Лет 45 назад я работал в небольшой медицинской компании в штате Коннектикут. Был я там большой шишкой на маленькой ёлке — начальником инженерного отдела, состоявшего всего-навсего из меня, лаборанта и двух техников. Мы разрабатывали и строили довольно хитроумные приборы для биологических исследований клеточной ткани.
Как-то раз перед перерывом на ланч в лабораторию зашла секретарша и говорит мне:
— Там пришёл какой-то господин. Он хочет поговорить со специалистом по медицинским приборам. Вы не выйдете к нему?
В приёмной ждал элегантного вида седоголовый джентльмен лет шестидесяти; я представился как биомедицинский инженер и спросил, чем могу быть полезен? Он назвал своё имя: Флойд Карлсон, и сказал, что хочет обсудить одну интересную идею, и, если я не возражаю, он приглашает меня на ланч в соседний ресторанчик, где мы сможем поговорить. Я согласился, и мы отправились через дорогу в “кормушку”, куда работники нашей фирмы часто заходили перекусить. Заказали себе по салату с сардинами, и Флойд поделился своей идеей:
— Не уверен, что вы знаете, но у многих животных, включая человека, скелетные мышцы содержат волокна двух типов: медленного сокращения и быстрого сокращения. К примеру, у кур есть белое мясо — оно из быстрых волокон, и тёмное мясо, состоящее из медленных волокон. Тёмное оно потому, что сильно пронизано кровеносными капиллярами. Впрочем, я не о курах. Меня интересуют лошади. У лошадей те же два типа мышц — медленные и быстрые. Фокус, однако, в том, что у одной лошади почему-то преобладают быстрые волокна, а у другой — медленные. Но вот у какой — какие и в какой пропорции, это дело случая. Игра генетики. Очень важный вопрос — как узнать, что там у конкретной лошадки за волокна?
— А почему это важный вопрос? — спросил я. — Не всё ли вам равно, какие у коня или кобылы мышцы? Это же не курица с белым и тёмным мясом. Мы лошадей не едим.
— Мы-то с вами точно не едим, — засмеялся Флойд, — тут дело тоньше. Лошади, с преобладанием быстрых волокон, хороши для бега на короткие дистанции, а те, что с медленными волокнами, показывают лучше результаты на длинных пробежках. Они ещё хороши для тяжёлой работы, например, возить грузы. Причина в том, что медленные мышцы густо пронизаны капиллярами и обильно снабжаются кровью, стало быть, они выносливее и могут работать дольше. А вот быстрые волокна выделяют энергию с большей силой, но только за короткое время. Там капилляров мало, кровоснабжение хуже и они быстрее устают…
— Флойд, — перебил его я, — кому в наш век дело до лошадиных мышц? Сейчас везде трактора и машины…
— Да вы что! — воскликнул он, — а на ипподромах ведь не трактора скачут, а лошади. Когда жеребёнок родится у какой-то призовой кобылы или от миллионного папаши-производителя, очень важно знать, какие у этого жеребёнка мышцы. Когда вырастет, сгодится ли он для состязательного бега,или просто для верховой езды, детишек катать? Призовые лошади стоят миллионы, и жеребята он них идут за огромные деньги, если у них есть хороший беговой потенциал. Тип мышц и определяет этот потенциал. На скачках крутятся бешеные деньги. Если, к примеру, знаешь, что у этой лошади преобладают быстрые волокна — ставь на неё, шансы выиграть в тотализаторe на ипподроме будут куда выше.
— Ну, и как же вы определяете, какие там волокна? — поинтересовался я.
— Есть стандартный метод — особым шприцем берут у лошади биопсию, то есть образцы волокон из разных мышц по всему телу, потом замораживают их в жидком азоте и посылают в Англию в специальную лабораторию. Там делают анализ и отправляют владельцам отчёт. Одна проба стоит десять тысяч зелёненьких – хорошие деньги, да и лошадям это очень болезненно, и вдобавок есть риск инфекции. Владельцы лошадей на это идут весьма неохотно, но деваться некуда.
— Ну хорошо, это всё очень интересно — сказал я, — однако, лошадей у меня нет, на скачках я не играю, и, по правде говоря, не понимаю, чем могу вам помочь?
— Фирма, где вы работаете, как мне говорили, специализируется на приборах для исследования биологических тканей. У меня к вам вопрос, а вернее, деловое предложение — можете ли вы найти способ для определения типа мышечных волокон без всякой биопсии? То есть, не протыкая шкуру лошади, а через её поверхность, быстро и безболезненно. Если можете, я оплачу все расходы на разработку, потом мы наладим производство таких приборов, а прибыль поделим пополам. Как вам это предложение?
— Мне надо подумать прежде, чем я смогу вам сказать что-то определённое, — ответил я помедлив. — Кроме того, не забывайте, что я на зарплате в этой фирме и без позволения хозяина заниматься бизнесом на стороне не имею права. Дайте мне несколько дней, я вам позвоню.
На этом наша беседа о быстрых и медленных мышцах закончилась и мы распрощались. Вернувшись в компанию, я зашёл в кабинет к хозяину и рассказал ему об этом разговоре. Он к идее детектора лошадиных мышц отнёсся весьма скептически и сказал, что для его компании такой лошадиный бизнес не по профилю, да и финансово он не видит выгоды. Однако, если мне интересно, он не против того, чтобы я в свободное от работы время что-то для Флойда Карлсона придумал.
У меня дома было несколько книг по анатомии человека и животных, и я довольно быстро разобрался с мышцами. Вскоре мне пришла в голову идея, как сделать такой детектор быстрых и медленных волокон. Суть идеи была в том, что медленные мышцы значительно гуще пронизаны капиллярами, а капилляры наполнены кровью — хорошим проводником электрического тока. Значит электрическое сопротивление быстрых и медленных мышц должно заметно разниться. Особенно вдоль и поперёк волокон. На основе этих соображений я разработал электронные схемы датчика и детектора, сделал чертежи механических деталей, а затем позвонил мистеру Карлсону:
— Послушайте, Флойд, у меня есть кое-какие соображения, как сделать поверхностный измеритель мышц для лошадей. Он будет несколько напоминать стетоскоп, где вместо мембраны установлены электроды, то есть электрические контакты, а вместо резиновых трубок будет электрический кабель к измерительному прибору. Я уже сделал чертежи; приходите, я вам их отдам. Надо только найти какого-то механика, чтобы изготовить детали этого детектора.
Флойд нашёл механика-умельца, дней через десять принёс мне все детали, а на уик-энде я смонтировал электронную схему и собрал прототип мышечного детектора в небольшом пластмассовом чемоданчике. На конце кабеля был круглый датчик-«стетоскоп» с электродами. Для исследования мышечных волокон электроды надо было смазывать специальным токопроводящим гелем и прижимать к шкуре животного в месте, где находилась интересующая нас мышца.
Лошадей для испытаний поблизости не обнаружилось, поэтому я измерил свои бицепсы, но прибор показал цифры, которые ничего мне не говорили. Откуда мне было знать, какие там у меня под кожей мышцы – быстрые или медленные? Я позвонил Флойду, он сразу приехал, и я ему показал, как работает прибор, но что означали цифры на дисплее — совершенно непонятно. «Хорошо бы, — говорю, — найти где-то несколько лошадей, у которых раньше брали биопсию и свойства их мышц известны. Мы этих лошадей обмеряем и сравним биопсию с показаниями нашего прибора, чтобы его откалибровать».
Флойд обрадовался и сказал, что с этим проблем не будет. У него есть несколько знакомых конюхов на ипподроме «Парк Бельмонт» на Лонг-Айленде, что недалеко от Нью-Йорка, мы туда поедем и, он уверен, они нас допустят к их призовым лошадям.
В следующую субботу я на машине поехал в Парк Бельмонт. Подкатил к конюшням и сразу увидел Флойда, который ждал меня на паркинге. Я достал из багажника свой чемоданчик с мышечным детектором, и мы пошли к одной из входных дверей. Меня поразило, что почти около каждой конюшни стоял или Роллс-Ройс или Бентли. Я спросил Флойда:
— Насколько я понимаю, в конюшнях находятся призовые лошади, которые стоят миллионы долларов. Видимо, эти роскошные автомобили принадлежат владельцам лошадей?
Флойд засмеялся:
— Ну что вы! Лошадиные владельцы — действительно очень богатые люди, но они народ скромный, приезжают навестить своих лошадок на простых машинах, Шевроле или Тойотах. А на Роллс-Ройсах ездят жокеи. Вы наверняка над этим не задумывались, но я вам скажу: жокей — это такой маленький человечек, у которого мозгов явно меньше, чем у лошади, на которой он скачет. По правилам ипподрома он получает 10% от выигрыша, а потому довольно скоро успешный жокей становится сказочно богат. Но поскольку ума у него нет, как использовать деньги он сообразить не в состоянии. Единственное, что приходит в его безмозглую голову, купить страшно дорогой автомобиль, чтобы этим уесть других жокеев. Чем дороже, тем круче. Так что не удивляйтесь: таков мир ипподрома. Вы меня тут у дверей подождите с чемоданчиком, туда без разрешения посторонним входить нельзя. Я пойду сначала сам и постараюсь уговорить конюхов, чтобы нам позволили измерить мышцы у лошадей.
Флойда не было с четверть часа, а когда он вышел, сказал, что конюхи боятся подпускать к лошадям незнакомых людей, да ещё что-там с ними делать, и уговорить их невозможно. Однако, в конюшне как раз оказались два владельца трёх призовых коней с известной биопсией, и они в принципе не возражают, но сначала хотят узнать у меня детали опыта. Затем Флойд провёл меня внутрь и познакомил с двумя джентльменами. Я им рассказал, как работает детектор и как будут проходить измерения. Услышав, что через электроды пойдёт электрический ток, они сначала заволновались, но я их успокоил, сказав, что ток очень слабый, и я могу это доказать на личном примере. Затем я закатал рукав, прижал датчик к руке и включил детектор. На дисплее появились цифры, а со мной ничего не случилось. После этого мне позволили подойти к лошадям.
За какие-то полчаса я промерил мышцы на ногах и крупах трёх красавцев-скакунов и записал цифры в свою лабораторную книгу. Владельцы, Флойд и конюхи на всё это смотрели с интересом и даже изредка помогали — придерживали строптивых лошадок, чтобы те не суетились. Когда всё было закончено, я дал номер своего факса лошадиным хозяевам и попросил, чтобы они мне прислали копии отчётов по биопсии. После этого мы с Флойдом разъехались по домам.
Тем же вечером я получил два факса со всеми данными и занялся обработкой эксперимента. После того, как всё было готово, стало ясно, что мой прибор даёт верные показания где-то в 70% случаев, что для начала совсем неплохо. Но главное — я понял, как надо его улучшить. Я сделал изменения в схеме, позвонил Флойду и попросил для проверки улучшенного детектора организовать ещё один раунд испытаний на тех же самых лошадках. Он обещал всё сделать в самое ближайшее время. Вскоре он мне перезвонил и сказал, что будет ждать меня в субботу в час дня на ипподроме у тех же конюшен, что и в прошлый раз.
Когда в субботу часов в десять утра я открыл гараж и сел в машину чтобы поехать на Лонг-Айлэнд, увидел, что на улице около моего дома стоит чёрный кадиллак, загораживая мне выезд. За рулём сидел водитель. Я посигналил, но кадиллак не сдвинулся с места. Тогда я вышел из гаража и направился к его водителю, чтобы попросить отъехать. Едва я подошёл, как дверь машины открылась и вышел коренастый человечек, в синем костюме, с зубочисткой в пухлых губах и солнечных очках. Это меня слегка удивило — день был совсем пасмурный и даже смуглый, как и этот мускулистый коротышка. Ещё больше я удивился, когда он назвал меня по имени, потом открыл заднюю дверь и вежливо предложил мне сесть внутрь. Я ответил, что у меня для шуток нет времени, на кадиллаке мне кататься неинтересно, я тороплюсь на деловую встречу. Затем снова вежливо попросил его отъехать от гаража. Но он замотал головой, вынул изо рта зубочистку и сказал с заметным итальянским акцентом:
— Мой босс приглашает вас на ланч. Дам вам дружеский совет: не упрямьтесь, садитесь в машину и поехали. Если мой босс кого-то пригашает, это большая честь, и самое разумное принять приглашение. Так для вас будет лучше. Поверьте, я знаю, что говорю — почти никто ещё не отказывался. А кто отказался, потом сильно пожалел. Капиш?
После такого убедительного приглашения, я понял, что дело принимает пикантный оборот и для моего здоровья будет безопаснее не артачиться. Я закрыл гараж, вернулся к кадиллаку и послушно сел на заднее сидение.
Машина выехала на 95-й фривей и покатила в сторону Нью-Йорка. Водитель поставил кассету с итальянскими песнями в исполнении Дина Мартина, всю дорогу, не вынимая зубочистку, подпевал себе под нос, а со мной не разговаривал. Я сидел молча, обдумывая, как бы мне сообщить Флойду, что встреча не состоится (мобильных телефонов те годы ещё не было), но главное — пытаясь осмыслить, что это всё могло значить?
Через полтора часа мы въехали в Манхеттен, проехали вдоль Гудзона, затем по 24-й улице свернули на 9-е Авеню и вскоре остановились у невзрачного пятиэтажного кирпичного дома с пожарными лестницами по фасаду. На первом этаже был итальянский ресторанчик под вывеской «Пепе Галло — настоящая сицилийская еда». Водитель вышел, почтительно открыл мне дверь кадиллака и показал на вход в ресторан: «Идите туда».
У входа висела табличка «Закрыто», но дверь была не заперта. Я вошёл, огляделся и стал глазами искать, сам не зная кого. Внутри было довольно сумрачно, на потолке крутился вентилятор, за двумя столами пили пиво человек пять или шесть, все мужчины. В дальнем углу за столом, покрытым белой скатертью, с бокалом вина в руке сидел пожилой господин с большим мясистым носом, ёршиком седых волос и сильно морщинистым лицом. Увидев меня, он помахал мне рукой, и я подошёл.
— Рад, что вы нашли время со мной перекусить, присаживайтесь, — сказал он не столько с акцентом, сколько с лёгкой итальянской интонацией, — давайте познакомимся: моё имя Тони. Так меня и зовите: «Мистер Тони».
Я сел к столу напротив него. Тут же перед нами словно из воздуха нарисовался коротенький человечек со сдобным румяным лицом, в белом фартуке и колпаке; не то сам хозяин, не то шеф-повар, а скорее всего, тот и другой в едином обличии. Он подобострастно склонился, улыбчивой физиономией и всей своей округлой фигурой изображая знак вопроса.
— Сделай-ка нам, Пепе, аррабиату, как ты умеешь. Да соуса не жалей, — сказал Мистер Тони и затем, обращаясь ко мне: — Очень вам рекомендую. Никто, кроме Пепе, так не делает аррабиату. Пальчики оближешь. Как? Не знаете, что это такое? Ай-яй-яй, стыдно, молодой человек! Да это же макароны «пенне ригате» с пикантным соусом из пеперончино. Обожаю всё острое!
Пепе умчался на кухню, а Мистер Тони продолжал:
— Я ведь для чего вас пригласил: хочу узнать про удивительную машинку, что вы сделали для мистера Карлсона. Как мне объяснили, она может определять, какая лошадь выиграет на скачках. Я в технике не силён, так вы мне по-простому объясните — это что, действительно так?
— Мистер Тони, — сказал я с раздражённой интонацией, — по правде говоря, я весьма удивлён, что меня так бесцеремонно привезли сюда в Нью-Йорк кушать макароны. Даже не спросив моего согласия! У меня была назначена встреча с мистером Карлсоном, и теперь я на неё опоздал. При всём моём к вам почтении, я же вас не знаю и не понимаю, почему я должен рассказывать незнакомому человеку про наши с Карлсоном дела. Это ведь наш с ним бизнес, и ничей больше.
— Ах какая досада, — покачал головой Мистер Тони, ничуть не обидевшись на мой тон, — значит, мой шофёр вам ничего не объяснил? Ну ничего, это легко поправить. Сейчас поймёте. Я, как бы это вам поделикатнее сказать, являюсь кем-то вроде… президента в некой… э… скажем так: корпорации, которая, среди прочих вещей, имеет интерес в беговом бизнесе. Ясно? Рад, что вы понимаете. Поэтому нас очень интересует ваша машинка. А с мистером Карлсоном у вас проблем не будет, мы с ним уже договорились. Ваша встреча с ним отменена, и он просил вам передать, что не возражает, если вы мне всё расскажете.
— Ну, если вы с ним договорились и он согласен, тогда O-Кей, — ответил я. — В двух словах дело обстоит так. Похоже, вас ввели в заблуждение и неверно сказали, будто мой прибор сможет предсказать, какая лошадь выиграет на скачках. Он это сделать не в состоянии. В лучшем случае детектор лишь определит, есть ли у лошади хороший шанс быстро бегать. Только шанс, но никакой гарантии выигрыша. Хотя, думаю, и это не мало. Не хочу морочить вам голову техническими деталям, скажу лишь, что детектор пока в начальной стадии, его надо испытывать на лошадях, делать всякие модификации и доводить до кондиции, прежде чем им сможет пользоваться неопытный человек, скажем, конюх. И потом у меня пока есть лишь лабораторный образец и до серийного производства ещё долгий путь.
— Ну что за проблема! — улыбнулся Мистер Тони. — Кому нужно серийное производство? Два-три экземпляра — это всё, что требуется. Я предлагаю вам изготовить такие машинки для моей… э… корпорации. Для испытаний на ипподроме вам будет дана полная свобода: когда хотите, на каких лошадях, сколько угодно — всё, что пожелаете. Мы это берём на себя. Вы мне только скажите, какие у вас будут расходы, мы всё оплатим. Наличными, без вопросов. О деньгах не беспокойтесь. Когда сможете показать, что ваш прибор действительно определяет, есть ли у лошади лучшие шансы на выигрыш, вы в накладе не останетесь. Я лично вам обещаю. Держите меня в курсе всех дел, запишите мой телефон (он продиктовал). Да, вот ещё что. С мистером Карлсоном вы больше не кооперируйтесь, у него сейчас другие интересы. Будете работать на меня. И обязательно дайте мне знать, если кто-то ещё будет интересоваться вашим изобретением. Это важно. Договорились? Ну ладно, хватит о бизнесе. Сейчас, мы попросим Пепе приготовить нам на десерт канноли. Для вашего образования — это трубочки с кремом; таких божественных, как здесь, даже в Сицилии не найти. Пепе — просто кулинарный волшебник! Попробуете - и сами убедитесь.
После того, как я отведал канноли (которые действительно были превосходные), тот же шофёр с зубочисткой в пухлых губах отвёз меня обратно домой в Коннектикут. По приезде я сразу же позвонил Флойду. Он к телефону подошёл, но говорить не хотел и быстро закруглил разговор. Однако где-то через час он появился на пороге моего дома, мы пошли прогуляться по улице, и я рассказал ему про свою поездку в Нью-Йорк. Флойд сказал:
— Дело приняло неприятный и даже опасный оборот. Похоже, кто-то, скорее всего. один из конюхов, разнёс слух о лошадином детекторе и это дошло до нью-йоркской мафии. Сегодня утром их люди на меня наехали и велели этим делом больше не заниматься, не то… Сами понимаете, что. Мафия меня хорошо знает ещё с сороковых годов. Я тогда был молодым адвокатом и работал помощником Томаса Дьюи в юридическом отделе Нью-Йорка. Не помните Томаса Дьюи? Ах да, вы тогда ещё были ребёнком, да и жили на другом конце света. Так вот, в 1948 году Том был кандидатом в Президенты США, а я был менеджером его избирательной кампании, но он проиграл Трумэну. Ещё до президентской гонки он служил главным прокурором Нью-Йорка, где прославился борьбой с мафией. Я работал под его началом и активно ему в этом деле помогал, так что я был у мафии на виду. Это всё было в прошлом, давным-давно, без малого сорок лет назад. Я от этих дел давно отошёл, занимаюсь сейчас мелким бизнесом. Тем не менее, моё имя мафия хорошо помнит, ещё с тех далёких времён. Когда они сегодня утром на меня наехали, я решил, что лучше им дорогу не перебегать, хочу спокойно дожить свой век, без хлопот.
— А кто такой «Мистер Тони»?
— Этот Тони, который с вами говорил в ресторане, — глава большой мафиозной семьи. То, что сейчас по-киношному называется «крёстный отец», хотя, разумеется, они его так не зовут. Тони хочет захватить в свои руки ипподромный тотализатор, а потому ему интересен ваш детектор, так как это может дать ему какое-то преимущество. В Нью-Йорке есть ещё несколько «семей», которые тоже не прочь протянуть руки к скачкам. Между семьями всегда идёт война за сферы влияния. Если конкуренты узнают, что вы для Тони делаете лошадиный детектор, окажетесь между молотом и наковальней. А они про это узнают наверняка, не сомневайтесь, и вам тогда несдобровать. Это лишь вопрос времени. Нужны вам эти проблемы? Мой совет: сделайте так, чтобы ваш прибор не работал или работал плохо, чтобы Тони к нему потерял интерес. Какие к чёрту лошади! Надо о своей голове думать, а не о лошадях — с такими делами можно легко голову потерять. Сам себе удивляюсь — как же я раньше не сообразил, что может так получиться! Нет, нет, этот детектор не нужен ни мне, ни вам. Никогда не знаете, чем всё может кончиться. С мафией лучше никаких дел не иметь. Себе дороже…
———
Работу над детектором я забросил, «Мистеру Тони» не звонил и хотел надеяться, что он про меня забудет. Впрочем, надежда была слабая — такие люди, как он, никогда ничего не забывают. Должен признаться, что висевшая надо мной неопределённость действовала мне на нервы. Я вздрагивал при каждом стуке в дверь и при каждом телефонном звонке, а приезжая домой с работы, озирался по сторонам: не запаркован ли где поблизости чёрный кадиллак? В таком нервном напряжении прошло три или четыре недели, а потом всё неожиданно разрешилось самым драматическим образом. Да таким, какой я меньше всего ожидал!
Однажды, когда я смотрел по телевизору вечерние новости, вдруг объявили, что в Манхеттене, среди бела дня при выходе из ресторана неизвестными лицами вместе со своим телохранителем был застрелен нью-йоркский мафиози, глава преступного синдиката — наркотики, проституция, тотализатор и прочее. На экране была показана толпа зевак у ресторана (нет, не того, где я знакомился с аррабиатой и канноли), на асфальте пятна крови, жёлтые полицейские ленты оцепляли место преступления. Корреспондент из ТВ брал интервью у свидетелей, которые, на самом деле ничего толком не видели, а лишь слышали хлопки выстрелов. Наконец, телестанция разыскала в архиве фотографию жертвы — и о радость и облегчение! На экране появился большой мясистый нос и знакомое лицо, исчерченное морщинами. Да, это был никто иной, как «Мистер Тони» собственной персоной! Теперь уже бывшей персоной…
С тех пор ни один человек, включая Флойда, не интересовался моим лошадиным детектором, первый и единственный образец которого в чёрном пластиковом чемоданчике много лет пылится у меня в гараже.
Веб–сайт автора: www.fraden.com
Добавить комментарий