Триптих 

1. Доктор

Ночью Маркони принял сигнал SOS: португальское судно криком кричало на весь Индийский океан о ножевом ранении в живот одного члена экипажа и молило откликнуться хоть кого-нибудь, у кого на борту есть врач. С радиограммой в руках Маркони поднялся на ходовой мостик и вручил её Секонду. Секонд ознакомился с сообщением и принялся колдовать над картой: закончил быстро, выругался матерно и тут же брюзгливо предъявил Маркони: «Вечно ты хохлому всякую на мостик таскаешь…»

– Это мой долг! – гаркнул радист, выкатив глаза, и щёлкнул каблуками.

– Вольно, салага, – осклабился штурман. И, посерьёзнев лицом, добавил. – Надо Мастера будить – они прямо у нас по курсу…

Растрёпанный со сна капитан молча прочитал радиограмму, сверил прокладку курса, что-то прикинул в уме, нахмурив белёсые брови, и резюмировал: 

– Часов десять ходу. Если пойдут нам навстречу – часов в шесть уложимся.

 Ещё раз прошёлся глазами по карте и принялся командовать: 

– Маркони! Свяжись с ними – скажи, что мы идём в их сторону и дай наши координаты. Секонд! Звони Доктору – пусть поднимется на мостик…

Доктор откликнулся мгновенно:

– Слушаю…

– Гена, – выпалил Секонд, – Мастер на мостик тебя вызывает. У нас тут ситуация нехорошая.

– Иду, – протрубил Доктор и отключился.

Прошло 15 минут, никто не пришёл, и Мастер набрал Доктора уже сам:

– Слушаю…

– Гена! Капитан беспокоит – срочно поднимись на мостик.

– Иду…

Прошло ещё 15 минут.

– Он что там, – постепенно зверел Мастер, – роды у буфетчицы принимает?! Или у него каминг-аут внезапно случился?!

Подождал ещё минут десять: смёл радиограмму со штурманского стола и рванул в каюту Доктора. Уже на подходе, едва услышав доносившееся из-за двери докторской каюты «Эх раз, да ещё раз…» в исполнении Высоцкого, капитана посетили первые сомнения в благополучном исходе спасательной миссии. Картина, открывшаяся Мастеру после того, как он вошёл, лишь подтвердила его подозрения: Доктор был основательно пьян, что называется, – в три свиста.

– На, – побагровевший капитан протянул Гене радиограмму. – Прочти это!

С третьей попытки Доктор попал-таки лицом в оправу очков, навёл резкость на листок бумаги в вытянутой руки и углубился в чтение.

– Я не бу-у, – глотая согласные, невнятно прошелестел Доктор, осознав глубину пропасти, внезапно возникшей перед ним, – проводить операцию на рюшной, ик, полости. 

Он хоть и был пьян в стельку, но прекрасно понимал, что за десять лет нахождения в плавсоставе полностью потерял квалификацию. Неплохой рублёвый оклад, валюта, чеки ВТБ, отоварка и небольшой контрабас в конечном итоге прикончили когда-то хорошего врача. Всё на что он был сейчас способен - так это помазать оцарапанный палец зелёнкой и не перепутать снотворное со слабительным.

Тучи, уже сгустившиеся над головой Доктора, развеял Маркони, внезапно появившийся в каюте. Он сообщил капитану, что в их помощи больше не нуждаются: с португальцами вышел на связь французский вертолётоносец и пообещал прислать за раненым вертолёт…

2. Штурман

– Вах, Па́ша, – Тимур Ахметович, первый помощник капитана, неожиданно, прямо-таки как отец родной озаботился состоянием здоровья юного четвёртого помощника, – ти пачему такой биледний? Балееш, да?

– Ага, – соврал Пашка и на всякий случай страдальчески закатил правый глаз: вот, мол, как сильно болею – аж глаза в разные стороны смотрят.

– Иды в каюта. Сейчас пограничники закончат, отвяжемся, тогда и отдохнёш. 

На самом деле Пашка ничем не болел – он боялся: у него от страха тряслись руки и ноги, сводило живот, по спине периодически прокатывали ледяные волны озноба, а на лбу выступали крупные капли пота. Ещё никогда в жизни ему не было так страшно – всё, буквально всё, висело на волоске. Он спустился к себе в каюту, ополоснул лицо под краном и уже вытирался, когда в незакрытую дверь каюты постучались.

– Здравствуйте, – тощий погранец в зелёной фуражке, камуфляже и сапогах внимательно смотрит на обессиленно присевшего на диван Пашку.

– Здравия желаю! – не придумав ничего лучше, брякнул в ответ помертвевший Пашка.

– Ничего запрещённого не вывозите? – прапор тем временем по-хозяйски заглянул в душ, отворил дверцу рундука и сунул туда свой длинный нос. – Валюта, драгоценности?

– Нет ничего, – сдавленно просипел Пашка, в очередной раз обливаясь горячим потом.

– Ну и ладно, – легко согласился погранец. Ещё раз обшарил взглядом всю каюту, вскинул руку к фуражке и заученно оттарабанил. – Счастливого пути! – и пошёл дальше по коридору, цокая, как конь, подковами, а Пашка снова нависал над раковиной и плескал в лицо холодной водой – в зеркале отражалась мокрая перекошенная физиономия со зрачками во всю радужку. Кажется, пронесло…

От Питера до Стокгольма всего 40 часов хода, и надо бы было уже что-нибудь поесть, но есть совершенно не хотелось: на ужине он вяло поковырял вилкой плов, выпил стакан компота и вернулся к себе в каюту. Посидел молча на диване, неподвижными глазами уставившись на кровать – тяжело вздохнул и прошептал едва слышно: «Потерпи, моя хорошая! Уже недолго осталось…»

Ночная вахта тянулась мучительно медленно – стрелки часов, казалось, намертво прилипли к циферблату. Пашка очень старался и многое успел: напортачил со створами, вместо сахара насыпал себе в кофе соли, уронил бинокль и вдобавок обозвал старшего помощника Сергеем Петровичем вместо Петра Сергеевича. После этого старпом отправил Пашку спать: «Иди, Паша! Что-то ты сегодня какой-то квёлый…» Пашка и рад бы был поспать: забыться хоть на несколько часов, отдохнуть от неимоверного напряжения последних трёх суток, но вот беда – не мог он спать, тем более на кровати. Он пошёл в кают-компанию: включил видик, вставил кассету с каким-то боевиком и два часа бездумно наблюдал за зубодробительными похождениями пуленепробиваемого супергероя.

Привязались поздно вечером: погранцы, таможня, туда-сюда – выгружать начнут только завтра утром, закончат к вечеру, и сразу же судно отправляется дальше, в Эдинбург. Предстоял тяжёлый день, наполненный десятками различных дел: получение ГСМ, погрузка продуктов, выгрузка груза и т.д., и т.п. – экипаж быстро угомонился и разбрёлся по своим и чужим каютам. Пашка стойко сидел в кают-компании, сидел до последнего человека и ещё час после того, как разошлись все. В два часа ночи он поднялся к себе в каюту, запер дверь на ключ и, приложив ухо к двери, минут пять прислушивался – тишина. Потом подошёл к кровати, поднатужился и тихонько, чтобы не дай бог не скрипнуло или брякнуло, поднял матрац. На дне короба, свернувшись калачиком, лежал человек:

– Вылезай, – шёпотом, одними губами, произнёс Пашка…

Вахтенный матрос у трапа покуривал сигаретку и любовался на отражающиеся в воде огни ночного Стокгольма: стоящая прямо напротив судна, метрах в пятидесяти, тёмная, без огней, машина любопытства у него вызывала – мало-ли где и чего стоит? Не танк ведь… Пашка с двумя чемоданами в руках выбрался из жилой надстройки на главную палубу: огляделся, вокруг ни души – только вахтенный, облокотившись на планширь, обернулся на шум.

– Привет, Паша! – широко улыбнулся матрос, но улыбка его тут же поблекла, едва на палубу через комингс шагнула худенькая девушка в джинсах и синей футболке.

– А это кто? – вытаращил он на неё глаза.

Пашка специально перегораживал дорогу вахтенному, а девушка тем временем молча проскользнула у него за спиной и быстрым шагом пошла к трапу.

– Это моя жена, – доверительно сообщил Пашка матросу и побежал вслед за девушкой.

Вахтенный же накручивал диск телефона, чтобы сообщить о ЧП кому следует. Пока Пашка с женой спускались по трапу, на подмогу прибыли вахтенный офицер и первый помощник капитана.

– А ти куда собрался, Паша?! – сразу же грозно заорал первый помощник, едва увидев Пашку с чемоданами и девушку, убывающих в неизвестность.

Четвёртый помощник, услышав крик, приостановился и поставил чемоданы на асфальт.

– Давно хотел вам сказать, Тимур Ахметович, – лучезарно улыбаясь и тщательно подбирая слова, проговорил Пашка. – Идите в жопу с вашим коммунизмом!

– За ними, бистро! – скомандовал душка первый помощник, мгновенно превратившись в свирепого комиссара, и вахтенный офицер с матросом ринулись по трапу на берег, чтобы вернуть беглецов. Но тут заработал двигатель неприметной машины, стоявшей у судна: зажглись мощные передние фары, вспыхнула люстра на крыше и взвыла полицейская сирена. Автомобиль тронулся с места и с визгом затормозил у трапа, непреодолимым барьером встав на пути преследователей. 

– Маладэс, билят! – выдохнул комиссар, глядя вслед удаляющейся паре…

3. Механик

Раньше, много раньше, чем теперь, умерших моряков хоронили прямо в море: упаковывали в саван, привязывали что-нибудь тяжёлое к ногам, читали заупокойную молитву и бросали тело в воду. Но это было так давно, что сейчас, в 21-м веке, когда кое у кого имеется ядерное оружие, можно быть президентом одной и той же страны шесть раз подряд не вынимая, а к Плутону летают космические корабли, представить подобное совершенно невозможно. Именно поэтому механика, неожиданно давшего дуба в рейсе (вместо того, чтобы просто выбросить за борт), засунули в судовую морозильную камеру – по соседству с говядиной, свинятиной и разными другими мясными продуктами и, изменив курс, срочно пошли в ближайший порт, чтобы избавиться от тела. 

На рейде к борту огромного контейнеровоза подошёл портовый буксир: заледеневшего механика переправили на буксир, а контейнеровоз тут же снялся с якоря и пошёл дальше по своим делам. На берегу буксир ожидал специализированный микроавтобус: механик ещё раз сменил транспорт и благополучно был доставлен в местный морг…

Группа истребителей F-16А с эскортом из F-15А неизвестной принадлежности нанесли ракетно-бомбовые удары по энергетической инфраструктуре ряда городов в Персидском заливе. Были основательно повреждены линии передач, разрушены четыре подстанции и обесточены несколько десятков государственных и частных предприятий. Целились по радарам ПВО, но попали и по моргу, где в том числе пребывал в это время механик. Паника, хаос и, как водится в подобных случаях, неразбериха на время парализовали работу всех органов власти. 

Где-то через неделю в морг прибыл представитель фирмы, с которой механик когда-то подписывал контракт (в нём, кстати, было прописано, что в случае смерти тело моряка будет бесплатно отправлено на Родину): ему предъявили красивый гроб красного дерева, внутри которого был ещё один – наглухо заваренный цинковый ящик. Представитель всё тщательно осмотрел и остался доволен: подписал акт приёмки, пожал руки исполнителям и укатил оформлять дальнейшую документацию. Ещё через день гроб был помещён в обычный деревянный ящик, доставлен в аэропорт и погружен в самолёт.

Хоронили на деревенском кладбище, под Приозерском: немногочисленные родственники, друзья, батюшка с кадилом – всё как полагается. Отпели, закопали, помянули: спи спокойно, дорогой наш… Мустафа али-Шахеддин ибн Бармак Шамс-аль-Кадир.

А где же механик?

Моряки в таких случаях говорят просто: ушёл в море и не вернулся…