Котёнок

Киевский медицинский институт Мария и Виктор в 1963 году окончили вместе. Только она получила диплом детского врача, а он хирурга. Кто знает, любовь соединила судьбы высокого, крепкого, смуглого двадцатичетырехлетнего парня и хрупкой, несколько застенчивой двадцатидвухлетней девушки, обладательницы длинной русой косы, или выдуманное ими обоими чувство. Но после окончания ВУЗа Мария с Виктором поженились и оба попали на работу в Кнышевскую сельскую больницу, за пятьдесят километров от столицы. 

 Кнышев окружал уютный сосновый лес, а жемчужиной центральной части села являлся ставок, неподалёку от которого местное начальство и поселило медиков в однокомнатной квартире двухэтажного дома.

 Не город, не крупное медицинское учреждение, далекий от интеллигентной изысканности круг общения, — всё это совсем не огорчало молодоженов. Впереди ведь была вся жизнь.

 Через некоторое время стало ясно, что детей в семье не будет. Годы шли. Потихоньку, ненавязчиво сначала, Виктор начал поддаваться иллюзиям, упрямо рождающимся после регулярных дегустаций коньяка, недастатка в коем он не испытывал, вследствие щедрых даров, подносимых ему излечившимися от недугов, благодарными пациентами. Алкогольный обман стал затмевать реальность семейной жизни. Нет, доктор не стал алкоголиком, в том смысле, что под заборами не валялся, но упорные объятия зеленого змия становились всё более настойчивыми, хотя с работой своей сельский врач справлялся. И справлялся, на удивление, хорошо.

 Несколько лет жили вместе уважаемые в Кнышеве медики, но потом расстались. Расстались по-доброму, без скандалов.

 Мария Николаевна и Виктор Петрович продолжали лечить Кнышевцев. Хирург получил служебную комнату при больнице, а педиатр осталась в выделенной в своё время молодожёнам квартире.

 Представителей интеллигенции в селе имелась возможность пересчитать по пальцам. А потому, когда двадцатиоднолетний, по-спортивному подтянутый выпускник университета Орленко Игорь Владимирович, в 1988 году попал по распределению в Кнышев, расположенный в 4-й Чернобыльской зоне, и начал преподавать математику в школе, то довольно быстро подружился с другими сельскими учителями, врачами и клубными работниками. 

 Кнышевских школьников, как, впрочем, и детей из других украинских территорий, отмеченных Чернобыльской тенью, летом, а порой и осенью или весной вывозили на оздоровление в различные санатории, детские лагеря, оздоровительные центры аж до 2014 года. Поскольку ответственный и доброжелательный в общении с учениками молодой учитель Орленко семьи не имел и домашним хозяйством обременён не был, то его начали командировать для работы с детьми, направлявшимися в здравницы, с первых месяцев работы в школе. 

 Списки учеников, которые собирались на оздоровление, у врачей должен был всегда заверять именно тот учитель, который управляя группой таких школьников и становился уже воспитателем. Он же получал у врача на каждого ребёнка справки о прививках и перенесённых заболеваниях. А потому с Марией Николаевной, сельским педиатром, Орленко общался часто. Она, в какой-то степени, относилась к Игорю как к сыну, угощая его иногда ароматным, цветочным чаем с домашним печеньем во время совместной работы с медицинскими документами учеников. Возможно, потому что собственных детей не имела. К тому времени доктор прожила уже более пятидесяти лет. Годы сделали из неё довольно полную, немного седоватую, не очень подвижную, но уверенную в себе и быструю при принятии решений женщину.

 Но вот летом 1993 года, за день до отъезда детей в Евпаторийскую здравницу, заболела учительница, вместе с которой Орленко планировал работать у моря. Игорь с озабоченным видом, подписывая в больнице списки группы школьников, пожаловался на это Марии Николаевне, и тогда она, оторвав взгляд от документов, неожиданно предложила:

 — Ну так какие проблемы? Я завтра иду в очередной отпуск. Если руководство школы возьмет меня в воспитатели, то могу поехать на Юг вместо заболевшей вашей коллеги. Думаю, что при общении со школьниками у меня проблем не возникнет.

— Конечно, поедете, если хотите, — обрадованно ответил Орленко, удовлетворенный тем, что ему не придётся одному справляться с четырьмя десятками учеников и не сомневавшийся, что директриса школы разрешит детскому врачу стать на время воспитательницей. 

 Он оказался прав. Вот так и вышло, что педиатр временно переквалифицировалась в педагога. Одну проблему до отъезда оставалось решить детскому врачу. Проблему с котами, которые жили в её квартире, а, точнее, с тремя огромными серыми котами и двумя совсем маленькими беленькими кошечками. Одинокая женщина, вероятно, вкладывала какой-то особый смысл в заботу о братьях наших меньших, и те благодарили её, скрашивая своим существованием одиночество доктора. Если бы не соседка, семидесятилетняя пенсионерка, которая согласилась присматривать за маленькими животными, то попытка попасть с детьми к морю в качестве воспитательницы осталась бы попыткой, но кошачья проблема всё же решилась.

 Евпатория встретила чернобыльцев мягким крымским солнцем и тёплым морем. Со школьниками скучать не приходилось. Нескончаемая череда маленьких и больших неожиданностей — от загрязнённой или разорванной при баловстве одежды и обуви до несправедливых, а иногда справедливых детских обид, — это то, с чем пришлось столкнуться новоиспеченной воспитательнице. Однако, пробираясь в суетливой, временами даже суматошной этой южной круговерти, сопровождаемой детскими слезами и смехом, сложно было не споткнуться с непривычки.

 Профессионализм в любом деле основывается, по-видимому, на естественной тяге к совершенству. Замечательный детский доктор в приморском городе старалась перевоплотиться в добрую воспитательницу. 

 Но вот однажды утром, уже через неделю пребывания чернобыльцев возле моря, Орленко с двумя дежурными мальчиками зашёл в большое, кажущееся полностью стеклянным из-за обилия огромных окон, здание пищеблока, чтобы накрывать для детей столы на завтрак. Двери из зала, уже наполнявшегося вкусными ароматами кухни, выходили прямо на улицу, а потому едва переступив порог, воспитатель сразу был ошарашен открывшимся ему зрелищем. Мария Николаевна, в сереньком сарафане и летних шлёпанцах, находившаяся в столовой, вероятно, с той же целью, что и Игорь Владимирович, стояла в другом конце зала у пустого стола, застеленного яркой, с нарисованными на ней декоратавными цветами, клеёнчатой скатертью, опираясь на стол ладонью левой руки, а в правой держала конец длинной, металлической цепочки, которую обычно носила на шее. Орленко вспомнил, что на другом конце той цепочки висел ключик от комнаты, хотя и не мог его увидеть под столом. Ключик этот двигался размеренно из стороны в сторону, вызывая ассоциацию с математическим маятником. Детский врач, наклонив голову, внимательно наблюдала за его колебаниями.

 «Вот это да, — мелькнула мысль в голове у Кнышевского воспитателя, — вероятно, палящее солнце, переутомление и напряжённость совсем необычной в общем-то для педиатра работы сделали своё дело и с Марией Николаевной случился нервный срыв, а в результате она впала в какой-то ступор, зациклившись на колебаниях ключика. Но... Наверное, это пройдёт скоро... или...»

 Игорь даже не знал, что предпринять. Подойти к уважаемой коллеге и спросить, в чём дело, он не решался, а потому, к удивлению дежурных ребят, которые стояли рядом с ним, только внимательно смотрел на Марию Николаевну не двигаясь с места. Вдруг из-под стола, на который опиралась педиатр, робко выбежал совсем маленький, невероятно пушистый чёрненький котёнок, каким-то непостижимым образом оказавшийся в столовой, и быстро засеменил через открытые двери на улицу мимо воспитателя и детей. Значит, Мария Николаевна играла ключиком с котёнком, которого Орленко не мог заметить под низко свисающей скатертью.

 Озадаченный педагог растерянно зашагал к столам, которые должен был накрывать со своими дежурными учениками, с трудом сдерживая улыбку и про себя откровенно смеясь над нелепой мыслью о детском докторе, возникшей в его голове.

 Уже позже, в поезде, который вёз чернобыльских детей домой, из Крыма в Киев, во время шумного вагонного чаепития Игорь Владимирович честно признался Марии Николаевне в том, что в какие-то евпаторийские минуты засомневался в её психологической устойчивости из-за случая в столовой. После этого признания купе, в котором кроме детского врача и Кропивина сидели еще две воспитательницы из соседнего с Кнышевом села, взорвалось смехом.

 Видимо, те двадцать четыре южных дня, пронизанных морской свежестью, солнцем и массой неожиданных для педиатра педагогических открытий, остались яркой страницей в жизни сельского детского врача. После возвращения в Кнышев уже привычные медицинские будни заполнили жизнь Марии Николаевны. А ещё, конечно, кошачьи заботы. Евпатория же 1993 года в сознании педиатра, вероятно, осталась искренним и светлым воспоминанием.

 Девяностые годы двадцатого столетия бурным потоком проносились по Украине. В те времена мгновенно рождались и внезапно разрушались карьеры, человеческие взлёты и падения смешивались в бешеном калейдоскопе тогдашнего бытия. Так случилось, что через год после Крымского перевоплощения Марию Николаевну назначили начальником отдела охраны здоровья целого района столичной области. А ещё через два года её не стало. Она умерла от банального воспаления легких. О себе же детский врач всю жизнь думала в последнюю очередь, а скольких детей уберегла от смерти за свою не такую уж и долгую, но преисполненную добротой жизнь !