, но и обычный мужчина не будет ей интересен. Умница всегда ищет себе ровню, а это очень непростая задача.
Что же было делать блестящей во всех отношениях Хеди Ламарр, когда вокруг неё в основном крутились пустоголовые красавчики? Из чего там было выбирать? Мало того, она сама установила для себя очень высокий мужской стандарт — собственный отец, что ещё больше усложняло задачу. Ей нравились талантливые, умные и энергичные мужчины, особенно если они были старше и опытнее её, но таких вокруг неё было ничтожно мало.
Как-то ей повезло, по крайней мере, так поначалу казалось: её представили холостяку-миллиардеру Говарду Хьюзу. Он отвечал всем её критериям. Был кем-то вроде Илона Маска в 30-е годы прошлого века: очень умён и разносторонне талантлив (разрабатывал самолёты и ставил фильмы), был отчаянно смел (сам испытывал все свои самолёты и был первым пилотом, облетевшим земной шар за 91 час), успешно руководил своей фирмой Hughes Aircraft и авиакомпанией TWA, и вдобавок был на 9 лет её старше. За Хьюзом бегали все голливудские звёзды и старлетки, и он, не будь дурак, не упускал возможности этим пользоваться. Неудивительно, что он обратил внимание на красавицу Хеди, она ответила ему взаимностью, и вскоре они стали любовниками.
Однажды он явился к ней на свидание раздражённым, и, когда она стала выпытывать, в чём дело, долго отмалчивался и наконец сказал:
— Ты слыхала про мой самолёт «Рейсер-Н1»? Машина небольшая, но быстрая. Однако с ней у нас проблема: когда пытаемся увеличить скорость, расход топлива резко подскакивает, но скорость увеличивается незначительно. Я хочу на этой машине делать регулярные полёты из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, но до тех пор, пока мы эту проблему не решим, до Нью-Йорка на одной заправке не долететь. Бьёмся больше года - и никакого просвета…
Хеди попросила показать ей этот самолёт, и Хьюз повёз её на завод. Она вокруг машины походила, потрогала фюзеляж и крылья, ничего не сказала и уехала домой. На следующий день позвонила Говарду и говорит:
— Мне кажется, я знаю, что делать с вашим самолётом. Приезжай ко мне, я расскажу.
Недоверчивый Хьюз приехал как всегда с букетом роз и бутылкой «Дом Периньон», и Хеди поделилась с ним своей идеей:
— Думаю, всё дело в аэродинамике. Я в ней мало что понимаю, тем не менее меня озадачила форма крыльев самолёта. У них тупые торцы прямоугольной формы. Почему? Я просмотрела альбомы с рисунками животных и заметила, что самые быстрые птицы — это соколы и стрижи, а у них крылья не тупые, а наоборот — заострённые. Или, скажем, в море: у тунца, самой быстрой рыбы, плавники и хвост тоже заострённые. Не кажется ли тебе, что птицы и рыбы лучше вас знают, как быстро летать и быстро плыть при минимуме затрат энергии? Сделайте в вашем самолёте заострённые крылья — уверена, аэродинамика улучшится и он полетит быстрее.
Говард ничего не сказал, нахмурился и ушёл. Тем же вечером позвонил ведущему конструктору самолёта и устроил ему жестокий разнос, а потом приказал поменять форму крыльев. Хьюз сам полетел испывать самолёт с заострёнными крыльями и оказалось, что Хеди была права — скорость существенно подскочила, а расход горючего не возрос. Благодарный Говард ограничился бутылкой шампанского и розами. Вернее, не ограничился: зная её хобби — изобретать, он подарил ей маленькую домашнюю лабораторию и сказал, что, если ей для опытов понадобится совет какого-то инженера или учёного, его сотрудники будут к её услугам. К счастью, у неё с ним не сложилось — долго выдерживать этого эксцентрика с сумасшедшим характером было невозможно, и они расстались.
Умным и талантливым людям всегда непросто вписаться в типичное общество и трудно завести близких друзей равного им калибра. Над ними постоянно визит дамоклов меч одиночества и даже опасность депрессии, особенно когда у них появляется много свободного времени. Интеллект не терпит праздности, голова всегда должна быть занята чем-то интересным и желательно творческим. По голливудским меркам Хеди часто снималась в кино, но даже имея довольно много работы (три фильма в год — это не мало), всё равно плотного расписания было у неё три, может, четыре, от силы пять месяцев в году. А остальное время?
Её мало занимали голливудские тусовки, ей было куда интереснее побыть одной и над чем-то думать; она проводила свободное время в домашней лаборатории, изобретая разнообразные полезные вещи. Так, Хеди разработала бинарный концентрат Кока-колы: это были две таблетки, которые, растворяясь в воде, превращали воду в газированный напиток. Она хотела, чтобы рабочие на стройках и солдаты в армии могли иметь в кармане эти таблетки и сами делать Кокa-колу, когда захотят. Но не получилось — после множества опытов она обнаружила, что для получения настоящей Кока-Колы нужна особо качественная вода, а такая вода доступна далеко не везде. Другим её изобретением стал улучшенный светофор с плавным переключением цветов. Чтобы легче было гулять в темноте со своим пёсиком Доннером, она придумала флуоресцирующий ошейник, для которого разработала химический состав покрытия.
Как-то она познакомилась с Джином Марки. Он был на 19 лет старшее её, боевой офицер — сражался во Франции в Мировую Войну, а в Голливуде был автором сценариев ко многим популярным фильмам. Внешность у него была довольно заурядная, но это для Хеди не было главным — её привлекали талант и жизненный опыт. Они поженились в 1939 году, а вскоре началась 2-я Мировая война.
Однажды в газетах появилось сообщение, что немецкая подлодка торпедировала британский пассажирский корабль с беженцами. Погибли 293 человека, включая 83 ребёнка. Хеди была потрясена и остро переживала эту трагедию. Она не хотела оставаться пассивной свидетельницей ужасов войны, её неуёмный характер звал к мщению и активным действиям против нацистов. Вспомнила, что, когда в Вене бывала на деловых совещаниях первого мужа Фрица Мандля, она узнавала много подробностей о технических деталях торпед. Ей было известно, что самым уязвимым местом в торпеде являлась система связи. В те времена торпеда наводилась на цель по радио с самолёта или с корабля. Но стоило противнику поставить помеху на частоте связи, торпеда «слепла» и теряла управление. Хеди стала думать, как защитить канал связи от внешних помех, и после долгих размышлений ей пришла в голову блестящая идея того, что сейчас называется «системой широкополосной связи на прыгающих частотах». Суть идеи в следующем.
Стабильная радиочастота очень подвержена помехам, но если частота не постоянная, а всё время меняется, причём не плавно, а скачками и случайным образом, то невозможно предугадать, на какой частоте будет связь каждый следующий момент. В таком случае помеху поставить не получится. Даже если заглушить какую-то одну частоту, это на передаче информации отразится незначительно, а заглушить весь спектр частот технически невозможно. Важно, однако, чтобы прыгающие частоты приёмника совпадали по времени и величине с прыгающими частотами передатчика. Иными словами, их надо синхронизовать. Идея прыгающих частот её долго занимала, но технического решения она пока не находила, всё же у неё не было инженерного образования. А идею без практического решения нельзя ни использовать, ни патентовать.
Как-то её пригласил на свой концерт знакомый композитор иммигрант из Германии Джордж Антайль, который писал музыку к голливудским фильмам. Музыка у него была довольно странная, авангардная, с множеством скачущих звуков. На концерте, где была Хеди, он поставил на сцену два механических пианино, которые дуэтом синхронно исполняли его новое произведение «Ballet mécanique» (Механический балет). Увидев это представление, Хеди поняла — это именно то, что ей надо! Она встретилась с Джорджем и попросила объяснить, как два пианино работают синхронно. Он ей рассказал, что в каждом из них двигается бумажная лента с перфорациями, которые через рычажки управляют клавишами. Если оба пианино включить одновременно и ленты будут двигаться с одинаковой скоростью, то инструменты зазвучат синхронно. Для Хеди стало ясно, что похожий механизм можно использовать в системе прыгающих частот, и пригласила Джорджа стать соавтором её изобретения.
В их изобретении было использовано устройство, как в механическом пианино с бумажной перфорированной лентой, которое по случайной программе последовательно подключало один из 88 конденсаторов к осциллятору, тем самым меняя частоту радиопередатчика. Такое же устройство было на приёмной стороне. Число 88 было выбрано по числу клавиш в пианино.
Написать сложную заявку с множеством специальных терминов они сами не могли, всё же она была актрисой, а он музыкантом. Тогда Джордж отправился за советом в Калифорнийский технологический институт (Caltech), и с помощью инженера Сэмюэля Маккеуна описание изобретения было составлено. В июне 1941 года они подали заявку, и 11 августа 1942 года Ламарр и Антайль получили патент США 2,292,387 (выданный Ламарр под её замужним именем Хеди Марки) на "Секретную систему связи". После чего начался долгий и удручающий процесс продвижения изобретения в практику.
Хеди поехала в Вашингтон в Министерство Войны (так тогда неполиткорректно называлось Министерство Обороны). Там её долго отфутболивали от одного чиновника к другому, пока она не попала к тому, кто отвечал за новые технические разработки для флота. Она пыталась убедить его, что этот новый метод связи не только важен для управления торпедами, но может быть использован везде, где требуется защищённая связь. Например, говорила она, в разведке с её помощью секретный агент в тылу врага может передавать шифровки по радио без риска быть запеленгованным. Но чиновник скептически, хотя и с естественным интересом, смотрел на Хеди — не хватало ещё чтобы кинозвёзды стали изобретать оружие! Такого до тех пор не бывало. Он даже съехидничал: «Ну, что за чушь вы предлагаете! Вы что, хотите засунуть пианино в торпеду? Мой совет — езжайте обратно к себе в Голливуд и снимайтесь в кино».
Он поинтересовался, откуда ей известно как устроены торпеды? Она объяснила, что ещё давно бывала на секретных совещаниях в австрийской оружейной фирме. Чиновник усмехнулся и говорит: «Так вы, значит, современная Мата Хари!». Его насторожило, что изобретатели — это бывшие граждане Австрии и Германии, страны, с которой Америка в то время воевала. Нет ли здесь какого-то подвоха? Все её усилия ни к чему не привели — она получила от ворот поворот. Мало того, Пентагон конфисковал её замечательное изобретение, засекретил и положил на полку на долгие 20 лет.
Вспомнили про него только в 1962 году во время Карибского кризиса, когда военному флоту понадобилось защищённое от помех управление торпедами и секретная связь между кораблями и подводными лодками. Патент внимательно изучили и на его основе в срочном порядке разработали широкополосную систему связи с прыгающими частотами, разумеется, уже без бумажной ленты с перфорациями, а на современной электронике. Только ни Хеди, ни Джордж не получили за это ни единого цента — срок действия их патента закончился 4 года назад (в то время срок жизни патента был 17 лет).
Про это замечательное изобретение вспомнили ещё раз, когда начались разработки мобильных телефонов. Оказалось, что принцип прыгающих частот идеально подходит для многоканальной беспроводной связи, и сегодня он широко используется в системах WiFi, GPS и Bluetooth, которые встроены в каждый компьютер и каждый сотовый телефон. Но, как и прежде, изобретатели не получили ничего, кроме большого уважения.
Читатель, каждый раз, когда вы включаете компьютер или пользуетесь телефоном, вспомните добрым словом Хеди Ламарр — изобретательницу и талантливую актрису. За выдающийся вклад в технологию связи в 1997 году она получила престижный приз BULBIE Gnass Award — что-то вроде «Оскара» для изобретателей. В следующем году её удостоили медали Австрийской Ассоциации Изобретателей, в 2006 году её именем назвали небольшую улицу в Вене (Hedy-Lamarr-Weg), в 2014 году её посмертно ввели в Зал Славы американских изобретателей, а в 2019 году её именем назвали астероид «32730 Lamarr»..
———
После неудачи с продвижением своего изобретения Хеди не желала оставаться пассивной. Используя свою популярность в Америке, она активно занялась сбором денег для военных нужд. Ей удалось собрать более 25 миллионов долларов (540 миллионов в нынешних деньгах), и, разумеется, она продолжала сниматься в кино.
Наибольший успех ей принесла главная роль в фильме 1949 года «Самсон и Далила». Но после этого снималась она мало, лишь по одному кино в год, а в 1958 году после выхода фильма «Female Animal» решила, что хватит, пришло время на кино поставить точку. Уходить надо вовремя, на пике славы, а не ждать, когда перестанут приглашать. Так, в 44 года она добровольно закончила свою актёрскую карьеру и переехала из Голливуда во Флориду, где купила небольшой дом в городке Касселберри, недалеко от Орландо.
В личной жизни ей не везло — безрезультатно меняла она мужей, всё надеялась найти хотя бы некое подобие своего отца, пока в конце концов не поняла, что в этом поиске у неё удачи не будет. В браке с Джоном Лодером у неё родились трое детей, но после трудных и очень болезненных родов у неё начались психические проблемы, что потребовало долгого и изнурительного лечения. Не желая сидеть без дела, что-то изобретала, писала мемуары, даже пыталась заняться бизнесом. Сама сделала архитектурный дизайн и вместе с бывшим мужем Говардом Ли построила лыжный курорт «Вилла ЛаМарр» в Аспене, Колорадо.
После развода в 1965 году с последним мужем адвокатом Луисом Бойсем она прожила без семьи последующие 35 лет своей жизни. Шли годы, красота увядала, жила она скромно и одиноко. С грустью наблюдала, как безжалостное время стирает с её лица остатки былой красоты. Красивая молодая женщина — это игра природы, а красивая пожилая женщина — произведение искусства. Когда ей исполнилось 60 она поняла, что на природу больше надежды нет и пришла пора обратиться к «искусству». Наивно надеясь повернуть время вспять, Хеди решилась на пластическую операцию. Это была самая большая ошибка в её жизни — операция оказалась неудачной. Когда сняли повязки и она глянула в зеркало, вместо прежнего лица самой красивой женщины в мире, увидела там застывшую маску. Это на неё так подействовало, что она решила больше никогда никому не показываться на глаза и приговорила себя к пожизненному заточению в своём доме.
Она прервала личные контакты со всеми, даже с собственными детьми, и общалась с людьми лишь по телефону. Её неоднократно приглашали на телевидение, но она от всего отказывалась. Когда в 1997 году ей присудили престижный приз для изобретателей «ULBIE Gnass», она отказалась поехать на церемонию и приз был вручён её сыну.
В полном затворничестве провела она последние 25 лет своей жизни и в 2000 году в возрасте 85 лет скончалась в своём флоридском доме. Её сын Энтони Лодер увёз прах матери в Австрию и по её завещанию развеял его в венском лесу, где она в детстве так любила гулять с отцом.
Вебсайт автора: fraden.com
Добавить комментарий