«Людей неинтересных в мире нет»
Евгений Евтушенко
Мичман Дурнев (фамилия не придуманная), Иван Сергеевич, здоровенный, словоохотливый дядька-пенсионер, с огромными ручищами, нос... не картошкой даже, а целой картофелиной, был моим соседом. С тех пор, как он узнал, что я тоже служил на флоте, мы с ним сблизились. Сблизились вот как. Завидев меня во дворе, он приглашал меня на свою скамейку, я усаживался, и Иван Сергеевич начинал что-нибудь мне, салаге, по сравнению с ним, салапету и салабону рассказывать или доказывать. Как слушатель я его устраивал, потому что и слушал, и не возражал. Правда, слушать бывшего мичмана было интересно. Когда распался Советский Союз, он немедленно высказал свою точку зрения на событие.
-Всё будет в порядке, - успокаивал он меня. - Поиграются и вернутся. Или вернут их. Вернем, вернем, не сомневайся! - И мичман подносил к моему носу такой могучий кулак, что сомневаться я сразу же переставал. Только думал, завидуя: "Мне бы его уверенность!"
Парабеллум
В день Победы я увидел Ивана Сергеевича на той же скамейке. Он только что вернулся с демонстрации, его пиджак был увешан двумя десятками медалей и других наград. Но поверх медалей был орден Красной Звезды. Опа!! Я знал, что это один из самых высоких орденов в стране, что его давали за настоящее, и спросил, присев на скамейку, за что именно он его получил.
Мичман Дурнев воевал в Финскую кампанию. Тот ее эпизод, где он отличился, выглядел так. Был флотский десант на финский берег. Зима, хвойный лес, глубокий снег, мороз. Маскхалаты. И финский снайпер-"кукушка", который оставляет неподвижными в снегу одну за другой фигуры краснофлотцев. Движение десанта остановилось. Мичман, буровя снег, ползет вперед. В его руке только парабеллум, тяжелая "машинка" с длинным стволом и крупной мушкой.
Остановился, прорыл в снегу яму поглубже, подождал, поднял осторожнейше голову над снегом. Стал оглядывать лес. Неподвижные зеленые высокие и густые сосны и ели. Где-то за гущей ветвей скрывается "кукушка". Нужно дождаться ее выстрела, тогда, может быть, он определит место финна. Тишина, снег, мороз - такой, что, чувствует он, рука в шерстяной перчатке, которая держит тяжелый пистолет, перестает его слушаться. Прежде всего пальцы. И первый из них - указательный, лежащий на ледяном спусковом крючке. И мизинец, конечно, самой природой отделенный от четырех. Его бы растереть, чтоб не отмёрз, но пошевелиться нельзя. Ведь финн так же, как он, следит за каждым движением на том пространстве, который выбрали для атаки русские.
Метрах в 30 от мичмана лежит полузанесенная снегом упавшая сосна. Снайпер может быть - скорее всего! - за ней: сосна длинная, место лёжки можно менять. Будь он на дереве, как и полагается "кукушке", наверняка бы увидел уже продвинушегося вперед русского. Туда всё внимание, на сосну!
Началось то, что называется на языке снайперов дуэлью. Иван Дурнев, подложив левую руку под правую, водит стволом парабеллума от вершины сосны до ее комля. И финн наверняка не спускает глаз со снежной площади за сосной. Ему, должно быть, лучше: он в шубе, и подстилка есть, от глаз закрыт густой хвоей, термос с горячим кофе у него, лежит, знай, постреливает.
А Иван Дурнев головы не подними, рука уже задубела, онемели колени, в животе лёд и, главное, указательный палец может уже не подчиниться. Наверно, и побелел уже. Мизинец - черт с ним, с мизинцем...
Мы сидим на скамейке, вокруг нас зеленый праздничный май, а моего рассказчика, да и меня частично, перенесло в зиму 1939 года, на чужую финскую сторону, в напряженную тишину снайперской дуэли...
Пересидел мичман финна, перележал, перемерз! Шевельнулась ветка в зеленой массе сосны, палец подчинился, пистолет ахнул, дернулся... За сосной послышался вскрик из тех, которые не обманывают... Но Иван Дурнев еще минут пять лежал, вслушиваясь в тишину на снежном поле и в лесу впереди. Потом пополз. Переметнулся через сосну, увидел ткнувшегося лицом в снег снайпера, брызги крови у его головы. Отбросил пистолет на умятый за сосной снег, стянул зубами шерстяные перчатки, бросился к финну... перевернул его... расстегнул шубу... куртку... задрал толстенный свитер и рубашку с ворсом и... сунул задубевщие руки ему подмышки, здесь было единственное в этой чужой местности, с 25-градусным морозом, тепло...
Руки бойцу надо было срочно спасать, а где их еще спасешь, как не подмышками только что убитого им финна?..
За "проявленную в бою с белофиннами храбрость и самоотверженность, благодаря которым был уничтожен вражеский снайпер" мичман Иван Дурнев и был награжден орденом Красной Звезды.
И "Красная Звезда", и честное признание о том, чем кончилась дуэль на морозе (это не придумаешь), сказали мне, что всё остальное так и было: финская сторона, лес, глубокий снег, "кукушка" за упавшей старой сосной, долгое выжидание и наконец выстрел парабеллума.
КОРОЛЕВСКОЕ «ЯБЛОЧКО»
Разговор с королевой Великобритании можно, конечно, и сочинить, но я бывшему мичману стал после первого рассказа доверять.
Было так. В 1953 году советский крейсер "Свердлов" прибыл в Великобританию для участия в параде королевского флота. "С дружеским визитом", как было принято тогда говорить. Пришвартовался на предназначенное место, отказавшись от лоцмана, за 12 минут - в отличие от американского корабля, который швартовался с лоцманом 2 часа, в отличие от французского, который швартовался 4 часа. Это был триумф.
Мичман Дурнев был среди личного состава корабля, он - участник флотского Ансамбля песни и пляски, которым тоже можно удивить англичан. Мичман танцует "Яблочко" в форме рядового матроса (суконка, гюйс, клёш, бескозырка, белые перчатки) и лих в танце как никто!
Дальнейшее я передаю приблизительно: признаться, я не очень внимательно слушал Ивана Сергеевича, потому что не знал, использую ли когда-нибудь байки (но не травлю!) старого моряка.
Ансамбль выступал где-то - может быть, на палубе крейсера, может быть, на сцене какого-то театра, может, даже во дворце - в присутствии, по словам рассказчика, королевы Великобритании (теперь я понимаю, "королевы-матери", Елизаветы Боуз-Лайон). Было "Яблочко" в исполнении моряков и Ивана Дурнева, центра композиции. И таким это "Яблочко" было зажигательным, таким англичанами не виданным, что королева, опять-таки по словам рассказчика, подозвала его к себе и сказала, что... хотела бы иметь такого сына, как он! Мичману слова королевы перевели, он классно, сорвав бескозырку и подметя ленточками не то палубу, не то пол, поклонился ей, в стиле "Яблочка", и героем вернулся в строй моряков...
В рассказ Ивана Сергеевича можно верить, и вот почему. У королевы-матери не было сыновей, а было две дочери: старшая - ставшая королевой Великобритании, Елизавета Вторая. Младшая же, Маргарет-Роуз, слыла "мятежной" принцессой, она "отличалась скандальным характером, была завсегдатаем лондонских ночных клубов, охотно появлялась в обществе рокеров, со стаканом спиртного и длинным мундштуком в руке". Понятно, что королева-мать жалела, что у нее нет сына, будущего короля Англии, и комплимент Ивану Дурневу, лихому моряку, ладному мужику, хотя и был придворным, но не вынужденным.
Можно рассказу и не верить. Когда Иван Сергеевич докладывал мне эту занимательную ситуацию, я машинально глянул (каюсь) на его нос-картофелину и вскользь подумал, что королевскую семью охватили бы смятение и переполох, явись в ее компанию претендент на престол с таким украшением на лице.
Ну, не буду ни на чем настаивать, никого охаивать, за что, как говорится, купил, за то и продал. Да и кто теперь меня поправит? Нет в живых ни Елизаветы, королевы-матери, ни Ивана Дурнева, мичмана-орденоносца, мичмана-плясуна...
Добавить комментарий