Нелька по жизни считала себя невероятно удачливой. Самой первой и важной удачей было то, что ей достался очень креативный ангел-хранитель: он обеспечивал незабываемыми радостями, приключениями и встречами, знакомством и дружбой с необыкновенными людьми, которые, если б не ее ангел, и не взглянули бы в ее сторону, такой обыкновенной, ничем не выдающейся личности. Ну судите сами: серебряную медаль при выпуске из школы, дающую возможность поступать в институт без экзаменов, получила случайно, там случайно забрела в акробатическую секцию, подружилась и влюбилась, как и все акробаты, в тренера, прославленного многократного чемпиона СССР, потом случился Всемирный Фестиваль молодежи и Нелька вместе с еще пятью тысячами гимнастов и акробатов московских ВУЗов после месячных тренировок по 12 часов в сутки на раскаленном плацу военной казармы в Лефортово (хорошо было в это жаркое лето солдатикам, вывезенным ради студентов за город на отдых) выступила в Лужниках на стадионе на открытии Фестиваля перед иностранцами. Нельке опять повезло: в каждом «звене» было по запасному мальчику и девочке – вдруг с кем-либо что-то случится. На самом последнем прогоне в Лужниках всем, наконец, раздали костюмы для выступлений. И вдруг тренер предложила именно Неле посидеть на трибуне, а в прогоне поучаствовать запасной. Нелька с замиранием духа глядела на чудное, просто сказочное действо, происходящее на поле, замечательно продуманное и срежиссированное талантливыми художниками. Не иначе, как опять постарался ангел.
Пока Неля потела в Лефортово, ее группа укатила на практику на целину. Нелю отправили с незнакомыми ребятами – три девочки и пять мальчиков, с совсем другого факультета, в Луганск на Тепловозостроительный завод. Поселили на окраине города, где, после нескольких отдельных особнячков для дирекции и руководства цехами, роились, поскромнее и подальше в основном двухэтажные многоквартирные дома для рабочих. Рабочий поселок был связан с заводом единственным трамваем, всегда набитым до отказа и ходившим по расписанию, удобному водителю. Опаздывать же работягам было категорически нельзя, каралось строго.
Девочек повели на конвейер собирать какие-то мелкие изделия, непоседе Нельке невмоготу было представить себя целую смену стоящей на одном месте, и она отправилась с мальчиками в заготовительный цех. Но там мастер, обрадовавшись рослым крепким парням, замахал руками на Нелю и показал огромные чурки, которые следовало таскать по цеху. Пожалев растерявшуюся девчонку, посоветовал: «Иди-ка ты, девонька, в экспериментальный цех, там полно бездельников, может, и тебя возьмут». Неля нашла нужный цех, где было довольно тихо, зашла в крошечный кабинет начальника и, отрекомендовавшись практиканткой подъемно-транспортного факультета МВТУ, стала уговаривать принять ее на практику, тем более, что в цеху собирали экспериментальный тепловоз новой конструкции, а она-де учится в группе именно тепловозостроения. А уговаривать и не пришлось: начальник цеха оказался недавним выпускником МВТУ того же факультета и по той же специальности. И со счастливой улыбкой стал перечислять их общих преподавателей, ностальгически вспоминал «сачкодром» в садочке перед входом, студенческую расшифровку аббревиатуры МВТУ – «мощным войдешь, тощим уйдешь», шуточки типа «МВТУ, наш вуз могучий, стоит на Яузе вонючей». Киоски с почему-то всегда черствыми пирожками с мясом и длинными очередями к ним, так что дожевывать эти пирожки приходилось уже на очередной лекции. И еще многое-многое другое из счастливой студенческой жизни. Нелю он зачислил в цех и определил даже зарплату, в этом цеху, единственном на заводе, платили не сдельно, так как прав был мастер заготовительного цеха: без дела тут часто болтались работяги, на сдельщине бы тут не прожили. У Нели здесь основной работой получились рассказы работягам – одиночкам или группам по три-четыре человека – о Москве, далекой прекрасной столице родины, и о сказочном фестивале. Пару раз она оказалась полезной в деле: один раз, когда вместе с небольшой толпой глазела, как над собранной рамой тепловоза болтался подъемный кран с двигателем, который крановщик безуспешно пытался всунуть внутрь рамы, и мастер спросил: «Ну как, студентка, думаешь надо установить двигатель?» - «Думаю, надо опустить на пол двигатель и поставить его только после того, как разобрать раму, а уж потом раму собрать». - «Ну-ну, - ухмыльнулся мастер, - смотри и учись». Еще через минут двадцать, не глядя на Нельку, мастер скомандовал крановщику опустить двигатель на пол. Второй раз Нелю разыскали специально: цеху заказали изготовить огромную пятиконечную звезду для какого-то важного памятника, и никто не знал, как окружность заготовки разметить на пять частей. На этот раз Нелю зауважали по-настоящему. Мальчишки, бывшие ПТУшники, ходили за Нелей хвостом и выспрашивали, какие им следует взять почитать в заводской библиотеке книжки, в какую записаться спортивную секцию, и Неля с готовностью советовала: для начала - «Молодую гвардию», «Республику Шкид», а спорт – любой, только не бокс. Бокс Нелька ненавидела всей душой, ей казалось неестественным без причины наносить удары и радоваться падению парней в почти бессознательном состоянии.
В конце месячной практики ее послали в бухгалтерию за зарплатой. Она не пошла: за полное безделье – деньги? Она никогда не оправдается ни перед собой, ни перед ее честнейшими родителями.
С девочками, поселенными вместе с ней в просторной комнате двушки, она так толком и не познакомилась, во-первых, потому, что пересекалась с ними лишь по утрам, когда уходила к трамваю, а они только просыпались, чтобы провести полдня дома и отправиться на завод ко второй смене, и поздно вечером, когда все собирались дома и ложились спать, а во-вторых, сама Неля, как правило, приходила, когда они уже спали, потому что с ней произошла первая в ее жизни любовь. Или влюбленность. Или увлечение. Она сама не понимала, что это. Но парень, с которым она проводила вечера, определенно ей понравился. Знакомство произошло так: однажды, болтаясь, как всегда, без дела по цеху, она издали заметила некого молодого человека, явно не цехового, одетого не по-рабочему, а в белоснежной рубашке и модных брючках. Он тоже ее заприметил, наверное, потому, что она была единственной персоной женского пола, к тому же молоденькой и с симпатичными длинными косичками. Подошел, предтавился: «Александр, практикант из института в Ростове-на-Дону. Приехал один, не с группой, скушно и на заводе, и после смены, давайте подружимся и будем вместе проводить вечера, не возражаете?». Чего ж возражать-то? Неле тоже скучно, а парень симпатичный, похоже, не наглый. Стали вместе кататься на трамвае в центр, бродили по пыльным улицам Луганска, угощались мороженым и рассказывали о своих городах и институтской жизни. Саша очень любил хвостиками Нелиных косичек оглаживать лицо и просто теребить их, провожал ее поздно вечером до дома, хоть жил совсем в другой стороне, на прощанье слегка приобнимал и целовал, едва касаясь, губы. Но даже и такие осторожные ласки были в Нелиной жизни впервые. А после того, как одним утром, проснувшись, Нелька обнаружила, что одеяло засыпано роскошными розами, закинутыми через форточку, она подумала, что нашла свою любовь. Девочки, конечно, любопытствовали, но она, если б и хотела, толком не могла ничего объяснить.
Любовная лихорадка, конечно, со временем прошла, переписка затухла, Неля забыла даже, как Саша выглядит, только всю жизнь помнила полыхнувшее счастье при виде тех ночных роз. Такого подвига ради нее никто больше не совершил. Зато другое знакомство, другой человек остался в памяти в малейших подробностях: каждое слово, лицо, вид, походка, действия, рассказ о судьбе, - все поразило ее с первого обращения к ней соседки по квартире, бабы Мани, как она назвала себя в первый же день заселения девочек. От Нелиных сожительниц очень скоро узнала, что Неля еврейка, и что тут началось! Баба Маня ловила минутки, когда Неля могла с ней поговорить, не ложилась спать, сидела на кухне, дожидаясь ее поздно вечером, притаскивала из заводской столовой, где работала уборщицей, котлетку, по утрам Неля находила замоченные с вечера трусики, лифчики, майки выстиранными, высушенными, поглаженными и аккуратно сложенными на табуретке в кухне. Когда она успевала все это сделать? Ведь она уезжала с первым трамваем, чтобы убрать в столовой еще до ее открытия, а приезжала после всех смен, после закрытия. И Неля слушала и впитывала ее несчастную судьбу – абсолютно одинокой, единственной в Луганске еврейки, чудом уцелевшей в оккупированном городе, в который после войны не вернулся ни один еврей, по крайней мере, ей никто из таковых известен не был. Вся ее большая семья была уничтожена, и у нее сохранился только адрес какой-то очень дальней родственницы, десятой воды на киселе, который дал ей еще до войны ее дядя – так, на всякий случай. Дама эта, Розалия, тогда жила в Москве, баба Маня несколько раз тратилась на марки, посылая письма, но ответа так и не получила. И все же Маняша не теряла надежды и, когда Неля уезжала в Москву, дала ей адрес с просьбой разыскать Розалию и, собрав все свои наличные, купила на рынке несколько красивых крупных яблок, завернув их в снятую тут же с головы единственную полотняную косынку.
Уже на следующий день по приезде Неля отправилась выполнять просьбу бабы Мани. Найдя дом, поднялась на пятый этаж и нажала на кнопку звонка, он был один, что означало, что Розалия живет не в коммуналке. Дверь открыл молодой человек (повидимому, сын, - мелькнуло в Нелиной голове, - отлично, значит, у Маняши на родственника больше) в фартуке и с ножом в руке, а из кухни тянуло очень вкусно чем-то жарящимся.
- Я к Розалии Эммануиловне, - начала Неля.
- Проходите в гостиную, - прервал ее молодой человек и бросился в кухню.
Неля постучала в указанную дверь и, услышав «войдите», ступила в большую, богато обставленную комнату с красивым, на весь пол, персидским ковром. В углу возле журнального столика, в массивном кожаном кресле сидела с книжкой в руках, в роскошном креп-сатиновом халате полная холеная дама лет пятидесяти.
- Здравствуйте, Розалия Эммануиловна, меня зовут Неля, а как зовут вашего … Тут Неля запнулась, не совсем уверенная, как определить молодого человека.
- Это мой муж, Владимир, - поджала губы Розалия.
Нелька смешалась, сжалась в комок на соседнем кресле и долго соображала, что следует говорить дальше, пока Розалия, наконец, не поинтересовалась, что привело девушку по ее душу.
- Да вот, тут баба Маня, то есть Мария Ефимовна, родственница ваша из Луганска привет вам передала и яблочки с рынка, - заторопилась Нелька погасить смущение и неловкую паузу.
- Да что она, в самом деле, думает, что в Москве яблок нету?
Розалия брезгливо дотронулась до узелка и громко позвала:
- Володя!
Мгновенно появившемуся Володе приказала хорошенько вымыть яблоки и выкинуть в помойку Маняшину косынку. Затем с неудовольствием согласилась, по Нелиной просьбе, написать хотя бы не письмо, а коротенькую записку бабе Мане, а уж Неля сама сходит на почту и отправит письмо Маняше.
Пока барыня сочиняла пару фраз, Неля разглядывала комнату. Прямо напротив кресел на серванте увидела нечто странное: в накрытой крышкой стеклянной прозрачной банке что-то пестрое, цветастое ритмично двигалось. «Какой-то механизм или заводная игрушка, что ли?» - подумала она. Приглядевшись, рассмотрела: это билась бабочка, пытаясь вылететь из банки!
- Ой! – не удержалась Неля.
Розалия оторвалась от записки и, довольная эффектом, произнесла:
- Красиво, правда? Залетела в форточку, Володя поймал. Пусть хоть какое-то время порадует глаз.
- Она же живая! Зачем ее так?! Выпустите!
- Бог ты мой, это же всего лишь безмозглое насекомое!
Всю дорогу домой Неля не могла успокоиться, а приехав, тут же стала писать письма: одно – бабе Мане, что у Розалии все хорошо, она очень благодарна за привет и посылку и, вот, посылает записку, а второе – ребятам-ПТУшникам – с советом заниматься любым спортом, только не боксом, потому что невозможно просто так, ни за что ударить человека и не заметить, как ему больно.
Добавить комментарий